Могикане Парижа

Жюстен, напротив, казался менее печальным, чем следовало ожидать.

В первые дни, когда он еще не вел занятий в классах, отчаяние его было безгранично. Но потом, испив, так сказать, до дна, до последней капли чашу безнадежного горя, он как будто переродился, окунувшись в живительную купель из горьких трав, – откуда вышел сильный и крепкий, способный поддержать и ободрить других, несмотря на свою крайнюю впечатлительность.

Увидев Сальватора, он встал и пошел к нему навстречу. Молодой человек с чувством пожал его руку. Мюллер подал стул гостю и предложил ему, скорее для очистки совести, чем в надежде получить удовлетворительный ответ, – вопрос, ставший роковым приветствием этого несчастного семейства:

– Новости есть?

С тех пор, как Мина уехала, этот вопрос постоянно вертелся у каждого из них на языке: возвращалась ли Целестина домой, Жюстен и его мать спрашивали ее.

– Новости есть?

Случалось ли Жюстену отлучиться на короткое время из дома, при его возвращении Целестина и мать предлагали ему тот же вопрос. То же самое случалось и с Мюллером при его ежедневных посещениях этого семейства.

Родственники, которые живут в ста шагах от поля битвы и которые дрожат за жизнь дорогих им людей, не могли бы с большим трепетом собирать известия от каждого встречного. В этот день, как мы уже сказали, очередь предложить неизменный вопрос выпала на долю Мюллера.

– Есть! – ответил коротко Сальватор. Услыхав это, Целестина пошатнулась и оперлась о стену, мать мгновенно поднялась со своего места и выпрямилась во весь свой рост, Жюстен упал на стул, Мюллер задрожал.

Никто не решился повторить вопрос.

– Да! – ответил еще раз молодой человек.

– Говорите! Говорите! – закричали все в один голос.

– О! Пожалуйста, не ожидайте слишком хороших вестей, чтобы не разочароваться. То, что я принес вам, столько же печально, сколько и радостно.

– Говорите! – воскликнул Жюстен.

– Говорите! – повторили другие.

Сальватор вынул из своего кармана крошечные часики и, показывая их Жюстену, спросил:

– Прежде всего скажите мне, друг мой, узнаете ли вы эту вещицу?

Жюстен бросился к часам с радостным криком.

– Часы Мины! – воскликнул он, покрывая их поцелуями. – Эти самые часы подарил я ей в последний день ее рождения! Как любила она их! Она уверяла меня, что никогда не расстанется с ними, ни днем, ни ночью, а между тем, они не на ней… О! Скажите, ради бога, – как и зачем рассталась она с ними?

Мать снова опустилась на стул. Она сделала движение головой, будто из ее груди хотел вырваться крик, как у Иакова при виде окровавленной одежды Иосифа: «Хищные звери разорвали сына моего!»

– Нет! Нет! – сказал живо Сальватор. – Нет, будьте спокойны, – ваше дитя живо! Мина не умерла. Я ее видел!

– Вы?! – вскрикнул Жюстен, бросаясь на шею молодому человеку и обнимая его. – Вы видели Мину?

– Да, мой милый Жюстен.

– Где?.. Когда?.. Любит ли она еще меня?

– Она вас любит, любит больше, чем когда-либо, – ответил Сальватор, стараясь сдержать порывы Жюстена и казаться хладнокровным.

– Она сама вам это сказала?

– Да, сказала сама.

– Когда?

– Нынешней ночью.

– Но скажите скорей, где вы ее видели?

– А вы, дорогой Жюстен, дайте мне время рассказать все вам.

– Это правда! – сказал Мюллер, вынимая из кармана фуляровый платок и вытирая слезы, которые невольно катились по его щекам. – Это правда! Ты хочешь, чтобы он говорил, Жюстен, и вместе с тем не даешь ему времени говорить.

– Хорошо, – сказал Жюстен, садясь, – я вас более не спрашиваю, милый Сальватор, я слушаю.

– Слушайте же терпеливо. Имея некоторое дело, о котором считаю лишним говорить, отправился я вчера вечером за город. Я гулял в одном парке. Там, при свете луны, увидал я между деревьями молодую девушку, которая села на скамейку шагах в четырех от того места, где я стоял…

– Это была Мина? – воскликнул Жюстен, не будучи в состоянии сдержаться.

– Да, это была Мина.

– И вы не говорили с ней?

– Напротив, я говорил с нею; она же сказала мне, что любит вас… Несколько минут спустя, – продолжал Сальватор, – явился молодой человек и сел возле нее…

– О! – вздохнул Жюстен. – И этот молодой человек был граф Лоредан де Вальженез, не правда ли?

– Да, это был граф Лоредан де Вальженез, – повторил Сальватор.

– О! Негодяй! – воскликнул Жюстен, скрежеща зубами. – Если бы только он попался мне в руки…

– Если вы не хотите слушать меня спокойно, Жюстен, – сказал Сальватор, – я перестану рассказывать.

– О! Нет, нет, я умоляю вас, продолжайте!

– Я слышал весь разговор их, с первого слова до последнего, и узнал, – не повторяю вам всех подробностей, – что господин Лоредан де Вальженез выхлопотал себе позволение задержать вас.

– Как, задержать? – вскрикнули все вместе.

– Но в чем же обвиняют Жюстена? – спросил Мюллер.

– Да, в чем обвиняют меня? – спросил и Жюстен.

– В похищении малолетней, а наказание за это преступление предусмотрено 354, 355 и 356 статьями Уложения.

– О! Негодяй! – не мог не воскликнуть в свою очередь добродушный Мюллер.

Жюстен молчал, мать не произнесла ни одного слова, ни одна черта ее лица не дрогнула.

– Да, это негодяй большой руки, – сказал Сальватор, – но этот негодяй всемогущ и стоит так высоко, что мы не можем достать его.

– А все-таки!.. – воскликнул энергично Жюстен.

– Да, и все-таки до него нужно добраться, не правда ли? – продолжал Сальватор. – Это ваше убеждение и мое тоже!

– А если я пойду к нему? – вскричал Жюстен, вскакивая, как будто хотел тотчас же отправиться.

– Если вы пойдете к нему, Жюстен, – сказал Сальватор, – он прикажет своему швейцару взять вас и отвести в консьержери.

– А если я, старик, пойду к нему? – спросил Мюллер.

– Вы, господин Мюллер? Он прикажет своим слугам отвести вас в Бисетр.

– Но, что же остается делать? – воскликнул Жюстен.

– То, что делает матушка: молиться… – сказала Целестина.

В самом деле, мать тихим голосом молилась.

– Однако, – вспомнил Жюстен, – вы говорили с ней, следовательно, можете еще что-нибудь рассказать нам.

– Да, я могу окончить мой рассказ. Мина была неподражаема в своей чистоте и достоинстве… Жюстен, она настоящая святая! Любите ее всеми силами души!

– О! – воскликнул молодой человек. – Я ли не люблю ее?!