Могусюмка и Гурьяныч

«Ведь она чистый-чистый ребенок, так долго чуждавшийся любви. Она всегда так сторонилась меня, — думал он, стоя посреди своего огромного двора. — Но зачем эти злые старухи лгут и тревожат меня, хотят ее загрязнить, делают какие-то подлые намеки. Как глупо!»

Никогда не замечал он в Зейнап интереса к кому-нибудь, кроме себя. Она как будто полюбила его, и полюбила страстно. Никакие изощренные ласки двух первых жен не шли тут ни в какое сравнение. И никакие козни их не могли подействовать, сколько бы яда и ненависти ни пускали эти старухи. Так казалось Султану.

Бывало, он ревниво наблюдал за ней. Иногда спрашивал себя, неужели ее никогда не привлекал какой-нибудь парень. Иногда казалось ему, что любовь старика может надоесть, что в ее маленькой хорошенькой головке явится мысль завести тайного молодого друга, кого-нибудь из его родственников или работников. Тогда он приходил в бешенство. Он не беспокоился за прошлое, он опасался будущего и благодарил пророка, что силы его еще не падали, что он не чувствовал себя слабее, хотя все больше седины являлось в когда-то черных как вороново крыло волосах.

Когда собирались гости, он приказывал Зейнап выносить кушанья, а сам с трепетом ожидал, что кто-то понравится ей, что вот-вот кинет она взор на кого-нибудь. Но Зейнап была кротка, скромна, со всеми почтительна, ни на кого не обращала внимания, и только ему посылала при гостях взор, полный выражения любви и благодарности. Ни во дворе, ни на улице, ни у знакомых, ни на праздниках, когда съезжались тысячи людей, она не подавала никакого повода к подозрению, и Султан был спокоен.

Он благодарил пророка, что тот послал ему такую кроткую жену, в которой сочетается и красота, и верность, и ласковость.

Султан надеялся, что проживет долго, что сил его хватит на много десятков лет и что Зейнап будет вечно любить его.

Только эта проклятая узбечка Гюльнара, привезенная когда-то Султаном с Востока, все твердила о том, что Зейнап совсем не такова, как ему кажется...

Султан привозил себе жен издалека. Ему не нравились свои, простые, выросшие в здешних деревнях. Гюльнара была с юга, вторая, Халида, — татарка с Волги, третья, Зейнап, — северная башкирка. Она-то, дочь простого охотника, оказалась прелестней обеих старших, образованных и благородных. Она светла, красива, как дочь древних богатырей.

Как ни верил он Зейнап, все же темные речи первой жены его сильно смущали. Он успокаивал себя, что все это пустые оговоры, бабьи сплетни, ревность и зависть.

Ночью он снова пришел к Зейнап. Она еще не спала, огонь горел. Впервые в жизни Султан обозлился на нее.

«О чем она думала? — размышлял Султан. — Чем занималась?»

— Я наказал Гюльнару плетью, и у нее теперь, наверное, плечи чешутся, — сказал он, свирепо улыбаясь и вешая плеть у двери, чтобы Зейнап хорошо видела ее.

— Зачем ты мне все это говоришь? — спросила Зейнап, делая вид, что не замечает плети.

Ему вдруг стало стыдно своей жестокости. Она смотрела на мужа все тем же чуждым взором. А когда он попробовал приласкать ее, толкнула его в грудь.

— Возьми плеть и побей, как Гюльнару, — вдруг резко сказала она.

«Это они, проклятые старухи, развратили ее, — думал Султан. — Ведь она была наивна, скромна, а теперь стала такая же сварливая, как они. Была дикая горная козочка, барашек».

— Я жду Могусюмку, — сказал Султан. — Вот поглядишь на знаменитого разбойника! Выйдешь и посмотришь, тебе забавно будет! Забавно? Ну, ответь!

— Да... — Она странно блеснула очами.

— Очень забавно! — воскликнул Султан счастливо. — Но что-то он не едет. Неужели этот подлец Рахим наврал мне? Он уверял меня, что Могусюм вот-вот будет. У меня уж и дело нашлось для него. Он будет охранять мои караваны. Уверяю, тебе он понравился бы! Знаменитый разбойник, но у меня шелковый станет!..

— Он не приедет! — сказала Зейнап.

— Приедет, приедет! — уверял ее старый муж. — А этот Рахим не нравится мне. Я сам ему не рад. Чтоб он сгинул, проклятый, так спокойно мы жили с тобой, а теперь исправник мне делает темные намеки, будто я чего-то замышляю. Скорей бы Могусюмка приехал!

У Султана было намерение отделаться от Рахима.

Часто, оставаясь наедине с красавицей женой, Султан сетовал на себя, что впутался в такое дело. Да еще Рахим неосторожен, кажется. Будь он проклят! Уж не мечталось, что будешь вельможей в мусульманском государстве. За эти мечты можно было поплатиться. Лучше не мечтать, а утешаться со своей миленькой женушкой и вступить пайщиком в компанию с самим Зверевым и англичанином. Ведь сын учится в Петербурге, будет образованным...

Глава 26

В НУКАТОВОЙ

Могусюм желал видеть Зейнап. И он желал мести Темирбулатову. Чтобы не возбуждать подозрений, он решил войти в дом Султана с помощью Рахима. Он кинулся на поиск «святого». В Юнусовой побывал он ночью. Не задерживаясь, проехал мимо дома Султана. С потаенной болью оглядывал он темные строения темирбулатовской усадьбы, казавшейся ему вражеской крепостью, которую приходится брать не силой, а хитростью.

Утром свернули с большой дороги на проселочную. Начались перелески, потом сплошной лес. Могусюм оставил в лесу своих спутников — Мусу и Мурсалимку, а сам поехал дальше с Хурматом.

Нукатово — глухая деревушка. Она в горах, но лес вокруг расчищен с тех пор, как нукатовцы стали сеять хлеба. Редко-редко заглянет сюда кто-нибудь чужой. Уездное начальство вообще здесь никогда не бывает. Управляет нукатовцами старшина из башкир, собирает налоги, отвозит их и объявляет редкие распоряжения начальства.

Люди тут издревле пашут. В каждом доме есть сабан, борона. У всех на задах огороды. В этой деревушке умеют кузнечить, плавить руду, вырабатывать железо.

Могусюм увидел кузницу, въехал в ворота. Во дворе навес на четырех новых бревнах — станок для ковки лошадей.

На широком дворе толпится народ. Посередине сидят старики. Среди них, поджав ноги под себя, чернолицый Рахим. Он в белой чалме, важный, властный.

«Даже не пожелал посмотреть, кто въехал во двор! Строго же Рахим обращается с простым народом!»