Moneyball. Как математика изменила самую популярную спортивную лигу в мире
Шрифт:
Его целью в начале игрового сезона 1998 года стало не потерять работу. В конце весны несколько человек заметили, что он выбрал новый способ, как этого добиться. Он поменял способ подачи так, чтобы мяч летел к отбивающему под более низким углом. В колледже, когда он подавал, он бездумно менял наклон руки с наклона на два или три часа, с подачи, когда рука согнута на три четверти, до совершенно прямой руки. Этим закончился его предыдущий провальный сезон в низшей лиге. Теперь, впервые за свою карьеру, он нащупал точку, когда следует отпускать мяч, точку, которая располагалась намного ниже талии. Но пока он не посмотрел на запись того, как подает, у Чэда не было ни малейшего представления, что он что-то вообще поменял. Он никогда об этом не думал: процесс его становления как питчера был совершенно неосознанным. Чувствуя, что теряет почву под ногами, Чэд попытался ухватиться за соломинку, чтобы не совсем упасть; странное движение во время подачи стало тем, за что можно было удержаться. «Лось сделал так, что с совершенно вертикального замаха на двенадцать часов я опустил руку до замаха на два часа, – рассказывал
В конце июня «Чикаго Уайт Сокс» повысили Чэда, переведя его из команды категории АА в команду высшей категории ААА. Когда он приехал, то понял, почему его перевели: новое домашнее поле было расположено в предгорье Кордильер, ветер его продувал насквозь. Стадион был печально известен своим губительным влиянием на карьеры питчеров: парень, на смену которому прибыл Чэд, просто уволился и исчез. В первой игре, в которой участвовал Чэд, начинающий питчер его команды продул шесть пробежек домой в первой половине иннинга. Вышел первый питчер замены и продул еще семь пробежек домой, при этом не выведя ни одного игрока в аут. Мяч, который по всем признакам был медленным высоколетящим, в разреженном предгорном воздухе превращался в стремительную ракету и со свистом уносился за пределы поля. В начале первого иннинга команда Чэда все еще проигрывала со счетом 13:0, и менеджер Калгари указал на Чэда. «Каждый раз, когда я теперь вижу этого менеджера, – рассказывал Чэд, – я думаю, что я здесь делаю». Он вышел играть и нашел ответ на свой вопрос. Когда через два часа в начале восьмого иннинга он ушел с питчерской горки, счет был 14:12. Он подавал на шести полных иннингах и одной трети еще одного. Он позволил отбить только одну пробежку домой. Питчер, который заменил его, продул пять пробежек домой, и окончательный счет стал 19:12.
Незаметный питчер с мягкой подачей из команды АА, который никогда не выходил более чем в нескольких иннингах в низшей лиге, выстоял в шести и одной трети иннинга на стадионе, который славится своими самыми неблагоприятными для питчеров условиями. И каким бы удивительным ни был результат, самым удивительным было то, как ему это удалось сделать. Он опустил руку еще ниже. Как всегда, Чэд даже не осознал, что произошло. Может, на это повлиял разреженный воздух, может, давление, может, невидимая сила или какое-то далекое воспоминание заставило его руку приблизиться к земле. В первый раз в жизни он атаковал отбивающих, опустив подающую руку ниже руки, которой балансировал во время подачи. Он знал только одного парня, который подавал так же, как он.
Когда Чэда спросили, как он может объяснить свой сказочный успех, Чэд только и нашелся, что ответить: «Господь так решил». Господь, казалось, решил проиллюстрировать бейсбольным игрокам на примере Чэда учение Дарвина. Каждый раз, когда Чэда Брэдфорда забрасывало в новые тяжелые для выживания условия, он неосознанно приспосабливался – хоть и не так, как того ожидали «Уайт Сокс» или он сам. Когда его заметил Уоррен Хьюджис, быстрый мяч Чэда летел на скорости 138 километров в час. Хьюджис сумел уговорить свое начальство взять Чэда, убедив всех, что парень со временем начнет подавать с большей скоростью и когда-нибудь будет делать боковую подачу со скоростью 145 километров в час и даже быстрее. Чэд тешил себя мыслью, что однажды он, может быть, будет подавать так же мощно, как большинство других игроков, – что он станет нормальным. Чэд в итоге пришел к тому, что делал боковую подачу снизу вверх на скорости от 130 до 138 километров в час.
