Молчание леди

Александр поднялся на ноги и стоял, вцепившись рукой в каминную полку и глядя на сына.

— Согласен ты со мной или нет, Джеймс, наша фирма больше не будет заниматься делами имения Уэллбрук. Я осознаю, как это повлияет на доходы нашей фирмы. Но ведь нужно признать, что дела у нас идут хорошо, и мы вполне можем обойтись без этих денег.

Джеймс ответил совершенно спокойно:

— Я полностью с тобой согласен.

— Кто-то звонит, — сказала Гленда, — Это, должно быть, он. Я ухожу. Вы потом все мне расскажете, если захотите, но я не могу присутствовать при этом. Я просто не смогу все это выдержать. Кроме того, в ее несчастьях до некоторой степени повинна и я, о чем я безмерно сожалею. Я никогда не прощу себе того, что отправила ее в Истбурн одну на том поезде.

Когда Ричард Бейндор вошел в комнату, его красивое лицо было напряжено, а когда он заговорил, в его голосе звучало беспокойство:

— Ну, вот я и пришел, как вы велели, Алекс. И я до сих пор не догадываюсь, в чем дело.

— Сядь. — Александр указал на кресло, затем вернулся на свое место. Так же поступил и Джеймс. Последовала продолжительная неловкая пауза; они сидели, рассматривая друг друга. Затем, запинаясь, Александр спросил:

— Что тебе известно о твоей матери, Ричард?

— О моей матери? Только то, что мне было около четырех лет, когда она меня бросила и… ну, и уехала. Позже отец мне сказал, что она умерла и что он больше не хочет, чтобы я расспрашивал о ней. Казалось, его раздражало даже упоминание о ней. Я заметил это еще будучи ребенком, когда я задавал ему вопрос, к примеру: когда мама вернется. Это было несколько раз, пока мы жили в Италии; а поскольку я его слегка побаивался, даже больше, чем слегка, я старался держать свои мысли о матери при себе. Однажды, несколько лет спустя, без какой-либо подготовки он сказал: «Твоя мать умерла, Ричард, и я не хочу, чтобы ты когда-либо упоминал о ней в моем присутствии». Я не могу точно сказать, сколько мне тогда было лет, десять или одиннадцать. Это произошло во время школьных каникул, и я помню, что, когда потом вернулся в школу, слушая, как ребята вспоминают о своих мамах, я чувствовал себя потерянным, словно пропустил что-то важное в жизни.

— Ты и правда кое-что пропустил, Ричард. Это действительно так. — Александр покивал ему. — Теперь я начну рассказ с самого сначала. Я делаю это второй раз и должен заметить, что это довольно болезненно для меня. Я рассказал эту историю присутствующему здесь Джеймсу, и он счел ее нереальной, каковой и ты можешь ее счесть.

Ричард очень тихо спросил:

— Вы собираетесь рассказать мне о моей матери?

— Да, я собираюсь рассказать тебе о твоей матери, а также о твоем отце. И хочу тебя предупредить, что это станет для тебя потрясением. Но ты должен, пока еще не поздно, узнать всю правду.

И Александр начал рассказ. Он говорил в течение получаса, и все это время Ричард Бейндор сидел, не сводя с него глаз, не проронив ни слова и не задавая вопросов даже тогда, когда Александр закончил словами:

— Прошло почти двадцать семь лет. Мы не знаем, что происходило с ней в течение всего этого времени. Мы знаем только, что она носила одну и ту же одежду, как я думаю, практически постоянно и что ей приходилось спать в неприемлемых условиях. В совершенно неприемлемых условиях.

Повисла гнетущая тишина. Затем Александр и Джеймс увидели, как молодой человек откинулся на спинку кресла и закрыл лицо руками. Они не шевелились — ждали, когда он немного придет в себя. Потом он вытащил из кармана носовой платок и вытер лицо. Он не сказал, что сожалеет, и не извинился за свои слезы. Он просто сидел и смотрел на них. Прошло несколько минут, прежде чем он смог заговорить:

— В это… трудно поверить, — сказал он.

