Молли Блэкуотер. За краем мира

И Всеслав обнял.

Молли уткнулась в воротник его тулупа, чувствуя, как права Таньша – лицо у неё пылало так, что казалось, прикоснёшься – обожжёт.

Оттолкнулась поспешно ладошками от твёрдой широкой груди – и зашагала, почти побежала вперёд, ко двору Старшей, не оглядываясь, смотря прямо перед собой, ибо там и впрямь было на что посмотреть.

Двор огораживал частокол из врытых стоймя толстенных, заострённых поверху кольев. И на каждом колу торчало… торчало на колу… ой, мама-мамочка…

Головы. Человеческие головы. С глазами, губами, носами, зубами, ушами и прочим.

И… и не просто головы.

В машинистском шлеме, в очках-консервах, с холёными острыми усами, торчащими в противоположные стороны, словно две шпаги, красуется на колу голова явно офицер-механика. И не просто красуется – медленно поворачивается, глядит на Молли, словно… словно…

Рот у головы открылся. Блеснули неестественно белые зубы.

Молли взвизгнула. И сорвалась с места, не помня себя от ужаса – скорей, скорей проскочить мимо жуткого частокола!

Она зажмурилась изо всех сил.

Почему, ну почему Волка не предупредила?!

Однако картина осталась словно впечатанной ей под веки – добрых две дюжины голов, иные в шлемах машинистов, иные – в высоких касках, иные – в полевых кепи. Другие с усами, третьи в очках, четвёртые с моноклем.

И они поворачивались. Они смотрели на Молли, их рты раскрывались, кажется, они даже что-то говорили…

Молли не слышала. Визжа, она мчалась вперёд, пока с разгону не врезалась во что-то твёрдое так, что из глаз посыпались искры.

Ворота. Высокие ворота в частоколе.

– Девочка! Эй, девочка! – услыхала она целый хор, доносившийся с верхотуры.

Головы. Головы окликают её.

А-а-а-а-а!..

Ой, ой, Волка же говорила – ничего не бояться… это же Старшая… это её двор… её магия…

В панике Молли кое-как нашарила кованую ручку, потянула тяжёлую калитку на себя. Проскочила внутрь – и обессиленно привалилась к брёвнам, потому что хор насаженных на колья голов разом замолчал, как отрезало.

И тогда Молли осторожно огляделась.

Просторный двор, который уже заливают ранние сумерки. Снега почти нет, земля чёрная. Тепло. Очень тепло, словно тут зима и не наступала. От почвы поднимается парок.

Вдоль внешнего частокола тянулись длинные и низкие сараи. Крыши, заметила Молли, чисты, снега нигде нет. У одного строения – прозрачные стены. Над другим поднимаются сразу несколько труб разной величины, высокие и низкие, узкие и широкие, и из всех разом валит дым, причём разноцветный.

По правую руку – дом. Низкий, как и всё тут, одноэтажный, зато расползшийся во все стороны выступами комнаток, напоминая древний пень, намертво вцепившийся в землю бесчисленными корнями.

Нет, он не выглядел как-то особенно устрашающе. Дом как дом, бревенчатый, с тесовой крышей и небольшими окнами.

Кошка Ди, всё это время крутившаяся, оказывается, подле Молли, решительно мяукнула и потёрлась о её ноги, словно подбадривая.

– Ох, прости, – повинилась Молли, – совсем о тебе забыла. Стыд и срам! Но ты молодец, ходишь сама по себе, не пропадаешь… ты небось и голов-то не испугалась!

– Мяу, – согласилась Ди. И тотчас зашипела, словно вода, попавшая на раскалённые камни.

Откуда-то из-за угла вывернул крупный пёс, в холке Молли почти по плечо. Палевый, с висячими ушами и умными карими глазами. Шёл он неспешно, с достоинством, не выказывая злобы.

Молли замерла. Пёс если и уступал Волке в её зверином обличье, то немного.

Ещё один оборотень?

А следом за псом от крыльца спешил здоровенный чёрный котяра. Чёрный как ночь, ни единого светлого волоска.

Парочка выразительно переглянулась. Пёс шагнул к Молли и принялся обнюхивать – не торопясь, со знанием дела. Обнюхал всю, сунув холодный и влажный нос даже ей к уху. Негромко рыкнул, словно обращаясь к своему сотоварищу.

Котяра же тем временем уделял внимание отнюдь не Молли, а Ди. Распушив хвост, гордо прошёлся туда-сюда; Ди перестала шипеть, демонстративно уселась у ног хозяйки и, отвернувшись, принялась умываться.

Пёс вновь рыкнул, уже настойчивее.

Кот нехотя подобрался поближе к девочке и тоже принюхался. Даже встал на задние лапки, опираясь передними Молли о бедро.

Мяукнул коротко и утвердительно.

В следующий миг дверь в дом распахнулась. Из темноты показалась фигура с огоньком в руках, сгорбленная, скособоченная; мрак скрадывал её черты, Молли ничего не могла разглядеть.

Разом загомонили, зашумели головы на кольях. Почему-то их вдруг стало слышно более чем хорошо.

Молли, задрожав с головы до пяток, только и смогла, что сделать книксен. Это, похоже, получилось само собой. Школьные неписаные правила вдруг ожили и дали о себе знать. Если видишь директрису – сразу делай книксен. Даже если она тебя не замечает и вообще идёт в другую сторону.

Фигура на крыльце что-то прошамкала. Именно прошамкала, нечто неразборчивое – Молли, уже слегка привыкшая к речи Rooskies, не уловила ни одного знакомого слова.

Пёс и кот тотчас отскочили в стороны.

Фигура, припадая на ногу, медленно спускалась с невысокого крыльца. Молли вгляделась, только сейчас заметив, что ни факела, ни свечи, ни лампы или фонаря у хозяйки в руках нет. Желтоватый огонь просто следовал чуть впереди и сбоку от неё.

Сердце у Молли колотилось, она, похоже, забыла, что надо дышать. Не зная, что предпринять, сделала ещё один книксен.

Фигура остановилась шагах в шести перед ней. Слабо шевельнулась пола плаща, и желтоватый огонёк послушно подлетел вверх, резко прибавив в яркости.

Молли охнула.

Перед ней стояла старуха – и не просто пожилая женщина. Нет, от неё веяло древностью, настоящей, глубокой. Длинные прямые пряди, седые и густые, спускались низко, до самого пояса, заканчиваясь тяжёлыми кольцами-подвесками; далеко вперёд выдавался худой, костистый и острый нос, смахивавший на птичий клюв. Совершенно белые брови нависали над глубоко посаженными глазами цвета молодого льда, неожиданно большими и яркими даже сейчас, во тьме. Впалые щёки иссекала густая сеть морщин, на скуле красовалась бородавка размером с виноградину, из которой торчал пучок чёрных волос, заплетённых в тонкую косичку.