Монах Андрей. Жизнеописание. Воспоминания духовных чад. Молитвы и советы

В 1940 году семья Пантюховых проводила в армию старшего из сыновей, Степана. Провожая его, бабушка Акулина словно знала, что больше не увидит внука, и долго-долго сидела на пригорке. А вскоре отдала Богу душу. Василий Петрович рассказывал своим духовным чадам, что когда бабушка почувствовала приближение кончины, то позвала к себе дочерей, те встали возле нее на колени и плакали, а она давала им наставления и всех благословила. Только ее любимого старшего внука уже не было в деревне. Степана направили в Кронштадт, а оттуда его взяли на флот.

Вася помогал семье по хозяйству. С весны до осени на нем лежала обязанность пасти корову и свинью. С коровой справлялся легко. Считается, что корова – неловкое, неповоротливое, не самое догадливое животное. Но вот что рассказывал Василий Петрович: «Бывало, ведешь корову в поводу – одной рукой, а другой опираешься на палочку. Спуск в овраг крутой, но корова послушно идет след в след, не пытается тебя обогнать. Ни одного лишнего или неловкого шага не сделает, не толкнет, не порывается сойти с тропы, – так она меня понимала. А тяжело было со свиньей: только засмотришься, она – в огород рыть картошку, и попробуй ее оттуда выгони».

Летом в ежедневные обязанности Васи входило нарвать ведро щавеля в овраге, который начинался сразу за огородом. Это место имело свое чудное, необычное название – Чичитинка. Там можно было спрятаться от посторонних глаз и утолить острый голод нежными, особенными на вкус, съедобными луговыми травками, а осенью еще и орешками с кустов лещины. Бывало, он проводил в Чичитинке целый день, и никто его не искал. Когда в жизни маленького Васи случались горести и обиды, он убегал в этот овраг. Упадет в траву – кругом цветы полевые, лежит, греется под солнышком и смотрит на небо, где над ним кувыркается и поет свою звонкую песенку жаворонок. И так отступала боль. От восторга перед красотой Божьего мира рождалась детская молитва. Ведь стоять перед иконой и класть поклоны – не есть еще молитва. А молитва есть «возникновение в сердце нашем одного за другим благоговейных чувств к Богу, – чувства самоуничижения, преданности, благодарения, славословия, прощения, сокрушения, покорности воле Божией» (святитель Феофан Затворник).

В детстве с Васей произошло несколько случаев, когда Господь спасал его в крайней опасности. Один раз Вася с дружком перевозили на телеге сено: мальчик вел лошадь под уздцы, а Вася сидел на возу, накинув на себя вожжи. Спускались с горки. Трудно сказать, как все произошло, но вожжами, обвившимися вокруг шеи, Васю притянуло к колесу телеги. Сделай лошадь хоть еще один шаг, и петля задушила бы ребенка. Слава Богу, в тот момент что-то заставило мальчика-поводыря оглянуться. Увидев друга в отчаянном положении, он сразу осадил лошадь и для быстроты перерезал вожжи острой косой. Вася повалился на землю почти бездыханный.

Милость Богородицы в «черном октябре»

Военные годы были трудные, голодные, а жизнь непомерно тяжелая, такая, что современный человек даже не может себе представить, да и слава Богу. Период продвижения к Москве германских пехотных и танковых войск осенью 1941 года вошел в историю как «черный октябрь». В течение каких-то семи-восьми дней образовались так называемые Вяземский и Брянский котлы, в которых оказались окруженными войска трех наших фронтов.

Линия фронта перекатилась через Дубровский район еще летом. Дубровка находилась под оккупацией с 8 августа 1941 до 24 сентября 1943 года. На захваченной территории германские войска устанавливали свой орднунг, «новый немецкий порядок». Во всех населенных пунктах принимались меры охранительного характера: запрещалось выходить на улицы с шести часов вечера до пяти утра, у населения изымались радиоприемники, велосипеды, лыжи, устанавливался строгий пропускной режим. Ходить в лес можно было лишь по разрешению властей.

