Мои дорогие привидения

«А если в деревню?» – мелькнула неожиданная мысль.

Недолгие поиски показали, что такой вариант весьма приемлем. Цены на аренду домиков, конечно, кусались – сезон как-никак! – но уже выглядели куда реалистичнее. Причём чем глуше выбирал Фёдор уголок, тем больше его радовала стоимость потенциального отдыха.

«На месяц! Уеду писать роман!»

Эта мысль сразу придала всей затее едва ли не героический ореол. Теперь поездка выглядела не бесцельными метаниями неприкаянной души, а чем-то целенаправленным и очень деловитым. Так и грезилась комната в мансарде, загадочное мерцание ноутбука на столе, окно с видом на лес. Парное молоко, свежие ягоды и фрукты, тишь-благодать. В деревне Фёдор в последний раз был в возрасте беззаботных пяти лет, ещё до того, как его бабушка и дед перебрались в город, но сохранил о той поре самые радужные воспоминания.

Постепенно область поисков сместилась севернее. Там, за массивом национального заповедника, соседствующего с родным городом Фёдора, на карте помещался небольшой старинный городок Дубовеж. Вокруг него нашлись и сёла, названия – одно другого заманчивее: Пчёлки, Карасиково, Луговец. Ещё одним аргументом в пользу этого направления стало наличие электрички, которая, правда, ходила всего раз в неделю (понедельник – туда, пятница – обратно), но зато дешёвый билет, четыре часа под перестук колёс – и вот они молоко, ягоды, фрукты, тишь, благодать и сотворение шедевра.

Решив, что совсем уж отрываться от цивилизации не стоит, Федя, в конце концов, выбрал Пчёлки. То ли село, то ли небольшой хутор – спутник в Интернете нехотя показывал всего с десяток сильно удалённых друг от друга крыш – располагалось примерно в семи километрах от Дубовежа. Но через лесную чащу. Объезд по трассе давал петлю километров в сорок, да к тому же потребовалось бы сперва выбраться на эту самую трассу по грунтовке. Поскольку своей машины у Фёдора не было, данный вариант отпал сразу.

«За такси сдерут как за золотое!»

Сервис гарантировал честность владельца домика, так что Федя, чуть поколебавшись, перевёл предоплату. Подтверждение от сервиса пришло сразу же, понедельник был уже завтра, так что остаток вечера потенциальный мэтр литературы старательно убеждал себя в том, что семь километров от окраины Дубовежа до Пчёлок – да ещё с три километра от станции до окраины – это не такая уж долгая и тяжёлая прогулка. Тем более что Фёдор не планировал брать много вещей. Лето ведь! В спортивную сумку полетели несколько комплектов трусов и носков, три футболки, пара джинсов и пара шорт, запасные кроссовки, сланцы и любимая широкополая шляпа.

Последняя была гордостью Феди: заказанная за рубежом шляпа французских войск в Индокитае. Правда, распознать богатую историю в этом головном уборе никто из прохожих на улицах был не в состоянии, но Фёдору всё равно нравилось, какой боевой и даже грозный вид придаёт ему шляпа. Зарядки для ноутбука и телефона, блокнот и несколько карандашей – Федя предпочитал ручкам простой карандаш, который можно было при надобности стереть ластиком. Документы, деньги, в последний момент утолчённый поверх всех вещей старый плед – сидеть на террасе в кресле-качалке, наслаждаясь горячим чаем и обдумывая Идею.

В небольшой городской рюкзак поместились сам чай и молотый кофе с туркой (где в этом Дубовеже кофе возьмёшь?!). К ним добавился потрёпанный свитер, купленный как-то по случаю в армейском магазине. Потом Фёдор прошлёпал на кухню и, проведя ревизию нехитрых запасов в холодильнике, уложил в рюкзак несколько банок консервов и пачек лапши быстрого приготовления, затрамбовав всё двумя пачками печенья. Теперь в рюкзаке оставался пустым только отдельный карман для ноутбука.

Непризнанный гений был готов покинуть неблагодарный город и отправиться на встречу с Неведомым.