То, что он приблизил к земле точку, из которой выпускал мяч, имело несколько последствий, самое очевидное из которых состояло в том, что это в значительной степени сокращало дистанцию от точки, где мяч покидал его руку, до точки, где мяч приземлялся в ловушку кетчера. Быстрый мяч, который Чэд отправлял на скорости 138 километров в час, летел до отбивающего то же самое время, что и быстрый мяч, запущенный традиционным способом на скорости 150 километров в час. Выпущенный снизу вверх низко опущенной рукой, мяч поднимался и потом неожиданно падал, как теннисный мяч, отбитый с сильной закруткой по накату. То же касалось и его крученой подачи «слайдер», которая казалась отбивающему-правше направленной по прямой траектории до того момента, когда внезапно мяч пикировал вниз и в сторону. Даже те отбивающие, которым до этого приходилось противостоять его подачам, боролись, чтобы инстинктивно не сойти с места, пытаясь уклониться от мяча, и еле могли справиться с тем, чтобы попасть по нему, чтобы он немного пролетел в горном воздухе. Они начинали замах, когда мяч только поднимался по траектории полета, и заканчивали удар, когда он начинал падать. Лучшее, что можно было сделать с подачами Чэда, это отбить мяч на землю, чтобы он катился и прыгал. Как бы ужасны ни были условия в Канадских Кордильерах для питчеров, лучших условий для Чэда Брэдфорда было не найти. Не важно, насколько разреженным был воздух, не важно, насколько сильно с неблагоприятной стороны дул ветер, все равно подачу Чэда было невозможно отбить за пределы поля.
Благодаря инстинкту самосохранения и неспособности представить себя в любой другой роли на земле, кроме роли питчера Главной лиги, Чэд Брэдфорд занял ведущее положение среди питчеров в команде ААА. На стадионе, который словно был предназначен для того, чтобы способствовать сильным ударам отбивающих, он
подавал на пятидесяти одном иннинге и заработал средний показатель допущенных очков, равный 1,94, допустив только три пробежки домой. Отбивающие постоянно жаловались на то, как сложно отбивать его подачи, разгадать его удар, как хорошо он умеет ввести в заблуждение. И это было занятно. За пределами питчерской горки Чэд был не в состоянии ввести в заблуждение никого и ни в чем. Он был самим собой. Деревенщиной. Иногда он мог, конечно, попытаться скрыть что-нибудь дома – не убраться в гараже, при этом сказав жене, что он все сделает. Но у него ничего не получалось. «Я могу делать все что угодно и все равно приду и уберусь так, как обещал, – говорил он. – Меня просто замучает чувство вины». На питчерской горке у него не было чувства вины. Как только его нога касалась прорезиненного покрытия питчерской горки, он превращался в беспощадного мошенника-актера, злого волшебника. Он распиливал красавиц пополам и упрятывал кроликов в шляпу.Он считал, хоть и не зацикливался на этом, что, если он будет и дальше продолжать выбивать в аут отбивающих, у главного офиса «Уайт Сокс» не останется выбора и его переведут в Главную лигу. Он был прав. Однажды, когда он тренировался с одним из своих более старших товарищей в низшей лиге, его вызвали в офис менеджера в Калгари. Новое назначение: ему нужно первым же самолетом вылететь в Даллас. Его назначили заменяющим питчером в игре «Уайт Сокс» в играх с «Техасскими Рейнджерами». Он вернулся на поле и продолжил бросать мяч. Его старший товарищ, которому он подавал мяч, Ларри Касиан, который ушел из бейсбола в том же году, спросил у Чэда, чего от него хотел менеджер, и Чэд ему рассказал. Касиан спросил у Чэда, почему же тот стоит и бросает ему мяч на поле команды ААА, когда следует лететь в команду Главной лиги. Чэд ответил, что не знает, и продолжил бросать мяч. «Думаю, я просто был поражен этой новостью», – сказал он. Через восемь лет после того, как его пастор и тренер показал небольшой фокус, чтобы Чэда с позором не выгнали из школьной бейсбольной команды, Чэд получил шанс показать этот же фокус в Главной лиге.
