Монастырские
Шрифт:
– Уходи.
– Ты разочаровалась из-за той истории?
Я пожала плечами. Я знала, о чём он говорит. Но и что с того…
– Я не знаю, о чём ты говоришь.
– Нет. Ты знаешь.
Я повернулась и взглянула ему в глаза.
– И что с того…
– Мне интересно просто, что думает невеста, когда у её жениха вываливаются из кармана презервативы.
(Я закрыла глаза. В памяти всплыло. Спустя два месяца после нашего знакомства он пришёл и объявил, что к власти приходит Андропов, а потом вдруг сделал мне предложение. Я помню, как в моей голове пронеслись мысли о блестящем будущем такого брака, и какой-то неприятный голос как бы подсказал моей душе: соглашайся. Мои губы стали чужими. Они будто омертвели. И я
Он демонстрировал, что умеет ходить на руках. А потом из его кармана посыпались презервативы. Он вскочил на ноги с криком «бля…!», упал на колени, стал их запихивать обратно в карман брюк. Я хохотала. Костя взглянул на меня. И вдруг сказал взволнованным голосом, что снимает проституток возле метро «Проспект Мира». Ой, не могу. Зачем он это сказал?! Болван болваном. Просто умираю от смеха.)
Он ушёл. Я знала, что он вернётся через день-другой.
Я полистала блокнот. Там немало мужских имён. За каждым – своя история. Мда. Кому позвонить? Ну, хотя бы Генке.
– Послушай. Ты не мог бы побыть моим кавалером на полчаса. Так надо.
В трубке кашлянули. Меня раздражает в людях эта манера – покашливать вместо слов.
Я бросила трубку.
Телефон откликнулся звонком и спросил:
– Тебе это зачем?
– Затем.
– Послушай. Мы не видели и не слышали друг друга двести лет, и вдруг этот звонок… Не странно? Я не знаю, что и ответить…
– Мне нужно отшить одного типа.
– Понятно. И что я должен делать.
– Придёшь ко мне, когда я позову. А дальше по ситуации.
Но отшивать особо и не пришлось. Костя позвонил через неделю и предложил встретиться, как он выразился, «на нейтральной территории для серьёзного разговора». Такой территорией он согласился считать мой двор.
Я пришла, как и планировала, не одна.
По дороге Генка сказал, что я очень красивая. Мне это не понравилось.
Костя взглянул на Генку.
– Ты кто?
– Кока.
– А, – сказал Костя.
– Это сокращённо. А вообще я – Кокарейкин, – сказал Генка, взглянул на меня снизу вверх и правой рукой обнял мои плечи. Для этого Генке пришлось привстать на цыпочки.
Мне стало противно. Я сбросила его руку. Костя усмехнулся и взглянул на меня. Я чувствовала, что моя красота его волнует, и меня это раздражало.
– Я вообще-то хотел наедине с тобой поговорить.
– Ладно. Гена, извини, до завтра, милый, – сказала я с облегчением.
Генка тоже меня раздражал. Генка меня раздражал ещё больше, чем Костя.
Генка ухмыльнулся.
– Хорошо, дорогая.
Я посмотрела вслед Геше. Какой был, таким и остался. Сколько лет я его не видела… Интересно, есть ли у него девчонка? Вряд ли. Не пришёл бы сюда.
– Кулакову привет! – крикнула.
Геша оглянулся и помахал рукой:
– Ха-ха.
В его смехе я услышала для себя воспоминание о минувшем. Как Кулаков с Гешей гонялись за мной по коридорам телестудии. Как Кулаков смотрел на меня влюблёнными глазами. Как… Мда, Кулаков… Хм…
– Так что ты хотел мне сказать?
– Вера, это касается твоего отца. Его могут арестовать. И скажу больше, решение по нему уже принято на этот счёт. Пока наблюдают. Когда всё произойдёт? Дело времени. Поэтому…
Он помолчал, глядя мимо меня.
Он прячет глаза, подумала я.
Он сказал:
– Так вот.
И снова замолчал.
– Ну? – сказала я.
– Знаешь, ты вовремя сказала «уйди». Теперь я даже рад этому.
