Моника 2 часть
Шрифт:
7.
Глаза Моники медленно приоткрылись, возвращаясь в реальность, свет причинял боль, и она стала смотреть через полуприкрытые веки, изучая странное место, где находилась. Большие глаза бывшей послушницы полностью распахнулись, она посмотрела на благородное и серьезное лицо незнакомого человека, одетого в черный костюм, склонившего седую голову и делавшего в тетради заметки. Она лежала на кровати, на толстом шерстяном матрасе. Мысли в больной голове словно вибрировали, выходя и заходя лениво и неуверенно, она лежала на подушках, изящных простынях, покрывавших тело, одетое в чистый белый балахон. Слабые руки немного отогнули простыню… светлая голова со спутанными волосами
– Черт возьми, вы уже очнулись! Как вы себя чувствуете?
Человек, одетый в черное встал, опрокинув табуретку, к которой уже привык, подошел к больной, чтобы отыскать пульс, посмотрел усталыми и добрыми глазами, в которых показалась надежда, и посоветовал:
– Не трудитесь говорить; не делайте усилий. Вам лучше, чувствуете? Вам намного лучше, но следует быть благоразумной. Теперь я пошлю за кое-чем, что вам нужно принять.
Светлая голова Моники вздрогнула, напрасно пытаясь определить видения, которые проходили у нее в мозгу, как вихрь. Кто этот человек? Где она находится? Она жива или мертва? Спит или потеряла рассудок? Она не припоминала, что когда-либо видела это помещение, не припоминала, что спала когда-либо в этом месте, а свежий воздух из окон доносил резкий запах селитры и йода. Воздух ближнего моря… Она на корабле… да, на корабле, и больна, очень больна. Но как она здесь оказалась? Откуда этот корабль? Образы становились яснее. Она вспомнила… вспомнила долину в Кампо Реаль, роскошный дом Д`Отремон… София, Ренато, Каталина… Айме, Хуан… Хуан Дьявол! И поняв, где она находится, разразилась рыданием:
– Боже мой… Боже мой…!
– Что с вами? – обратился внимательно доктор. – Вам больно, что-то мешает? Скажите, дочка, говорите, не утаивая. Постарайтесь объяснить, что вы чувствуете… Я доктор Фабер, ваш лекарь, и уже три дня с вами, хотя вы и не помните, не видели. У вас была лихорадка самая сильная на свете, но все худшее позади, и с Божьей помощью…
– О… Иисус! – воскликнула Моника с испугом, отразившемся на бледном лице.
– Что с вами? Что произошло? Успокойтесь. Почему вы так испугались? Ничего не случилось, уверяю вас… – Доктор Фабер напрасно пытался успокоить ее, но ослабевшая Моника снова упала на кровать, он резким тоном упрекнул:
– Ах, черт! Вы появились вдруг, и напугали меня также, как и ее. Посмотрите, как нелепо она чуть не упала в обморок…
Тихий и грустный мужчина, чье присутствие спровоцировало упадок духа Моники, медленно приближался и остановился, глядя на нее… Теперь, без лихорадочного румянца, щеки Моники стали белее простыней, которыми она была накрыта… Он смотрел на нее, находя ее красивой, необыкновенно красивой, несмотря на слабость, нездоровье, и болезненная красота делала ее похожей на ребенка.
– Ей лучше, правда, доктор?
– Несомненно лучше… Но этот упадок… упадок… По крайней мере, я думаю, что она пришла в себя!
– Вы можете меня оставить с ней, доктор?
– Нет, доктор, не уходите! – умоляла Моника по-настоящему встревоженная, воспользовавшись правами больной.
– А? – удивился доктор. – Ваш муж хочет поговорить с вами наедине, дочь моя. – И повернувшись к Хуану, порекомендовал: – Кабальеро, думаю, речь идет о капризе больной, но осмелюсь попросить вас…
– Не беспокойтесь, доктор, – прервал Хуан со спокойной вежливостью. – я ухожу.
Постепенно шум шагов Хуана стих, и Моника снова прикрыла глаза, чувствуя упадок сил тела и души. Она знала, где она, с ужасом вспомнила, что произошло: это каюта Люцифера и она замужем за Хуаном Дьяволом. Бледные образы кошмара, случившегося в Кампо Реаль, танцевали сарабанду в ее разуме, хотя и затуманенном. Затем ужасающе быстрый бег по полям, борьба на побережье, руки человека, который крепко держал ее и тащил на корабль, бросив в грязную каюту, а затем тень, темнота, красные облака лихорадки. Больше она не помнила… не могла вспомнить. Что еще могло произойти? Трусливые моряки не способны были помочь, и Бог, к которому она взывала, не предотвратил этого…
– Сколько часов я на
корабле, доктор? Когда мы отправимся в Сен-Пьер? Когда вас позвали?– В Сен-Пьер?
