Мои? чужои? король

— Ты рассчитывала на что-то иное, моя королева?

И что-то горькое разливалось за его словами.

По моему телу.

Ожидание?

— Быть может хотя бы на то… — голос пресекся, а не хотела ведь… — что встречные мне люди хотя бы будут сообщать, за что хотят вонзить нож в спину.

Встрепенулся, что ворон на ветке. Глянул тяжелым взглядом, но не сказал больше ничего — отправил коня вперед. Ниже и ниже.

И мы все двинулись за ним. На пристань. Где я снова испытала шок — потому как не молочный то был цвет воды, а лед.

— Оно замерзшее? — спросила я неверяще ярла Мули.

— Да. И у драккаров кроме парусов еще и санные полозья.

Пока воины грузили на борт многочисленные мешки и сундуки, я в изумлении осматривала лодку, знакомую по форме, но гораздо большего размера, с шатром посередине и блестящими железными полозьями, готовыми острыми краями взрезать лед.

— Мы первыми отправляемся — королю не терпится оказаться дома и представить всем свою королеву, — без всякой издевки сказал Мули, который все чаще становился для меня источником бытовых сведений, — Остальные ярлы и часть воинов разъедутся по своим крепостям — кроме тех, кто живет в Сердце Ворона. Ну и наши люди на нескольких драккарах, сразу после того как преодолеют Перевал с добром, полученным в долинах, также прибудут в замок.

— Они успеют до опасных холодов?

— Да.

Мне помогли перебраться на палубу по шаткому мостику, усадили, а затем множество воинов оттолкнули лодку от пристани и начали разворачивать полотнища парусов.

И с первым же порывом ветра над хрустальной долиной загремело многоголосье.

Пела моя мама —

в море выйдешь кормчим,

воины на вёслах,

весело, за славой,

и в долинах дальних

дом не вспомнишь долго,

будешь первым в битвах

бить врага без страха.

ГЛАВА 28

— В меня вселился ледяной дух, — признаюсь я тихонько Дагу солнечным днем, третьим от того, как наш драккар-сани заскользил по божественной глади.

Я редко делюсь с ним — с кем-либо — чувствами, но эти настолько распирают мое тело, что не произнеси я их вслух — сами разлетятся, раня осколками и меня, и окружающих.

— О чем вы, кюна? — хмурится охранитель и присаживается рядом.

Ему не радостно на корабле.

Даг привык к подвижности и вечным перемещениям, к тому, что он — и мы — все чаще порознь с прочими, отдельно, но никак не вместе, не как сейчас — окруженные то ли врагами, то ли друзьями. И что ему есть чем заняться, кроме как выслушивать мои стенания. А сейчас даже лошадей отобрали — позже отправят. Не поухаживать за ними, только если за мной. И оружие нельзя казать — повсюду полотнища трепещут, не повредить бы только на вид плотную ткань.

— Восторг, Даг, я чувствую восторг вот здесь, — прикасаюсь к своей груди и глазам, — Мне нравится эта ледяная пустошь и белизна гор, я вижу будто сотни красок там, где она всего лишь одна, я чувствую биение жизни там, где все мертво… Неужто мои боги покинули меня и оставили на растерзание Северу?

— И Север открыл вам свои объятия…

— Мне страшно.

— Знаю. Но ведь всё лучше, чем оставаться здесь чужой?

Подняла на него взгляд, всмотрелась — вдруг шутит? или просто успокаивает? — но охранитель серьезен.

Вздохнула.

— Разве может лед принять огонь? — получилось хрипло.

— Лед превращается в воду от огня и смешивается с ним, когда гасит. Ни лед, ни огонь, столкнувшись, не могут остаться прежними…

Сглатываю.

Разве могу я ужиться с новым миром? — вот о чем я думала. Ведь совсем по-другому представляла свою жизнь, совсем к другому привычна была — и пребывала в полной уверенности, что смогу остаться со своими взглядами где бы там ни было. Собой остаться, что бы со мной ни происходило.

Но Север менял меня. И мужчина, который стал моим мужем — тоже менял, даже не находясь рядом.

И вот это как раз пугало. Вдруг я изменюсь так, что позабуду себя прежнюю и превращусь во что-то совсем иное, страшное, холодное?

— Я не хотела себе подобной жизни… — вторю своим мыслям.

— Я не буду извиняться за это, моя королева, — слышу жесткое над головой.

Вздрогнула.

Даг уже поднялся одним гибким движением. А я всмотрелась в Эгиля-Ворона и вздохнула. Неужто снова услышал то, что хотел услышать — а не то что я говорила?

Мне вдруг захотелось прямо противоположных вещей.

Объясниться… поделиться со своим мужем чувствами, в намерении наладить наши отношения — будто я доверяла ему и готова была вверить и свою жизнь, и судьбу, как и полагалось по нашим клятвам.

И отвернуться, потому что он чужой. Враг. Он взял меня в жены ради собственных, тайных побуждений, и они точно не были добрыми. Тогда. Сейчас же…

Ох, и в его крови бурлит огонь, сталкиваясь со льдом, мешая мне думать. Мы будто одной на двоих хворью заболели — но только я и чувствую, даже на этом пронзительно ветру чувствую…

— Не извинений хочу, — выталкиваю из себя. И для него неожиданно, и для себя. И так быстро, будто боюсь передумать и замолчать посреди фразы, — Но перестань судить по каждому слову, мой король.

— Я ведь и по поступкам могу…

— А если я буду?

— А разве не делаешь это?

Медлю. Но поясняю все-таки:

— Быть может… я ищу и другие возможности. Быть может… иногда я чувствую надежду.

Он неоэиданно опускается рядом со мной на шкуру. А потом… удивительно, но разворачивается так, как сидел прежде Даг. Защищая меня от ветра. И голос его слегка приглушен, когда спрашивает.

— Надежду на что?

«Женщина, что река, Эсме. Устроит запруду — и все застынет, покроется илом, встанет. Бревна собьются в кучу и переломают каждого, кто подойдет. Разольется широко — поглотит то, что попадется на пути. Обидится, забурлит, утопит утлую лодчонку. Но гордый драккар река выведет в нужную гавань».

Я будто слышу шепот старой Нья на ухо. И ныряю с зажмуренными глазами.

— Что у нас все не закончилось той ночью. И есть чему начинаться.

Вздрагивает. Сердцем вздрагивает, не телом — и ледяной звон от этой дрожи передается и мне.