Могикане Парижа
Шрифт:
Однажды утром к ней от имени феи Кариты явился чрезвычайно изящный молодой человек.
Два имени были особенно приятны ребенку, носившему имя Рождественской Розы: одно было имя мадемуазель де Ламот Гудан, другое – имя Сальватора.
Молодой человек, явившийся однажды на порог этого жилища, был не кто другой, как Петрюс.
Сказав старой цыганке при лае собак и карканье вороны те же слова, которые сказал ей Сальватор, он дал понять Броканте, что пора переезжать. Главное, что заставило старуху решиться, было то, как взялся за дело Петрюс.
– Вот
Броканта при этих словах только развела руками.
В самом деле, если, с одной стороны, она и сожалела о своей конуре, то, с другой – ей не нужно было тратить ни одного су, и она, вместо того, чтобы указать художнику на дверь, предложила сесть.
– Вы должны оставить ваш чердак завтра же, – сказал Петрюс.
– О! – возразила Броканта. – Надо же уложиться!
– Вам незачем укладываться: вам нужно продать или отдать кому-нибудь все, что у вас есть. Квартира, которую вам предлагают, отделана заново. Хозяину заплачено за год. Вот квитанции.
Броканта не знала, видит она сон или это все происходит наяву.
После ухода Петрюса она с ключом в руках побежала на улицу Ульм.
Все было так, как сказал Петрюс.
Квартира, состоявшая из четырех комнат и хорошенькой маленькой комнаты на антресолях, была на нижнем этаже, окна ее выходили в садик в шесть футов длины.
По сравнению с чердаком, где жила Броканта, это был дворец! Мы не будем описывать всей квартиры, которая привела, может быть, первый раз в жизни в истинный и бескорыстный восторг Броканту. Мы скажем только о комнате на антресолях, которая, по всей видимости, предназначалась для Розы.
Эта комната, отделанная очень просто, была так изящна и так мала, что походила на комнату куклы. Она была обита розовым ситцем, с бордюром небесно-голубого цвета, с такой же мебелью и занавесями. Фарфоровые вещицы на камине и на туалете все были голубого цвета с букетами, как на ситце, ковер тоже был голубой.
Единственной картиной в этой комнате был медальон в золотой раме, в который был заключен портрет феи Кариты, написанный пастелью, удивительно похожий.
Броканта вернулась домой бегом. Она объявила приятную новость Розе и Баболену. Было решено, что они не завтра, а сегодня же перейдут в дом феи, – так назвали они новое жилище.
Можно легко представить себе, как были ошеломлены Баболен и Роза. Радость последней походила на безумие, когда она увидела в шкафу, не замеченном Брокантой, – он был вделан в стену, – всевозможные греческие и арабские пояса, ожерелья и шпильки.
Это было для Розы сокровищем из сокровищ, настоящий тайник из «Тысячи и одной ночи».
А этот ковер, нежный и бархатистый, по которому она может ходить сколько хочет своими маленькими ножками!
Они устроились в тот же день, и никто, даже сама Броканта, не пожалел о лачужке на Кишечной улице.
На другой день пришел Петрюс, посмотреть, как обустроились новые жильцы.
Все
были счастливы, в том числе и собаки, и ворона.И за все это Петрюс попросил только, чтобы Роза приходила позировать в его мастерскую с Брокантой, или с Баболеном, или с ними обоими.
Роза сейчас же согласилась, но Броканта попросила подождать до завтра, чтобы посоветоваться с кем-нибудь, как ей поступить.
Петрюс предоставил ей полную свободу. Этот кто-нибудь, с кем старуха хотела посоветоваться, был Сальватор.
Сальватор пришел в этот же день, он полагал, что Роза может исполнить желание Петрюса.
В тот день, когда мы видели ее в мастерской, был второй сеанс. Сальватор приходил почти каждый день.
В этот день он пришел со своей собакой, так как Петрюс просил привести Роланда, чтобы заполнить угол на картине.
Известно, что последовало за встречей Роланда и Розы.
На другой день, около восьми часов утра, в ту минуту, когда Роза встала, в дверь постучали три раза, и Баболен, который обыкновенно отворял посетителям, открыл дверь.
Вошел Сальватор. Роза бросилась ему на шею.
– Здравствуйте, мой добрый друг, – сказала она.
– Здравствуй, дитя мое, – отвечал Сальватор, внимательно осматривая ее и раздумывая, обозначают ли ее розовые щечки возвращение здоровья или лихорадочное состояние.
– А Брезиль? – спросила девочка.
– Брезиль сегодня устал: он бегал всю ночь. Я приведу его в другой раз.
– Здравствуйте, г-н Сальватор, – сказала в свою очередь Броканта, начавшая причесываться. – Какой ветер занес вас к нам так рано?
– Я сейчас скажу, – ответил Сальватор, оглядываясь вокруг. – Но прежде скажи, как ты чувствуешь себя в новом жилище, Броканта?
– Как в раю, г-н Сальватор.
– С одним исключением, что тут живет дьявол. Но это твои счеты с Богом. Мне до этого нет дела. А ты, Роза, как ты чувствуешь себя?
– Так хорошо, что я не верю, что я здесь, хотя мне кажется, будто я всегда здесь и была.
– Так ты не желаешь ничего другого?
– Нет, г-н Сальватор, ничего, кроме вашего счастья и счастья принцессы Регины, – отвечала Роза.
– Ув ы! Дитя мое, – произнес Сальватор, – я боюсь, что Бог исполнит только наполовину твое желание.
– С вами не случилось никакого несчастья? – с беспокойством спросил ребенок.
– Нет, – ответил Сальватор. – Я-то, слава богу, ничего.
– Так, значит, принцесса несчастна? – спросила Роза.
– Я боюсь этого.
– О, Боже мой! – вскрикнула Роза, и на ее глазах показались слезы.
– Нет! – возразил Баболен. – Она ведь фея, поэтому это не будет долго продолжаться.
– Как можно быть несчастной с двумястами тысячами ливров годового дохода? – спросила Броканта.
– Ты этого не понимаешь, не так ли, Броканта?
– Право, нет, – заметила старуха.
– Вот идея, мать, – сказал Баболен.
– Какая?
– Если фея несчастна, значит, она не может получить того, что ей бы хотелось?