Монарх от Бога
Шрифт:
– Вечером. Мы только что закончили трапезу.
– И он уехал один?
– Нет, взял гвардейцев. Я видела, как от Магнавра отъехали четыре человека.
– А где цари Стефан и Константин?
– Ещё при тебе, Божественный, они уплыли на скедии за Босфор, куда-то на охоту. Сказали, там, за Босфором, в горах появился гепард.
– Где, наконец, Христофор?
– потерял терпение Багрянородный.
– Как всегда, Божественный, он при войске во Фракии.
Придя в свои покои, Константин не знал, что предпринять. Пришла мысль о том, что надо кого-то послать в Никомидию. Он позвал Гонгилу. Тот дремал в кресле около опочивальни.
– Слушай, преславный, я знаю, что ты устал, но тебе нужно ехать в Никомидию. Ищи там в казармах или где угодно императора Лакапина. Найдёшь - скажи, что я прошу
– Исполню, Божественный, - ответил Гонгила и ушёл.
А Багрянородный отправился к Елене - поделиться с нею тем, что увидел в монастыре Святой Каллисты, и рассказать о кошмарном сне, который вогнал его в страх.
Елена выслушала супруга молча и, оставаясь, как все женщины, суеверной, помолилась про себя. Но сказала, чтобы утешить Багрянородного и укрепить его дух:
– Божественный, ты напрасно принял всё так близко к сердцу. Если Лакапин уехал в Никомидию, Гонгила и найдёт его там.
Елена смотрела на супруга пристально. Заметила синеву, залёгшую под глазами, серый цвет лица, поняла, что он сильно устал.
– Тебе надо уснуть, Божественный. Приляг здесь, а я посижу возле тебя.
– Я и правда устал. Всю ночь без сна…
Елена сняла с него сапоги, помогла раздеться, уложила в постель и присела рядом. Константин быстро уснул, а Елена углубилась в размышления. Ей было о чем подумать. Она знала братьев Стефана и Константина лучше, чем кто-либо другой. Елена с детства познала их коварные выходки и полное отсутствие какой-либо жалости к ближнему, даже к родителям. Им ничего не стоило обмануть, сказать ложь и даже присвоить чужое. Они были алчными. Золото мутило им разум. Елена знала, что они принимали участие в нападении на памфилу, на которой перевозили деньги для азиатской армии. Служители в секрете нашли беспалого корсара. Он был схвачен и признался, кто давал им напутствие ограбить памфилу. Тогда Елена впервые узнала, что братья дружат с сыном Константина Дуки, Феоктистом. Но самым большим пороком братьев Елена считала их чрезмерное честолюбие. И уже доподлинно знала она, что самая сокровенная их мечта - овладеть императорской короной. Ради достижения своей цели они готовы были пойти на преступление. И Елена оказалась перед порогом, за которым скрывалось нечто неизвестное.
Из рассказа Багрянородного она поняла, что вчера вечером кто-то позвал её отца в Никомидию. Но почему он сам помчался туда, а не послал кого-либо из своих приближенных? Есть же глава правительства - логофет дрома Василий Фока, есть великий доместик - её брат Христофор. Размышления завели Елену в тупик. Она не могла найти в действиях отца никакого разумного повода отправиться в Никомидию. Его побудило что-то, непреодолимое для других.
И в этом Елена была права. Именно обстоятельство, непреодолимое для других, и заставило Лакапина выехать в Никомидию.
Однако до Никомидии он не добрался. Минувшим вечером во дворце Магнавр появился в воинской одежде турмарха не кто иной, как сын посягателя на императорский трон Константина Дуки, когда-то убитого Лакапином. Феоктиста пропустили в Магнавр с «государевым словом». Лакапин не знал его, никогда не видел и принял. Феоктист поведал ему:
– Божественный император, у нас в казармах на военной базе в Никомидии пребывает сын шейха Харсианы, взятый в плен доместиком Иоанном Куркуем. На базу прорвались отважные воины-арабы и захватили казарму, где пребывают пленные, и лабораторию, где учёные добывают «греческий огонь». Казарма и лаборатория окружены моими воинами. Но мне было сказано, что если мои воины пойдут на приступ казармы, то лаборатория будет взорвана и тогда погибнут тысячи невинных. Я спросил арабов, что им нужно. Они ответили: «Пусть приедет император Лакапин, освободит сына шейха и с почестями проводит его до рубежей халифата». И жёстко добавили: «Даём на размышления Лакапину одну ночь, а потом Никомидия будет разрушена».
