Мои неотразимые гадюки. Книга 3

А то эти усилия уже попахивают каким-то садизмом. Вот на кой хрен они тащили сюда говядину? Тащить нужно было строительные бригады и красный крест с его глобальной гуманитарной помощью.

– В крепости нас заметили, – указал Фуф на очевидный лишь для армов факт.

– И как нам это помешает? – флегматично отозвался Дон, честно следя за психологическим состоянием спускающихся вниз коров.

Дайна популярно разъяснила пустодырому колдуну, что коровы вполне себе нормальненько преодолевают такие некрутые склоны, как на этом перевале. Сползут вниз, как миленькие и рога не обломают. Главное, чтобы их не пугали всякие там разные. Кто они такие – всякие-разные – девица не уточнила, хотя и косилась на Дона многозначительно. Граничка пообещала отцу-командиру, что присмотрит за бурёнками. И, если что, как следует успокоит по мозгам. Но «системник» требовал подключиться к процессу, ибо девчушка не железная. А бессовестный стабилизатор вконец оборзел.

Стабилизатор вовсе не оборзел – обиженно бухтел про себя Дон, мониторя психологический фон стада. Стабилизатор вынужден заниматься чёрте чем, а он агрегат умственный. Нельзя запрячь в одну телегу коня и… так далее. Кажется, серну. Да нет: лань. Да ещё и трепетную, как манипулятор, нервы у которого, между прочим, тоже не железные. Это все прочие участники туристической эмиграции прилепились позже, а он нянчится с этой долбанной системой уже страшно сказать, сколько лет. Никакого детства, ни минуты покоя, ни единого шанса пожить для себя – эпизодический секс не в счёт.

А тут ещё коровы – просто кошмар какой-то. Да впереди по курсу вместо обещанных развалин торчит вполне себе нормальная крепость. Стены на месте и весьма высоки. А с виду и толсты, как подобает подобным сооружениям.

– Заметили со стен? – уточнил Дон.

– Угу, – подтвердил уже Гоб, ибо Фуф давным-давно миновал мечтателя-манипулятора.

А Грассин помогал першерону с возом аккуратно спускаться по устроенной на склоне ленточной дороге для транспорта. Транспорт тебе не коровы, которым дороги вообще по барабану: прут, куда глаза таращатся.

– А нам это не повредит? – слегка поплохело Дону при мысли о ядре катапульты, летящем поприветствовать гостей долины.

– Они уже никому повредить не смогут, – насмешливо прокомментировал Гнер, поравнявшись с ним. – Что-то ты какой-то дёрганный, – участливо заметил он и потащил дальше недовольного коня, за которым погромыхивал на камнях воз.

Дон согласился с другом, что его и вправду подёргивает сверх меры – куда только «барбос» смотрит? Он хлебнул манипуляторова бальзамчика. И продолжил спуск в рядах крупного рогатого скота, душа которого изо всех сил тянулась к зеленеющему внизу океану травы.

Глава 4

Интересно, а эти скоты понимают, что манипулятор у них не железный?

Они пошли прямиком через северный перевал – чего городить огород со всякой там конспирацией? Нет, Дон первый приветствовал всякие там околичности да вокругхождения. Ко всякой там героически-клинической прямоте он не находил в себе внутренней симпатии – видать, порода не та. Но и не перебарщивал с многозначительной многослойностью там, где правила бал голая конкретика.

К местному-то барону честно направили посыльного – куда уж громче заявить о своём вторжении? Честно предупредили, мол, заглянули в заброшенную крепость на минуточку. Денёк отдохнём, поблагодарим за гостеприимство и отправимся своей дорогой. Радгар из Чесла по заверениям аборигенов в адеквате. Да в таких кромешных феодальных заботах, что всякие там проходимцы ему до фонаря. Хотя проходимцы, что намылились в Утробу, в Черногорье неинтересны лишь пенькам да копёнкам. И тут господин Радгар наверняка бы нашёл, что спросить для общего, так сказать, развития и пользы отечеству.

