Могилы героев. Книга первая

В одиночку Карась не приезжал, при нем всегда был высокий тощий парень по кличке Гоцик и водитель, у этого погоняло было еще смешней – Харя. Выбравшись из машины, Карась обыкновенно проводил на улице с четверть часа, ценными указаниями доводя Гоцика до изнеможения. То же самое повторилось и в этот вечер.

– Гоца, сумки тащи в дом!- Распоряжался он, оглядывая окрестности с крыльца дома.- Поминать сегодня будем Лётю. Глеба, Филька с Гунькой у тебя? Нет?! Харя, звони обоим! Скажи, ждем их на поминках. Скажи, Глеб велел передать… Гоцик, сбегай за водой на колодец. С утра чаем отпиваться будем. Вот такие дела, Глеба!- Он ненатурально повздыхал и опять принялся за старое.- Гоца, дуй за водой, я сказал! Харя, ты этим дуралеям позвонил? Тогда, разгружай машину!.. Помянем корешка твоего, Глеба. Знал я его. Лётя мужиком был! Красиво жить не запретишь, Глеба. Рисоваться каждый щенок может. А вот жить красиво, без страха – это надо уметь! Лётя умел… Что с тобой?

– Не обращай внимания,- отозвался Глеб.- Что-то в последнее время чудится мне…

– А в этом случае лекарство одно!- Расхохотался Карась.- Водка! Очень много водки! У тебя где-то здесь столик был. Пойдем-ка, поговорим с глазу на глаз. Харя, дай мне кузовок. НЗ,- пояснил он Глебу.- Всегда должно быть с собой.

Незаметно наступили сумерки. Воздух сделался пронзительно свежим с легким едва заметным ароматом хорошего чая. Глеб дышал медленно и глубоко, уже кожей впитывая этот воздух.

– Хорошо живешь!- Причмокивал губами Карась, пока они огибали дом по мощеной кирпичом дорожке.- Четко в жизни устроился. Ценю!

Дорожка петляла среди кустов смородины и молодых яблонь. Мелкий ранет и яблоневый лист перегнивали на земле, смородина ощетинилась колючими ветками.

Они устроились за лакированным столиком под легким навесом. Карась смел со столешницы жухлые листья и сухие ветки. Неподалеку затопили баню. Пахло вениками и березовым дымом. И вдруг до того резко и отчетливо опахнуло ранней зимой и первым снегом, что в голове у Глеба опять все смешалось, и это бледное вечернее небо и серый дым, вьющийся над голыми кронами деревьев, и прохладная свежесть. Его сердце снова сжало тоской. Он встряхнулся, вытащил из кармана пачку сигарет.

– Всегда хотел устроиться в жизни так же,- говорил Карась, выкладывая на столик НЗ.- Жить-поживать да добра наживать. Но никак не могу я добро нажить. И работал, не покладая рук; и люди со мной делились, а все попусту. Менты шуганули, у вас теперь завис. И снова гол как сокол. Но ты не парься, братан, дела в гору пойдут. Деньги как навоз, сегодня нету, завтра – воз... А они – суки, на коленях прощение просить будут!..

Он вытащил из кармана нож и накромсал большими ломтями хлеб и колбасу. Увидев его, Глеб мгновенно напрягся.

– Я на свете пожил,- тем временем разглагольствовал Карась.- Одно знаю, хватай все без разбору! Живи на полную катушку! Другой жизни не будет. У меня полжизни как в страшном сне прошло, пока не поднялся. А ты смотри, здоровый, молодой, умный. Вместе мы горы свернем!.. Что ты, Глеба, на мой ножик так смотришь? Понравился, что ли?

– Видел я такой недавно,- отозвался Глеб.

– Да, мало ли финок "зона" сработала! Расслабься. С Гуней и Филькой мне нет резона разговаривать, пристяжные они. С тобой толковать надо. Э – эй, ты чего?! Не балуй…

– Карась, это ведь ты Лётю завалил!.. Сука ты, такого пацана зарезал!!!

– Э – эй, Глеба, угомонись. Ты теперь за Лётю!