Глава 2. Своя маленькая страсть

Боясь проспать электричку, Фёдор поставил будильник с запасом, примчался на вокзал – и к своему ужасу узнал, что электричку сегодня отменили. Вместо неё был автобус, но, во-первых, через два часа и, во-вторых, проходящий. В Дубовеж он не заезжал, а высаживал пассажиров на перекрёстке («с голым… в чистом поле!» – мрачно подумалось Феде). От перекрёстка по грунтовке требовалось идти до села Луговец, отделённого от Дубовежа примерно пятнадцатью километрами лесной чащи и рекой.

Фёдор хотел взвыть, но вовремя сообразил, что за такое поведение его тут же отправят или в психушку, или в вокзальное отделение милиции. Правда, писатель позволил себе выругаться – но вполголоса и под нос, чтобы не слышали окружающие. Возвращаться домой и досыпать было бессмысленно: на дорогу туда и обратно как раз ушло бы часа полтора, тем более что уже начинались традиционные утренние пробки.

Устроившись на одной из лавочек, которые элегантными поясами стояли вокруг старых могучих лип на вокзальной площади, Фёдор коротал время, листая ленту в смартфоне. Перед глазами, не оставляя в памяти следа, скользили лица, арты, мемы, видео и музыка, чтобы немедленно без остатка раствориться где-то в минувших секундах, минутах, веках… Федя для подстраховки поставил будильник за полчаса до времени отправления автобуса, а также тщательно опросил трёх старушек на соседней лавочке, продавщицу кваса и хмурого парня в жилетке с логотипом продуктовой сети, который таскал в магазин ящики. Все они подтвердили, что да, автобус отходит именно отсюда, вот прямо от той самой скамейки, и всегда вовремя.

«Как же… Электричку тоже обещали вовремя!» – подумал Фёдор, но за неимением других сведений вынужден был принять полученную информацию как истинную.

На скамейку рядом с парнем уселся старик. Не старичок и не старый человек, а именно Старик. Эдакий былинный старче, словно волхв с картинки из «Песни о Вещем Олеге». Правда, местная версия волхва была высокой, сухощавой, без бороды, с аккуратными бухгалтерскими усами-щёточкой, резко очерченными скулами и большими круглыми глубоко посаженными глазами, внимательно смотревшими из-под кустистых бровей. В руках у старца был внушительный стальной бадик – таким, как определил покосившийся на соседа Федя, можно не то, что собаку отогнать, но целиком истребить дикую собачью стаю. Однако необычным в старике были даже не бадик, и не внешность, а то, что он был одет в тщательно отутюженный серый костюм-тройку, с платочком в нагрудном кармашке, в тон табачного цвета галстуку. Образ завершали коричневые кожаные перчатки без пальцев и шляпа, живо вызвавшая у парня ассоциации с гангстерскими фильмами и сериалами.

«Федора, кажется…» – подумал он, и тут старец, благодушно взглянув на Федю, пояснил:

– Трильби.

– Что?

– Шляпа называется трильби. Вижу, вам понравилась? Старый приятель привёз мне её много лет назад, из Нового Орлеана. Тогда, в советские времена, это было нечто колоссальное. Шик! Впрочем, и в Штатах трильби в своё время были в большом почёте. Их, к примеру, очень любили джазмены.

– А я думал – гангстеры, – ляпнул Федя.

– Не без того, – усмехнулся старец. Потом посмотрел на лежащий на скамейке с другой стороны от Фёдора головной убор писателя. – О, Французский Индокитай!

– А? – не понял Федя.

– Ваша красавица. Реплика? Или же подлинник? Погодите, не говорите. Позволите? – рука протянулась над коленями Фёдора, тонкие длинные пальцы бережно взяли шляпу. – Ого-го! Настоящая! Знаете ли, в последнее время стали всё больше делать очень некачественные копии. Дешёвая ткань, синтетические нитки, всё это сикось-накось… А тут, – старец вертел в руках шляпу и будто читал для Фёдора урок истории, – настоящий хлопок, вот, видите узор на ткани? И нитки хлопковые. И прострочки как нужно – ну куда нынешнему дядюшке Ляо с его ширпотребом!