Ещё спросит: не последний день знакомы в разрезе политики добрососедства. Кто-кто, а уж щупы точно не станут заниматься животноводством дабы организовать к завтраку масла с творогом. А пышущие силищей армы не добудут из земли никакого сырья для изготовления хлебобулочных изделий – руки не из того места произрастают. Так что будущие торговые взаимоотношения налицо. И пусть хоть одна падла вмешается – Дон лично уроет во имя сытого благополучия системы. Главное, дожить до него и не отбросить ласты во всяких там испытаниях с истязаниями интеллигентного организма манипулятора.

И пары дней не удалось понежиться на отведённом Дону соломенном тюфяке в пустом и холодном склепе, что некогда звался покоями самого нара. Единственное место, где фурычил камин. В нищей крепости даже солома – богатство. А его героические армы за полдня нашинковали гору дров, которую их першероны заколебались таскать в крепость. Так что тепло и горячая ванна входили в программу реабилитации организма, истощённого погоней за счастьем.

Но от нападок оголтелой военщины Дону не помог отбиться даже дед. Те прямо в горло вцепились: по коням, шашки долой, айда нечисть поганую потрошить! За что воевали, если так тормозим на финише? И всё в таком же духе. Ужасный век, ужасные сердца – ворчал Дон, когда Тарьяс погнал их с Лэти и Лэйрой на охрану вышедших на сенокос крепостных аборигенов. Сестрички явились из лесу на побывку с помывкой, но вернуться в леса к грагам не успели – мастер припахал их к сельхозработам. Этому тоже неймётся, хотя…

Куда деваться? Ладно, днём они с щупами ещё могут присмотреть за коровами на лужку. А когда двинут в Утробу? Аборигены за стены не ходят, а шмыгают на минуточку. Поход на озеро за рыбой – целое событие. А косить – это несколько дней угробить. Особенно, когда косари сплошь ходячие скелеты – только на мужиках Мурана сенокос и вывозили. Для Дона стало делом чести оградить своих коров от голодной смерти в этом концлагере.

Как и в походе на Черногорье, самую разумную предусмотрительность выказала Дайна. Наплевав на интересы каких-то там сельских задротов, девчонка целиком и полностью посвятила себя интересам системы. Ладно мужики – даже взыскательные сварливые барыньки-южанки благосклонно взирали на то, как глубоко в их системное хозяйство внедрилась бывшая сельская чучундра. Ничтоже сумняшеся, Дайна сволокла в общую кучу все рюкзаки, мешки и прочий багаж бестолковых господ путешественников. Вытряхнула каждую тару и придирчиво проинспектировала невзрачный пованивающий хлам. Затем потребовала у армов натаскать ей воды и организовала нескольких баб на грандиозную стирку. Работу прачек эта умница оплатила привозным мылом, над которым бедные женщины аж обрыдались – видать, уже не надеялись свидеться при жизни.

– Понятно, почему она тебе нравится, – одобрительно констатировала Паксая, сунув братцу гамбургер и кружку с горячим чаем.

Он только взошёл на двор крепости, дабы пообедать в свою очередь. Пообедать – уныло оглядел он гигантский бутерброд с остатками вчерашнего варёного мяса и вялой зеленью – а не давиться всухомятку.

– Некогда готовить! – тотчас окрысилась Паксая на невысказанную критику. – Не видишь? Мы собираемся, раз кое-кому приспичило на базу без пересадки.

Дон видел. И весьма благодарно оценил усилия носящейся по двору Дайны. Всё их личное и общественное барахло сушилось на многочисленных приспособах. Высохшее аборигенки под неусыпным надзором Дайны утюжили громадными утюгами, нагретыми на жаровне. На диво цивилизованная крестьянка терпеть не могла блох с прочей поганой живностью и умела с ней бороться – даже в её отсутствие с целью профилактики.

– Девчонки уже переоделись в чистое, – заметила Паксая, готовясь стартовать по своим делам. – Ребята тоже. Сейчас твоя зазноба и тебе притащит.

– Чего это она моя? – машинально отбрехался Дон, прихлёбывая чай.

– Ну и дурак, – хмыкнула сестрица и дёрнула колотиться по хозяйству.

– Чего это я дурак? – проворчал Дон, прицеливаясь, с какой стороны удастся куснуть гамбургер и не завязнуть в нём заклинившей челюстью. – Я первый её заметил. И не ваше собачье дело, как употреблю.