Глеб ощерился и схватился за рукоятку пистолета в кармане курточки, но вытащить его не успел. Длинная рука метнулась через стол. Карась осклабился, глядя Глебу в глаза, и отпустил рукоятку ножа. Глеб прикрыл рукой пробитую грудь и медленно завалился на стол. Карась подхватил бутылку с закуской и приложился к водке прямо из горла.

– Вот оно как, Глеба-братан,- прохрипел, глядя на убитого.- Не зря тебе чудилось. Я ведь не собирался тебя "мочить"…

На стол натекло крови. Карась брезгливо смотрел на расплывающееся под покойником пятно. Из-под навеса тускло светила лампочка. Карась закурил и рявкнул:

– Гоцик, иди сюда! Прибери. Мертвяка в лес. Зарой его там. С недельку здесь поживем, а там видно будет.

Увидев труп, Гоцик шарахнулся было бежать, но вовремя остановился. По сути, бежать ему было некуда. Так сытно и вольготно как при Карасе он еще не жил.

– Не думал я, что Глебка таким дураком окажется,- тем временем говорил Карась.- Повелся из-за Лётьки как черт какой-то. А вместе мы бы кашу сварили. Это, Гоца, не с тобой "сливу" лопать… А Гунька с Филькой нам деньги сами принесут. Мне от них больше ничего не надо.

Утро было таким чистым и свежим и так одуряющее пахло ранней зимой, что Гоцику сразу же захотелось хлебнуть водки и сигануть в лес, добраться извилистой тропой до реки и устроиться на обрывистом берегу с бутылочкой. И смотреть, как в омуте под обрывом лениво ходит отъевшийся за лето окунь. От этих приятных мыслей лицо Гоцика расплылось в широкой улыбке. Он потянулся всем своим длинным, тощим телом, едва не касаясь кончиками пальцев высокого потолка.

Гоцик стоял возле окна в гостиной. Через дорогу перед домом прохаживался пожилой мужик. Ходил нарочито медленно, можно сказать, совершал утренний променаж. И домик у него был как сказочный теремок. Глядя на него, у Гоцика вдруг перехватило дыхание. Ему вдруг тоже захотелось стать хозяином такого теремка. И чтобы под боком ворчала какая-нибудь корова дебелая вроде Лидки. А то до сих пор живет как бродяга.

Гоцик вполголоса выругался и пошел на кухню. Он хорошо помнил, что в холодильнике осталась водка. На втором этаже в мансарде богатырски похрапывал Карась. Гоцик еще раз со злобой выругался, открыл дверь на кухню и едва не обмочился от страха. На полу кухни лежали в луже крови прирезанные Карасем Гуня и Филимон.

8. Предзнаменование.

Михаил вышел во двор, по привычке уже придерживая рукой правый бок. Поднял лицо к бледному осеннему небу, кожей ощущая изморось, и прошептал:

– Что, брат, допрыгался?..

Наверно в это мгновение он больше всего хотел, чтобы прошлое отодвинулось, чтобы оно больше не давило на будущее.

В мелкую пыль сеялся дождь. Словно на краю вселенной в невыносимой дали от частного сектора грохотал Знаменский металлургический комбинат. Большие города и автострады, банки, торговые центры, ошалевшие от чистогана дельцы и их убийцы – все это осталось в прошлом. В этот момент Михаил так хотел верить в это. А в настоящем была деревянная халупа и последний из его сотоварищей, который ни за какие деньги не продаст друга. И еще с ним была неутоленная жажда мести.

Михаил попытался вспомнить день недели, но не смог этого сделать. Для него дни слились в один сплошной несуразный поток, в скользкую дорожку, на которой он едва удерживался.

– Судьба,- равнодушно говорил Качалов.- В РУБОП позвали – тоже судьба. И с мафией сцепился – она же. Хотя для многих из твоих коллег то же самое стало благом. Миша, ты не хочешь понять главное: в этом мире нет ничего постоянного. Но меняется не наш мир. Меняется то огромное и вездесущее, чему люди придумывают имена тысячи лет. Меняется время. А ты, я, любой из нас всего лишь погружены в эту реку, в наш мир. А эта река – река мертвых, потому что очень немногие способны переплыть ее и выбраться на берег живыми…