Мои сводные монстры

– Я тебя жду, Николас, - негромко напоминает дед. Кивает мне.
– Посуду загрузят в машину, Алиса, не надо мыть, - повторяет слова внука.

Ник отталкивается от раковины, близко-билзко ко мне, окидывает меня красноречивым взглядом. И лишь потом, спустя долгие секунды, сдвигается в сторону.

Он шагает к деду, а я запоздало замечаю, что не дышала даже, и перевожу дух. Подхожу к воде и открываю кран, споласкиваю стакан, и лицо заодно. Ставлю посуду в сушку и, не выдержав, выглядываю в окно.

Машины Виктора нет - значит, уехал. Невесту провожать, как и обещал. Храбрый полицейский, истиный джентельмен.

Я перед ним не извинилась за то, что про традиции их ляпнула, но я и не считаю, будто не права в чем-то.

И вот он уехал, но он же вернется. И если не пошутил про ночь в их доме, и что спокойной она не будет - одной лучше не оставаться.

Грызу ноготь и топчусь на кухне, бесцельно разглядываю мозаику на потолке. На шахматную доску похожа, черные и белые клеточки, только без фигурок.

Это красиво, у Регины талант.

Прислушиваюсь к шуму в доме, и это так непривычно, у нас с папой всегда было тихо, нас ведь всего двое. А здесь пространство наполняет ровный гул - работает техника, где-то рядом бубнит телевизор, отголоски разговоров долетают, и снаружи соеди, кажется, подстригают пожелтевший газон.

Достаю сотовый и набираю Вику.

– У меня ночевать не получится, наверное, - говорю, едва она принимает вызов и забираюсь на высокий мягкий табурет.
– Я у Рождественских.

– И когда ты мне об этом сказать рассчитывала?
– Вика возмущается, слышу, как она обиженно раздувает щеки.
– Ты же не хотела к ним ехать?

– Так вышло, - веду пальцем по лакированной столешнице, вдоль линий.
– И машину пока не забрала. Если меня отпустят - могу заехать за тобой. Попозже.

– Как понять, “если отпустят”, - переспрашивает Вика, и по голосу уже представляю, как она недобро щурится.
– У тебя там что, военный режим? Казарма? Отпрашиваться надо? Алиса, я с тебя в шоке.

Молчу.

Глупо все это, но я же не знаю здешних порядков, если даже братья домой ночевать возвращаются, если даже папа переехать согласился - никто со мной не шутит, это ясно. И к семье Рождественских у меня претензий нет, только к братьям, но не выносить же всем на обсуждение то, что между нами случилось.

– Ладно, Вик, - болтаю ногой в воздухе, в вазочке на столе ворошу орешки.
– Что ты решила? Заезжать за тобой или как?

– Адрес мне скинь, - деловито просит Вика.
– Сама приеду. Гостей же тебе принимать можно, или все, ты нашу многолетнюю дружбу на мужчин променяла?

– Конечно, променяла, - язвительно поддакиваю и закатываю глаза.

– Сообщение жду, - требовательно говорит Вика.
– Это же не сильно далеко?

– Увидишь, - сбрасываю звонок и вспоминаю адрес. Набираю сообщение Вике, жую орешки. Краем уха слышу, будто меня зовут, и неохотно сползаю с высокого табурета.

Убираю телефон в задний карман джинсов, выруливаю в коридор.

И отшатываюсь от высокой фигуры Арона.

– Тебе надо колокольчик повесить на шею, - предлагает он без улыбки. Пальцем поддевает пояс моих джинсов и притягивает к себе.
– Чтобы вот ты идешь. И я слышал, где ты. А то дом большой. Прячешься от меня. Да?
– пальцами он легко шлепает мне по губам, когда я рот открываю, чтобы достойно ответить на его хамство.

– Комнату свою хочешь посмотреть, Алиса?
– он сильнее оттягивает мои джинсы и заглядывает за пояс, смотрит трусики. Усмехается.
– Пойдем. Кровать тебе покажу.

– Кровать показывай своим подружкам, а меня трогать больше не смей, - вырываюсь, и не готовая, что он так легко отпустит, пошатываюсь и налетаю на стену.

Глупо выгляжу со стороны. Боковым зрением вижу, как он снисходительно мне улыбается и поправляю волосы.

– Алиса, - Арон подходит ближе. Ладонью упирается в стену возле моего плеча, наклоняется.
– Я, как хозяин дома, проявляю гостеприимство.

– Не делай вид сейчас, что ты родству нашему рад, - поднимаю голову.
– Ты ночью сам сказал. Что не дашь моему отцу жениться.

– Ну.

– Чего ну?
– раздуваю ноздри.
– Нечего в доброго хозяина играть, я тебя насквозь вижу.

– Да что ты говоришь, малышка, - он усмехается, снова подцепляет пальцем пояс моих джинсов. Понижает голос, и в нем появляются эти проклятые нотки - хрипловатые и низкие, они дрожь по коже запускают, будят память.
– Ответь мне на один вопрос. И пойдешь по делам.

– Быстрее только, - деловито складываю руки на груди, и невольно подаюсь бедрами к нему, когда он настойчиво тянет меня за джинсы.

– Ты знала, что сегодня приедешь ко мне, - говорит он, приблизившись к моим губам. Его голос снижается до шепота.
– И специально надела эти трусики. Потому, что ждала, когда я полезу к тебе в джинсы. Хотела этого.

Толкаю его в грудь. Шлепаю его руку, ухватившую меня за джинсы и сдвигаюсь в сторону. Торопливо подтягиваю пояс и качаю головой.

– Это обычные трусы, - зачем-то оправдываюсь и краснею, я ведь правда, когда вернулась со свадьбы закрылась в душе на целый час, а после долго стояла у шкафа и выбирала белье.

И надела новый алый комплект, очень откровенный, для настоящей женщины. Вика подарила мне это белье год назад, а я все никак не решалась примерить.

И вот сегодня…

– Горячая ты штучка, Алиса, - Арон так и стоит, у стены, подперев ее ладонью. И выглядит самоуверенным, точно знает, что я ради него красные трусики нацепила.
– Где была сегодня?

– То есть?
– хмурюсь, за его мыслями не успеваю. Все еще думаю про трусики, и самой себе ответить пытаюсь, зачем я их надела.

– Почему не с отцом приехала, а с Николасом, - Арон делает шаг ко мне, поддергивает рукава рубашки.

– А-а-а. Это не твое дело, - с трудом скрываю злорадство в голосе. Ладонями упираюсь в бедра, смело смотрю в его сузившиеся глаза.
– Как ты там вчера сказал?Твоя либо сразу, либо никогда. Так вот, никогда, Арон, и нечего приставать, я тебе не секретарша, отчитываться перед тобой. С кем хочу, с тем и буду ездить.

– Да ты совсем обнаглела, пигалица, - он наступает на меня, и я невольно пячусь, он оттесняет меня в кухню обратно, и я уже бежать готова, он лавиной, что с горы летит мнится мне, безжалостной и холодной.