Молитва
Шрифт:
Наверное, стоит вспомнить и о радикальных исламистах, которые сегодня совершают акты насилия против западной цивилизации. Что будет, если каждая христианская церковь выберет одного из членов Аль-Каиды и станет постоянно молиться за него?
Более того, разве не должны мы в поисках главных причин подобного противостояния с молитвой всмотреться в свои собственные души? Вечером 11 сентября 2001 года моя церковь была переполнена. Несколько сот человек, не сговариваясь, собрались здесь, хотя никто нас не созывал. Оглушенные бедой, мы спрашивали друг у друга: «За что они нас ненавидят?» И в этот момент мы инстинктивно обратились к молитве — к молитве за свой народ, за будущее, за семьи, в которые вошла беда, за наших лидеров. Через несколько дней и сами лидеры приняли участие в общей молитве в Национальном Соборе в Вашингтоне. Сентябрьская трагедия заставила американцев всмотреться в себя. Молитва перед лицом врага, не говоря уж о молитве за врагов,
Клайв Льюис в письме к брату упоминал, что он каждый вечер молится о людях, которых ему больше всего хочется ненавидеть. Список этих людей начинался с Гитлера, Сталина и Муссолини. В другом письме Льюис писал, что, молясь о них, он размышляет, при каких обстоятельствах могла бы вырасти до таких же размеров его собственная жестокость. Он помнил, что за этих людей, так же, как и за него самого, умер Христос, и что он сам «не так уж сильно отличается от этих жутких созданий».
Почти у каждого есть свой список врагов. Если говорить про американцев, то одни считают врагами мусульманских фундаменталистов и правых республиканцев, другие ненавидят светских гуманистов и Американский союз защиты гражданских свобод. Есть страны, где христиане испытывают прямые гонения со стороны правительства и представителей других религий. Однако верные последователи Христа помнят Его удивительную заповедь о любви к врагам. Исполняя ее, мы расширяем круг Божьей любви, включая в него тех, кто, может быть, никак иначе не сумеет ее ощутить.
В книге «Цена ученичества» Дитрих Бонхоффер делится размышлениями об этой трудной заповеди. У Иисуса были вполне реальные враги, причем не за границей, а рядом. Они следовали за Ним по пятам. Возможно, некоторые из них даже слышали Его слова о любви к врагам. Они доносили на Него римским властям и плели интриги. Бонхоффер тоже был в подобном положении: гитлеровские ищейки выслеживали его, выискивали в его проповедях признаки нелояльности, подвергали цензуре его рукописи, искали повод для ареста.
«Наступает эпоха повсеместного преследования христиан, — пророчески предупреждал Бонхоффер. — Христиане будут вынуждены бежать от гонений, будут подвергаться дискриминации и физическому насилию, вплоть до смерти». Далее он пишет, что молясь в такой ситуации за врагов, мы делаем для них то, чего они сами сделать не могут. Кто нуждается в нашей любви больше, чем эти люди, одержимые ненавистью? Молясь, мы становимся рядом с врагами и просим за них Бога. (В Евангелии люди, одержимые злыми духами, никогда сами не просили Христа исцелить их — они не были на это способны. К Иисусу их приводили другие.)
Члены католических орденов «Малые братья Иисуса» и «Малые сестры Иисуса» дают обет жить среди самых бедных. Они выбирают местами своего обитания трущобы, зоны вооруженных конфликтов, исламские страны, где христианство, мягко говоря, не приветствуется. Они занимаются обычным трудом, вроде уборки домов или работы на фабрике, а оставшееся время проводят в общей молитве. Они не проповедуют и даже не очень много занимаются социальной работой. Они просто живут бок о бок со своими соседями, ненавязчиво проявляют свою любовь к ним, и молятся, веря, что таким образом Евангелие «капля за каплей» проникает в окружающий их мир.
Мы призваны расширять пределы Божьей любви — нести ее не только друзьям, родственникам и знакомым, не только добрым и порядочным людям, но и самым лютым врагам. Мы должны это делать, потому что Божья любовь уже достигает их: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают» (Лк 23:34), — молился Иисус о тех, кто Его казнил. Через несколько месяцев один из последователей Христа перед лицом смерти, подобно Иисусу, молился об своих палачах: «Господи! Не вмени им греха сего» (Деян 7:60). Среди тех, кто слышал эти поразительные слова Стефана, был юноша по имени Савл, противник Иисуса, который впоследствии стал величайшим миссионером всех времен.
«Бог любит Своих врагов, и в этом слава Его любви», — заключает Бонхоффер. Мы побеждаем своих врагов любовью, и молитва поддерживает эту любовь. Если я лелею в себе злобу и не нахожу в душе сил простить, то я приношу Господу свою кровоточащую рану вместе с тем, кто ее нанес, и прошу у Бога сил, которых нет у меня самого. (Не потому ли Иисус молился с креста: «Отче! Прости им…», а не сказал просто: «Я вас прощаю»?) Иначе говоря, я передаю непомерно тяжелое для меня бремя Тому, Кто способен его понести. Со временем рана постепенно исцеляется. Бог совершает во мне то, что сам я совершить не могу.