– Да, доктор, в Сен-Пьер. Корабль бросил якорь… Или нет? Мы не в порту? Не в Сен-Пьере?
– Мы в заливе, перед Гран Буром, столицей Мари Галант. Ваш Сен-Пьер во многих сотнях миль отсюда на юг…
– В таком случае, я одна… покинутая? – испугалась Моника.
– Не думаю, что «покинутая» это правильное слово. Ваш муж – сильный юноша и суровый, как хороший моряк, если быть честным, скажу вам, что по крайней мере, за четыре дня, в течение которых вы находились на Мари Галант, вам не было лучше. Он преобразил, как смог, эту маленькую пещеру… не забыл ни одного расхода, обеспечивая вам самые лучшие удобства. Ясно, что вас необходимо вытащить из корабля, отправить в больницу. Я намекал вашему мужу на возможность оставить вас здесь, чтобы они продолжили путешествие, но он не согласился и… мне это показалось разумным. После всего, что я увидел, как он заботится и ухаживает за вами, я понял, что будет очень жестоко отделить вас друг от друга…
– Он ухаживал за мной? Заботился?
Моника внезапно замолчала. Она вцепилась в край простыни, чтобы не закричать, потому что ужасная мысль сверкнула в ее мозгу. Почему за ней ухаживал Хуан Дьявол? Почему проявил великодушие и человечность? Почему потратил усилия и деньги, чтобы сохранить ее жизнь, потому что ужасающий брак уже свершился, она в самом деле его жена, против воли, в бессознательном состоянии, он сделал ее своей, и она абсолютно и всецело жена Хуана Дьявола?
– Не хотел быть невежливым, сеньора… Хм… Мольнар – ваша фамилия; сеньора Моника де Мольнар, не так ли? Ладно, не хочу быть нетактичным, но я хотел бы пожелать уверить вас, что я ваш друг и готов служить вам во всем, что вам нужно. Я доктор Алехандро Фабер, главный медик больницы Гран Бура, французского городка, вдовец и в годах, как говорят мои седины. У меня нет семьи, а вы чрезвычайно напоминаете мне единственную дочь, которую, к сожалению, я потерял, когда ей было пять лет. К тому же, моя симпатия спонтанна, уверяю вас, со мной вы можете быть совершенно откровенной. Вы хотите попросить меня о чем-нибудь? Чего-нибудь желаете? Есть что-то, что я мог бы для вас сделать?
С каким отчаянным порывом закричала бы Моника о помощи, поддержке, защите от Хуана Дьявола! С каким болезненным желанием она попросила бы этого старика разорвать эти цепи, вытащить ее из каюты, оставить этот корабль, и никогда бы не видеть больше это суровое и беспощадное лицо Хуана Дьявола! Но непреодолимый стыд парализовал ее язык и руки, словно сильнейшее смущение, которому нет имени, единственное убежище ее достоинства… В конце концов, разве не она дала это право Хуану Дьяволу? Как она может просить помощи, не сообщив при этом ужасных обстоятельств, заставивших пойти ее на этот риск? Тело и душу тряхнула лихорадочная дрожь, но остановилась, так и не прорвавшись…
– Я не смею просить вас… Вы не могли бы написать моей матери, доктор Фабер?
– Конечно. Меня не затруднит… Что бы вы хотели написать?
– Что я жива и пусть не страдает из-за меня, чтобы не усердствовала… Моя мать Каталина де Мольнар, Кампо Реаль, Мартиника. Не думаю, что смогу ей написать, но ваши слова ее успокоят. Я была бы вам очень благодарна, доктор.
– Не за что. Речь идет о незначительной услуге. Я сделаю это с большим удовольствием. Что еще написать ей?
– Ничего. И пожалуйста, чтобы это осталось между нами…
– Конечно. А теперь, дочь моя, я должен вас оставить. Настал час посещения больницы. Если хотите, я позову вашего мужа…
– Не зовите никого. Если кто-то спросит, скажите, что я сплю…
– Как пожелаете… До вечера… – осторожным шагом доктор Фабер оставил каюту Люцифера, медленно спускаясь по лестнице. Рядом с носом корабля, тихо шушукаясь, сидели четыре члена экипажа. На корме, вдали от всех, на мотке канатов, скрестив руки, Хуан Дьявол смотрел отсутствующим взглядом на море… Доктор решил подойти к Хуану. Увидев его, он резким движением встал, спрашивая: