Монастырские

В комнате хозяина

Они собрались, чтобы пировать.

Они взяли свои стальные ножи,

Но никак не могли убить зверя.

Последнее, что я помню,

Это как я побежал к дверям.

Мне нужно было найти, как выбраться отсюда

Чтобы вернуться туда, откуда я пришёл.

«Расслабьтесь», сказал сторож,

«Нас запрограммировали принимать гостей.

Вы можете освободить номер в любое время,

Но вы никогда не сможете уйти!»

Поздно вечером к нам пришёл Костя.

Он был одет в великолепный дорогой костюм. От него пахло хорошим одеколоном. Или шампанским?

Он оглядел мой увеличившийся живот и сказал:

– Вера, ты что, вышла замуж?

– Ты пришёл, чтобы задать этот вопрос? – сказала я и оглянулась на Богдана.

Богдан подбадривающе мне кивнул.

Не так давно моя беременность стала для брата болезненным сюрпризом. Но он не сказал мне ни одного неприятного слова. Он с сочувствием смотрел на меня: «Из двух зол лучше выбирать меньшее. Хорошо, что ты решила сохранить жизнь ребёнку. Загубленное во чреве дитя – это ужасный, просто ужасный грех, это преступление. А малыша твоего мы вырастим, не переживай!»

– Я не забыл, ребята, что вы спасли мне жизнь, – продолжил Костя. – Я не могу быть неблагодарным. Поэтому скажу вам насчёт смерти вашей матери: это не самоубийство. Вашу мать убили. Богдан, ты, я знаю, близок к церкви. И это для тебя, Богдан, хорошая новость. Вы можете смело заказывать в церквях за неё поминальные службы. Ну, а кто именно инсценировал самоубийство, какие силы за этим стоят, это не требует разъяснений. Прощайте.

На пороге он оглянулся. Мы с Богданом молчали.

– Ладно. Скажу ещё одну вещь. Вашего отца, насколько мне стало известно, хотят отпустить. В его защиту выступили партийные лидеры из Горького. Там вспомнили добрые дела, которые оказывал землякам Монастырский. Горьковчане достучались до самых верхов. Вашему отцу повезло. К слову, если бы ваша мать не сбежала в Америку, её бы тоже, я просто в этом уверен, не стали трогать. Перебежчиков у нас не любят, сами знаете. Тем более такого ранга. Мало ли, что они могут рассказать зарубежной прессе. Мда.

– Костя, надо бы кое-что сказать тебе, – сказала я, выйдя следом за ним за порог.

Он остановился.

– Слушаю.

– Я не праздна. И знаешь, благодаря кому?

Он изменился в лице.

– Не знаю, Вера. Да и знать мне это не надо.

И ушёл.

Мне было слышно, как этажом ниже он, споткнувшись, грубо выругался.

Я закрыла дверь.

Отец

Отец вернулся из тюрьмы другим человеком. Я знала, что после тюрьмы люди становятся другими. Но то, что произошло с моим отцом, это было непонятно. Отец уверовал в Бога. Об этом он сказал, когда переступил порог родной квартиры.

– Дорогие мои, ребятушки! Бог есть! Понимаете?! И это Он освободил меня! И я это знаю точно! А всё остальное неважно, – отец ушёл в свою комнату.

Были слышны его шаркания, стук коленок об пол, он молился долго. Богдан вернулся в свою комнату и тоже стал молиться. В квартире стало тихо. Только шёпот. Вот и Мария Фёдоровна встала перед образами на молитву. «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!» Ну что же делать. Весь мир молится, и только я не у дел. Я в недоумении сидела на диване.

За вечерним чаепитием, когда собрались все обитатели нашей квартиры, отец рассказывал о том, как там ему жилось в тюрьме. Это были горькие воспоминания. Допросы, доносы, ненависть, страдания, болезни, душевные терзания, и люди, много людей, среди них были всякие, добрые, злые, жестокие, подлые, слабые… Всё это варилось перед глазами моего отца, будто в котле. Это был ад, повторял отец. Да, я был в аду, теперь я знаю, что ад начинается тут, на земле. И однажды, сказал отец, я стал молиться. Мне приснился, будто наяву, мой двоюродный брат, священник Антоний Монастырский. Он сказал: «Молись, Богу. Только Он может помочь тебе». И я стал молиться. Я просил Господа освободить меня…»

«Я дал слово стать монахом», – закончил свой рассказ отец.