Его вызвали играть во второй из трех игр серии на стадионе в Арлингтоне. Он не чувствовал, что ему там место, ему казалось, что он к этому не готов. «Думаешь: как же у меня может получиться? Ощущаешь, что это словно другая игра – не та, в которую играл всю жизнь». Одного за другим он отправил в аут первых семерых отбивающих. За последние два месяца сезона он отыграл в тридцати и двух третях иннинга после стартовых питчеров «Уайт Сокс» и закончил сезон со средним показателем допущенных очков 3,23. В какой-то момент он выходил на подачу десять раз подряд и не позволил отбивающим противника набрать ни одного очка. В одном из сезонов, который запомнился лишь количеством проигранных сопернику пробежек домой, он был единственным питчером «Уайт Сокс», кто не допустил ни одной пробежки.
В перерыве между игровыми сезонами он поехал, как это было и будет всегда, домой в Бирэм. В первый раз, сам не зная почему, он не тренировался на питчерской горке, которую построил и потом переделал для него за домом отец. На ней, опустив и вытянув в сторону руку во время подачи, он когда-то закончил эпоху игр с отцом. Попав в Главную лигу, Чэд завершил период, когда он зависел от тренировок на питчерской горке за домом отца. Оставшаяся позади отцовского дома питчерская горка стала для него очередным шагом в жизни. Когда он приехал на сборы весной 1999 года, он думал: «Здорово. Я в Главной лиге».
Но в жизни все оказалось не так. «Уайт Сокс» не поверили в успех Чэда Брэдфорда. Главный офис с недоверием отнесся к его статистике. Отказываясь доверять его показателям, в главном офисе вернулись к прежним субъективным подходам к оценке игроков. Чэд совсем не выглядел игроком Главной лиги. Там казалось, что просто «дуракам везет». Для них Чэд был обыкновенный штукарь – отбивающие Главной лиги неминуемо разгадают все его хитрые штучки. Начальство «Уайт Сокс», конечно, прямо не сказало этого Чэду. В 1999 году во время весенних сборов генеральный менеджер «Уайт Сокс», бывший питчер Главной лиги Рон Шулер заявил Чэду, что его мяч не движется, как прежде, и что он собирается отослать Чэда обратно в команду ААА. У Чэда не хватило духу ответить, что он по этому поводу думал: «Мой мяч не движется? Да мой мяч только и движется во время подачи!» Когда он приехал в команду ААА, один из тренеров сказал, что его подача осталась прежней, а генеральному менеджеру просто нужен был предлог, чтобы не называть ему настоящую причину: начальство «Уайт Сокс» видит в нем лишь игрока команды высшей категории низшей лиги.
Может, у Господа и был свой план в отношении Чэда Брэдфорда, но даже Ему пришлось смириться с загадочными закулисными течениями в офисах клуба Главной лиги. Следующие два года Чэд в основном подавал в низшей лиге и только от случая к случаю, но, как правило, успешно подавал в команде Главной лиги. В течение двух лет в команде ААА отбивающие не могли его переиграть и наблюдали за тем, как остальные питчеры в своих статистических показателях едва за ним поспевают. «Я наблюдал за игроками, которых вызывали из команд АА, и понял, что я для них всего лишь парень для подстраховки. Чтобы перестраховаться на случай, если кто-то получит травму. Если кого-то продадут. И не важно, как хорошо я буду играть, в Главную лигу они меня не вызовут». Он поговорил со своей женой о том, что хочет уйти из «Уайт Сокс» и поехать играть в Японию, где ему будут хорошо платить. Чэд заставлял себя подниматься с кровати по утрам и ехать на стадион только потому, что напоминал себе, что играет питчером не для «Уайт Сокс». «К середине игрового сезона 1999 года я играл питчером для всех команд Главной лиги, кто мог на меня обратить внимание, – рассказывал он. – Я просто надеялся и выжидал, что кто-то наблюдает за мной».