– Почему? – сказала я. – Впрочем, мне не интересно, что ты ответишь. Я и так всё поняла.
– Ну да, ну да, – бормотнул он.
В его голосе я услышала помимо тревоги – облегчение. Он тревожился,
сможет ли перенести разлуку со мной, и радовался, что избавляется от проблем. Но это я так решила. А как на самом деле, фиг его знает. Я кивнула ему и развернулась, но уйти сразу не получилось. Он обнял меня сзади, прижался ко мне всем телом. Он дрожал от возбуждения.– Ты просто чертовски красива, – сказал он горячим, страстным голосом мне в ухо, и его руки засуетились, хватая меня так, будто хотели напоследок отщипнуть от меня как можно больше сувениров на память.
Я передёрнула плечами, и чужая страсть тут же осыпалась с меня будто старый песок. И всё стало тихо за моей спиной.
Меня расстроило то, что он сказал об отце.
Сказать папе об этом? Но как я объясню, откуда это знаю? Нет, это невозможно.
Глава 2: Арест отца
– События в жизни каждого из нас – это всего лишь проекция нашей внутренней сути, – сказал Богдан. – И вообще, не имеют значения в жизни человека те явления, которые происходят.
– Да, знаю, это ты когда-то уже говорил. Напомни, что ты этим хочешь сказать? – мой вопрос прозвучал вяло, без интереса.
Потому что я сама думала так же, как Богдан. И по обыкновению, меня взяла досада, что не я первой сказала то, что так меня занимало. Я рассердилась на Богдана, и затем рассердилась на себя именно потому, что рассердилась на Богдана. Ну вот, подумала я, это опять зависть. Я постоянно ему завидую. Даже в таком пустяке, как сейчас.
– Я хочу сказать очень многое, – оживился Богдан.
Он отложил бумаги. Поднялся из-за стола и стал ходить, прихрамывая, по комнате, от высокой закрытой двери до огромных окон у противоположной стены.
– Не имеют значения ни карьера, ни богатство, ни награды, ни болезни. Всё это – мусор. А имеет значение то, что внутри человека. Его отношение ко всему тому, что вокруг него происходит. И вот именно эта его внутренняя суть и является затем первопричиной последующих его действий в жизни. Тех или иных шагов. Вот это важно. Его внутренний человек. Это важно, понимаешь?
– Важно – кому?
– Богу.
– Но ты же знаешь, я не верю в Бога. Если и есть что-то, то это… Я бы назвала Высшим Разумом. Для меня всё сказанное тобою в конечном итоге – чушь, раз ты всё это сводишь к идее Бога. Нет такой идеи. Есть что-то иное, но только не Бог, – я говорила вызывающим тоном. Мне всегда хотелось спорить с Богданом. Говорить ему наперекор.
– А совесть, что ты можешь сказать о совести? Откуда она, и что это такое? Материалисты дать ответ на этот вопрос не могут. Потому что им придётся признать очевидное: совесть – это голос Бога в нашем сердце. И жить по совести – это и означает жить по Богу, по большому счёту. Люди, потерявшие Бога, сегодня наглядно демонстрируют свою беспомощность в этой жизни. Они превращаются в скотов. Возьми хотя бы эти последние громкие аресты наших знаменитых торгашей. Соколов, Бегальман, Филиппов, Уральцев, Трегубов, Кантор… Уж столько нам отец про них рассказал, но я на это смотрю с иной точки зрения. Как ты думаешь, почему этот директор «Елисеевского» гастронома, этот Соколов, почему он потерял контроль над собой и стал взяточником? Или директор универмага «Сокольники» Кантор – ну вот скажи, зачем человеку воровать миллионами, да ещё прятать в доме тайники с ювелирными изделиями, это ведь надо жить в постоянном страхе. Но люди предпочитают всё равно красть, лгать, но зачем? Какой ценой? Ради чего? Да потому что человек, потерявший Бога, теряет самого себя. В нашей стране изначально, с момента революции, людей стали не просто лишать возможности ходить в церковь, но и разлучать с Богом, стали выращивать поколение безбожников. А там, где нет Бога, там место дьявола. Если хочешь, скажу ещё так: если ты не веришь в Бога, значит – ты не веришь в саму себя.