Многие русские люди за времена гонений на Церковь отвыкли жить со своей верой, с Богом, разучились молиться. Немецкие власти якобы несли им религиозную свободу и не препятствовали возобновлению церковных служб, а лютеранские пасторы, находившиеся в войсках, даже совершали крещение, правда, по своему протестантскому обряду. Подмосковный поэт Анатолий Липин вспоминал свои крестины в оккупированном городе Краснодоне:

В один из дней суровых, грозных —мелькал войны калейдоскоп —в огромной бочке на мороземеня крестил немецкий попв шинели, рясою прикрытой.Испуганных мальчишек ряд…А снег сиял, как на открытках,им присланных из Фатерлянд.

Попытки немецких миссионеров обратиться к религиозности русского народа и «перекрестить» его в свою веру были обречены на неудачу: население видело погромы и зверства, отнюдь не христианскую суть «нового немецкого порядка». Тем более в Брянском полесье пасторская миссия провалилась.

Шел 1941 год, стоял тот самый октябрь, когда потоки русских пленных шли по дорогам на запад. Картины военного ада были повсюду. «Наводили ужас трупные поля у очагов последних боев», – писал в отчете один немецкий офицер.

Может, краем уха Василий услышал про церковную службу под праздник Покрова Пресвятой Богородицы, или Сама Царица Небесная внушила ему мысль помолиться о себе и своих близких.

Как бы то ни было, рано утром 14 октября мальчик один-одинешенек отправился на богомолье. С палочкой в руках он босиком прошагал четыре километра до Дубровки и еще столько же – до села Давыдчичи. Ему встретился полицейский патруль: «Куда идешь?» Вася ответил, что идет в церковь, и его пропустили. Так он оказался на празднике Покрова Божией Матери.

Василий молился, как мог, крестился на образа, когда крестились все. А выйдя из храма Рождества Пресвятой Богородицы после праздничной службы, даже не успел вспомнить и вздохнуть о долгой обратной дороге, как увидел родную тетю и своих лучших друзей – двоюродных братьев. Они тоже были на празднике и стояли уже возле запряженной лошади. Братья обрадовались и удивились: «Как ты оказался так далеко от дома? Кто-то тебя сюда довез?» – «Нет, я сам пришел». Конечно, ему не поверили и, разумеется, не позволили добираться пешком обратно в деревню, а посадили на возок, прикативший всех к дому, в Зимницкую Слободу.

В ходе сражений во второй декаде октября 1941 года в Западной линии нашей обороны протяженностью 800 километров образовалась брешь шириной до 500 километров. Но само наличие здесь разбитых, истекающих кровью наших армий не было напрасным – из них на подступах к Москве образовался партизанский край. Партизаны на длительное время приковали к себе крупные силы немецких пехотных и танковых соединений группы армий «Центр». Взятие Москвы «с ходу» не состоялось.

Потом отец Андрей, ссылаясь на маршала Г.К. Жукова, которого очень любил, говорил, что неделя с 8 по 14 октября, когда «казалось, что лавина злая сметет Москву и мир затем; и заграница, замирая, молилась на Московский Кремль», стала переломной для хода войны, напоминая, что это седмица от дня памяти преподобного Сергия Радонежского до праздника Покрова Пресвятой Богородицы.

Терпя поражение на фронтах, фашисты с весны 1942 года начали проводить массовые карательные операции в партизанских зонах. Каратели применяли в Брянском полесье самые зверские способы убийства, включая массовые сожжения населенных пунктов вместе с жителями, объясняя жестокие меры ростом подпольного и партизанского движения. За одного убитого партизанами немецкого солдата фашисты казнили в Зимницкой Слободе десять мирных жителей. Плач и рыдания стояли по всей деревне. Тогда же начался принудительный угон молодых людей на работу в Германию. Укрывательство от угона жестоко каралось. За годы оккупации гитлеровцы насильственно угнали в Германию 8700 мирных жителей Дубровского района.