С появлением отца началась другая жизнь. Как и Богдан, он не упрекал меня. Он только сказал, глядя на мой живот: «Что случилось, то случилось».

Каждое утро он с Марией Фёдоровной и Богданом проводили в церкви. Каждый вечер – тоже. А однажды в нашей квартире прозвучал звонок в дверь, и на пороге мы увидели своего родственника – священника-монаха. Того самого отца Антония, которого мой отец всю жизнь не хотел знать, и который велел ему в сонном видении молиться Богу. Так вот для какого гостя отец просил приготовить угощение. Мой отец и этот монах были похожи друг на друга. Говорил он негромко, вдумчиво.

Из их разговора за столом я поняла, что они недавно встречались. Мой папа разыскал отца Антония и попросил найти для него работу при храме.

– Только бы при церкви работу, а там, глядишь, Бог даст в монастырь уйти, – сказал папа.

Отец Антоний смотрел на нас весело, по-доброму.

Вскоре к нам снова пришёл Костя.

– Ты опять с недобрыми вестями? Может, не надо ничего говорить, а? – сказала я ему.

Я не стала пускать Костю в квартиру. Мы разговаривали на лестничной площадке.

– Над твоим отцом снова сгущаются тучи. Известный высокопоставленный партийный работник (неважно, что бывший) компрометирует партию близостью к церкви. Твоему отцу нужно забыть дорогу в храм.

– Ой, знаешь, что, Костя, спасибо тебе, конечно, но пора ставить точку. Хватит, понял? До свидания.

– Учти, я предупредил. Иначе…

– Что иначе?

– Плохо всё может закончиться, Вера.

– А тебе не всё ли равно?

– Не знаю, Вера.

– Вот я и вижу, что ты ничего не знаешь. Ни совести, ни стыда ты не знаешь.

– Если ты об этом, – он кивнул на мой живот, – то, Вера, знаешь, сама расхлёбывай. А меня не впутывай в свои дела. Скажи спасибо, что я вот, рискую репутацией, карьерой, к вам домой ещё прихожу, помогаю, как могу…

– Вера, что тут происходит? – папа выглянул за дверь.

– Познакомься. Это мой знакомый. Костя.

– Очень приятно. Константин, проходите в квартиру, что же на пороге разговариваете.

– Благодарю. Мне нужно идти. До свидания.

Он ушёл.

– Вера, кто это? Ну-ка…

Мы прошли в папину комнату.

– Так…

– Может, расскажешь всё же?

– Может, расскажу, папа.

– Выкладывай. Что за тайны, почему на лестнице? Не он ли отец твоего будущего ребёнка?

– Понимаешь, папа…– я замолчала, надо ли говорить?

Отец смотрел на меня. В его глазах я видела знакомое с детства родное, доброе.

– Папа, этот человек … Я с ним случайно познакомилась. Уже давно. Он из КГБ. Когда-то он предупредил нас, что тебя могут арестовать. И его слова сбылись. Потом он сообщил, что мама вовсе не покончила с собой, а её убили. А теперь он сказал: там, наверху, недовольны тем, что ты, папа, ходишь в церковь. Ещё сказал – они хотят, чтобы ты забыл дорогу в храм. Известный партийный работник, хоть и бывший, не должен компрометировать своими поступками партию.

Папа понимающе кивнул.

– Вера, я всё понял. Этого следовало ожидать. Но послушай меня. Я уже говорил, что лишь теперь начал жить. Прежней жизни для меня больше нет.

Я смотрела на него, я боялась за него. Я не хотела потерять его. Никто мне так не был дорог, как он. Мне хотелось стать другой. Такой, как мой отец, как мой брат Богдан, как наш родственник, отец Антоний… Ах, как я хочу быть другой…

Костя к нам пришёл ещё раз. Сказал, что ему нужно поговорить с Верой. Но не я была ему нужна. Он пришёл, чтобы убить моего отца. Это случилось днём, когда дома никого, кроме отца, не было. И это был день рождения моего отца. Мы с Богданом были на занятиях. А вечером собирались всей семьёй отметить папин праздник за столом.