Один женский христианский журнал попросил читателей рассказать о молитвах, которые оказались для них самыми трудными. В ответ читательница из Арканзаса прислала такое письмо:
«Несколько лет назад, когда моя дочь выходила замуж, она открыла мне, что, когда ей было всего четыре года, брат моего мужа неоднократно грязно приставал к ней. Первым моим порывом было молиться за дочь, чтобы
изгладилась душевная травма, которая была ей нанесена. Но чем больше я читала о сексуальном насилии, тем яснее понимала, что нередко и сам насильник является жертвой насилия. Я почувствовала, что должна молиться за брата мужа. Откуда у меня взялись силы для этой молитвы, знает только Бог. Для матери противоестественно молиться за того, кто нанес вред ее ребенку. Но я осознавала, что он никогда не изменится, если Бог не исцелит его раны — возможно, очень старые раны. Я каждый день молюсь за него и стараюсь его простить, надеясь, что таким образом мне удастся уменьшить боль и страдания, которые он причинил моей дочери и которые испытывает он сам. Кто еще будет молиться об этом человеке?»Многолетняя молитва
Арам
«Ты так долго копал и наверняка проголодался! Я дам тебе яблочного пирога. Ты любишь яблочный пирог? Останься ненадолго, я угощу тебя!»
Это говорила восьмидесятилетняя вдова, и я знал, что путь до кухни займет у нее не меньше десяти минут, не говоря уж о том, сколько времени уйдет на то, чтобы подать пирог. Я сел за стол, гадая, сколько времени мне придется ждать, прежде чем я получу пирог и смогу уйти.
Пирог был испечен и подан на стол в точном соответствии с традициями Новой Англии: горячий, с нежной золотисто-коричневой корочкой, с душистыми яблоками, и еще — холодное молоко в высоком стакане. Я с жадностью съел свою порцию. Вдова едва успела присесть к столу, чтобы приняться за свой кусок, как заметила, что моя тарелка пуста. «Давай я принесу тебе еще кусочек». Это предложение было невозможно отклонить: прежде чем я успел открыть рот, она была уже на кухне. Удивительно, насколько быстро ей иногда удавалось передвигаться! Пирог был отличный, молоко густое, и я быстро справился с добавкой.
А вдова продолжала говорить. Она была наказанием нашей округи — никто не стремился повстречаться с миссис Бек. У каждого в жизни есть своя миссис Бек. И даже тогда, в очень юном возрасте, я задумывался: «Ну как люди могут до такой степени не понимать намеков? Как она не замечает, что я жду не дождусь, чтобы уйти?»
Десять лет спустя, в понедельник днем, кто-то внутри меня сказал: «Ты должен рассказать об этом миссис Бек». Дело в том, что в предыдущую пятницу я стал христианином. Я еще никому не говорил об этом. Но я почему-то твердо знал: о моем крещении нужно обязательно рассказать миссис Бек.
Был чудесный майский день. Миссис Бек развешивала белье. Я подошел к изгороди. «Миссис Бек, вы знаете, что значит "родиться свыше"?»
Она уронила все белье, которое держала в руках, и уставилась на меня с радостным изумлением: «Ну конечно, знаю». Как-никак, она была женой священника.
«Ну так вот, в пятницу я крестился».
Она взглянула на меня и твердо сказала: «Стой здесь, никуда не уходи!» Я стоял на дорожке у забора и смотрел, как она, прихрамывая и опираясь на палку, идет к задней двери, как поднимается по ступенькам…
Через десять минут она вышла из передней двери, подошла ко мне и подала огромный кусок шоколадного торта — самый вкусный из тех, что мне доводилось пробовать. Она улыбнулась и сказала: «Ешь!» И я ел этот торт, а она стояла и смотрела на меня. Она радовалась и праздновала вместе со мной.
Наконец она сказала: «Последние пятнадцать лет, с тех пор, как вы сюда переехали, я каждый день молилась за тебя и за Пола. (Пол — мой друг, его дом стоял по другую сторону от ее дома). Я каждый день молилась о том, чтобы вы приняли христианскую веру».
ГЛАВА 22. МОЛИТВА И БОГ
Самая лучшая молитва — это когда человек перестает замечать, что молится.
Есть люди, которых можно назвать гигантами молитвы — такие, как Мартин Лютер или Джорж Мюллер, о которых я неоднократно вспоминал в предыдущих главах. Я знаю лично совсем немного таких людей, и Марсия — одна из них. Она молится в специально отведенной для этого комнате, следуя трактату испанской кармелитки Терезы Авильской «Внутренний замок». Я встретился с Марсией, чтобы расспросить ее о времени молитвы, а она, к моему удивлению, стала говорить о других часах своего дня.
«Обыкновенная беседа может стать молитвой. Вспомните самарянку у колодца. Когда она разговаривала с Иисусом о воде, горах и Иерусалиме — разве это не была молитва? Мне нравится представлять молитвой мои разговоры с людьми. Я обращаюсь ко Христу, который живет в каждом человеке. Я прошу:
«Господи, пусть этот обед (или чай, или любое другое взаимодействие) будет нашей молитвой». Когда я читаю Библию — это молитва. Я не просто читаю семьдесят второй псалом — я им молюсь. Когда я посвящаю Богу всякое занятие, любое дело, которое я делаю, все это становится молитвой.