Лакапин дорожил «греческим огнём» больше, чем своей жизнью, и поверил Феоктисту во всём. Он взял двух телохранителей, и они на конях поспешили следом за Феоктистом в гавань Суд, где стояли императорские корабли. Но в спешке и в волнения Лакапин угодил не на свою памфилу, а на судно, приготовленное Феоктистом. Лакапина провели в чистую каюту, где стены украшали персидские ковры и на столе было вино, угощения. Лакапин
ничего этого не замечал. Что-то подтолкнуло его присмотреться к Феоктисту. Показалось императору в чертах лица Феоктиста нечто до боли знакомое, и он вспомнил Константина Дуку, с которым бился рядом с опочивальней Зои-августы. Спросил Феоктиста:– А ты не сын Константина Дуки?
– Кто это такой?
– задал вопрос Феоктист.
– Да был у меня знакомый, - ответил Лакапин.
– А кони на берегу нас ждут?
– Конечно, Божественный. Там ждёт тебя колесница.
Но спокойное плавание оборвалось для Лакапина, как только судно вышло из пролива в Мраморное море. Сперва он услышал возню и шум за дверью, где стояли его телохранители. Тотчас же в каюте появились три пирата. Один из них, огромный, здоровый, как бык, с большой чёрной бородой, молча подошёл к Лакапину и ударил его кулаком по голове. Император лишь ойкнул и упал бы на пол, но пират подхватил его и, словно куль с зерном, отнёс на ложе и уложил там. Памфила той порой вышла в открытое море и взяла курс к проливу Дарданеллы. За её борт были выброшены два трупа с камнями на шеях. Возле Лакапина присел Феоктист. В руках он держал кубок с вином, другой, наполненный до краёв, стоял рядом на стуле. Феоктист терпеливо ждал, когда Лакапин придёт в себя, но время шло, а он оставался без чувств. Феоктист допил из кубка вино и приказал богатырского вида пирату:
– Фармурий, стащи с него сапоги и одежду, переобуй и переодень в старье. Сними перстни и крест - всё это ваше. Вон на столе хна. Разведите её и вымойте ему голову, лицо.
Пираты взялись за дело. Они стащили с Лакапина все. Драная одежда была приготовлена, сандалии - тоже. Один из пиратов развёл в тазу хну, и Лакапина принялись поливать крепким раствором хны, растирать тряпкой. Ему растрепали волосы на голове и бороде, кое-как подрезали. На Лакапина надели нищенскую одежду, привязали сандалии, и он стал неузнаваем. Едва закончилось переодевание, как его посадили на ложе, он открыл глаза и спросил Феоктиста:
– Что со мной было?
Феоктист, глядя на Лакапина и показывая на него пальцем, ответил:
– Смотрите-ка, наконец-то Селвек пришёл в себя! Дрыхнул сутки! Да было отчего. Он в Никомидии выдул ведро вина, когда продал украденную у господина овцу! Ну-ка дайте ему похмелиться!
Фармурий взял кубок с вином, схватил Лакапина за подбородок, разжал с силой челюсти и вылил вино в открытый рот. Лакапин почувствовал, как у него закружилась голова, перед глазами поплыли оранжевые круги, белые птицы полетели в разные стороны. Но слуха он ещё не потерял и услышал, как кто-то громовым голосом крикнул:
– Помнишь ли ты Константина Дуку, которого жестоко отправил на тот свет?
Лакапин хотел ответить, что помнит, как наказал изменника и посягателя на императорский трон, но голос не повиновался ему, а рот, как ему показалось, был набит скрипучим речным песком.
– Вижу, что помнишь!
– гремел голос.
– Так знай, что тебя ждёт более жестокая судьба, и благодари за то своих сыновей и сына Константина Дуки! Отныне ты стратиот Селвек, укравший у своего господина овцу, за что и наказан. Ты Селвек, Селвек! Повторяй за мной!
И Лакапин, неспособный произнести ни слова, повторял про себя: «Селвек! Селвек!» Длилось это бесконечно долго, и он поверил, что его имя Селвек, что он украл у своего дината овцу и за то наказан постригом в монахи.
Прошло четыре дня плавания. Лакапин эти дни много спал. А когда просыпался, то ему подносили кубок вина с зельем, давали большой кусок хлеба. Он пил вино, ел хлеб, и у него не было никаких других желаний. Раз в день его выводили из каюты и возвращали. Он вновь засыпал.
Так за четыре дня плавания исчез из мирской жизни император Роман Лакапин, соправитель императора Константина Багрянородного, и появился на свет стратиот Селвек, укравший у своего господина овцу. Пиратская памфила за это время приплыла к небольшому островку Протэ в Мраморное море, там в глубокой бухте пристала к берегу. Был уже поздний вечер, стояла непроглядная тьма. Лакапина, который находился всё в том же невменяемом состоянии, свели на берег. Руки его были связаны верёвкой, и вёл его за верёвку пират Фармурий. Они долго шли по лесу, петляли вокруг поросших лесом холмов, наконец пришли к монастырю, который стоял за высокой каменной стеной.