— Да, — сказал Джеймс, — это кажется невероятным, но когда ты ее увидишь, Ричард, ты поверишь всему.

— Это повлияло на ее рассудок?

— Да, — ответил Александр. — Это явно повлияло на ее рассудок. Она мысленно возвращается в те времена, когда вы жили в Уэллбрук Мэнор, тогда ты еще был четырехлетним мальчиком. Я помню тот вечер, когда она в последний раз держала тебя на руках: она обняла тебя и прижала к себе, обещая, что вы вскоре переживете массу приключений. Тогда я еще об этом не знал — она ничего мне не сказала, но вела себя очень странно. Я хочу сказать, странно для нее, потому что она всегда была не то чтобы спокойной, но просто тихой. А в тот вечер она казалась взволнованной, даже возбужденной, особенно когда вышла на сцену. И она никогда не пела лучше, чем тогда. В глубине души она понимала, что это ее последнее выступление там, потому что собиралась бежать. И только через некоторое время после ужасной сцены в гримерной ко мне пришел Кокс и передал деньги, что остались после покупки двух билетов второго класса до Америки. В то время твой отец был в отъезде, но она была настроена, даже если бы он и не уехал, сбежать, прихватив тебя с собой. Трип сказал мне, что тоже участвовал в этом.

— Трип? Старина Трип?

— Да, старина Трип.

— Почему же он никогда ничего мне не рассказывал?

— Потому что, насколько я понимаю, он знал, как это подействует на тебя: ты думал, что она умерла, так не лучше ли было оставить все как есть? Он не знал, что случилось с твоей матерью, и, более того, он тогда был уже немолод, а имение стало его местом жительства с детства, когда он начал работать в саду. У него не было никакого другого жилья, но он знал, что если осмелится хоть что-то рассказать тебе, то ему попадет от твоего отца, да и от миссис Аткинс.

— И… — Ричард замешкался, — вы, считали ли вы все эти годы, что она умерла?

— На самом деле нет. Нет. Многие годы нанятые нами детективы повсюду искали ее, но когда один из них сообщил, что в лондонских доках была замечена странная дама, мы решили, по крайней мере, я подумал, что она все же отбыла за границу. Но нет. Она, скорее всего, бродила там, понимая сохранившейся частью своего разума, что это было место ее возможного спасения.

Ричард поднялся на ноги и начал ходить по комнате от окна к двери. Ни Александр, ни Джеймс никак на это не реагировали. Он не произнес ни слова до тех пор, пока не остановился и не посмотрел на них.

— Я никак не могу это осознать. Вы говорите, что она выглядит как бродяжка и, возможно, была таковой в течение многих лет, судя по состоянию ее одежды?

Ему ответил Александр:

— Да, Ричард, и мы покажем тебе эту одежду, чтобы ты понял, что я имею в виду, употребляя слово «бродяжка».

Затем Александр позвонил, а когда пришла горничная, сказал:

— Спросите, пожалуйста, у хозяйки, сможет ли она зайти сюда на минутку?

Вошла Гленда. Она посмотрела на Ричарда, который стоял у дальнего окна, ухватившись за раму. Когда она вошла, он медленно повернулся.

Она ничего ему не сказала, и прошло несколько мгновений, прежде чем он пробормотал:

— О, Гленда, Гленда!..

— Я знаю, Ричард, знаю, что ты чувствуешь, потому что я тоже потрясена.

В этот момент в разговор вступил Джеймс:

— А ты не могла бы принести пальто, шляпу и остальную одежду?

Она помолчала, потом ответила:

— Да, я могу это сделать, — и вышла из комнаты.

Прошло больше пяти минут, прежде чем она вернулась.

За это время трое мужчин обменялись не более чем полудюжиной слов.