Моника 2 часть

– Я хотел оставить тебя в Мари Галант, чтобы доктор Фабер вернул тебя в свой дом, к своим… Именно это я хотел сказать тебе, ради этого просил доктора оставить нас одних, но ты не захотела слушать. Ты предпочла говорить с ним, завоевать его расположение, чтобы сдать меня; ты предпочла оклеветать меня, предать, посмеяться снова над чувствами, над моими глупыми чувствами…

– Нет, Хуан, нет…! – возразила растерянная Моника.

– Да! Ты хотела, чтобы меня преследовали, как зверя, злоупотребляя тем, что у Хуана нет имени, опираясь на свое происхождение, класс… Ты хотела победить меня, и не победишь этим оружием! Клянусь тебе! Я не буду снова милосердным!

– Хуан! Я не говорила доктору Фаберу, что хочу донести на вас… Я лишь попросила его написать моей матери, что жива. Клянусь! Клянусь! Я хотела, чтобы она была спокойна, успокоила свою ужасную тревогу… Вы не понимаете, Хуан?

Хуан больше наклонился, и снова сильные руки сжали ее, хотя не так грубо. Наоборот, была в спокойной силе какая-то сладостная теплота и дикость, что странно успокоило ужасный испуг Моники, смягчило горечь на ее губах, и появилось страстное, искреннее желание оправдаться:

– Я не просила об этом доктора Фабера. Клянусь вам, Хуан! Я не лгу, я никогда не лгала, несмотря на ужасные обстоятельства, которые вы знаете. И я не лгу, чтобы спасти себя… Ради себя мне нет нужны лгать. Я клянусь, что не просила помощи у доктора Фабера. Вы мне верите? Верите?

– Полагаю, что должен верить, – согласился Хуан, признавая себя побежденным. Мягко он положил ее на подушки, сделал несколько шагов от кровати. – Но в этом случае, вы опять заплатили за провинности, не имеющие к вам отношения…

Он удалился тихим и гибким шагом босых ног, а Моника смотрела на него сквозь прорвавшуюся плотину слез, а также со сломанным в ней ужасом, чувствуя, что впервые вздохнула, что человек, который ушел – не зверь, не варвар, не дикарь. Что возможно, в сильной груди Хуана Дьявола бьется человеческое сердце…

Очень медленно она снова встала, пробуя сделать несколько шагов, хватаясь за стены, мебель… Она дошла до маленького круглого окошка, когда жесткий удар корабля заставил ее задрожать, она почти упала… А негритенок, который незаметно проскользнул внутрь каюты, с волнением пришел ей на помощь:

– Хозяйка… Хозяйка…!

– Колибри, что произошло?

– Ничего, хозяйка, капитан взял штурвал и переменил курс направо. Хозяин доволен; Сегундо дал ему табаку, и Сегундо сказал, что мы идем на остров Саба. Это маленький остров, но моряки будут довольны, потому что там они купят сыр, табак и мясо. Очень здорово видеть землю после такого долгого разглядывания моря, правда, моя хозяйка?

– Я даже не видела моря…

Через круглое окошко, Моника смотрела на море и жадно вдыхала воздух, пропитанный йодом и селитрой, чувствуя, что быстрее побежала кровь по венам, вновь возвращая жизнь, жизнь, которая была для нее такой суровой, такой жестокой, такой горькой, но молодость напитывала ее странной силой, оставляя позади агонию. Она предсказала:

– Думаю, мне понравится остров Саба.

8.

Замыкающий мягкую гибкую кривую линию Малых Антильских Островов, начиная от Виргинских островов до великолепного ожерелья островов Подветренной стороны у берегов Венесуэлы, золотой и изумрудной брошью высился зеленый остров Саба, который словно возник из голубых вод Карибов круглым скалистым берегом, с густыми зарослями лесов, цветущих бугенвиллий, гибискусов и цезальпиний, с пронзительным ароматом мускатного ореха, чьи деревья росли в узких расщелинах, похожих на маленькие продолговатые долины. А наверху, рядом с тем, что было раньше кратером вулкана, находился маленький голландский городок Боттом, с его немногочисленными ступенчатыми улочками, чистейшими домами во фламандском стиле, маленькими ухоженными садами, голубовато блестевшими тротуарами и спокойными и неторопливыми людьми, которые, казалось, жили ритмичным ходом всегда одинакового климата, упоенные своим чудесным пейзажем.

– Вам очень идет эта одежда, хозяйка.

– Колибри, почему ты входишь без стука? – сделала замечание Моника, слегка испугавшись.

– Простите, хозяйка, но я увидел через щелку, что вы уже одеты. Вам очень идет.

Моника сделала усилие, чтобы сдержать невольную улыбку от наивных слов Колибри. Одетая в платье, привезенное Сегундо из Мари Галант, она смотрелась в зеркало, которое Хуан молча повесил в единственной каюте Люцифера, и ей казалось, что она чуть ли не голая. Похудевшая изящная шея виднелась в окаймлявших вырез кружевах, а рукава доходили до середины рук. И наоборот, длинная и широкая юбка облегала талию, демонстрируя изящество и гибкость фигуры. Она заплела золотые волосы в две косы, которые ниспадали по спине белым нимбом хрупкой красоты, идеальной, как никогда…

С инстинктивным чувством застенчивости она завернулась в красную шелковую накидку, чем оживила бледные щеки. Тем не менее, она неуверенно отступила, возражая:

– Я не могу отсюда выйти. Мне нужна моя одежда, черное платье… Где оно? Когда мне принесут его?

– Не знаю, хозяйка. Выходите, выходите, мы уже почти прибыли. Посмотрите на гору! Выходите, хозяйка, пойдемте…

Моника подошла к круглому окошку. Действительно, берег был очень близко. Там, словно рукой достать, был светлый пляж с зеленой полосой пальм, затенявших золотые пески, а раскаленное солнце омывало пейзаж. Солнце другого мира, другой жизни… Словно наэлектризованная, шла Моника к двери каюты, которая настежь распахнулась, давая пройти.

– Мы уже на Саба, хозяйка! Не хотите спуститься?

Перед ней возник не Хуан Дьявол с его стройной фигурой. На миг она испугалась, подумав, что он подошел к ней, но человек, открывший дверь, был помощником на Люцифере. Ниже ростом, менее крепкий, менее статный, со светлыми глазами и каштановыми волосами, на юношеском аккуратно выбритом лице которого было выражение одновременно внимательное и любопытное. Его грудь была широкой, руки мозолистыми, обутый и без грубой майки, которую носил все дни; его одежда была чистой, типичной для обитателей Мартиники и Гваделупе. Он вел великолепную игру с прекраснейшей девушкой, которая на миг остановилась в дверях каюты, словно ослепленная, и пробормотала:

– Выйти…? Мне…?

– Лодка готова для спуска на воду. Вам уже лучше, правда? Колибри сказал, что вы вылечились, не представляете, как все мы рады…

Он протянул руку, такую же примечательную, как и у других членов команды, стоявших неподвижно у борта, которые словно забыли о работе, уставившись на нее, напряженные от непреодолимого чувства, вызванного присутствием женщины в их грубоватом и бесхитростном уме. Стыдливо Моника еще больше завернулась в красную накидку.

– Хозяин сказал, чтобы все спускались. Вы не спуститесь, хозяйка? – настаивал Сегундо.

– С тобой она не спустится. Выполняй поручения и возвращайся со всеми вовремя, если не хочешь, чтобы случилось что-то плохое. Всем здесь быть через час! А теперь проваливайте!

От гнева он покраснел, но повернувшись к Монике, его выражение сменилось удивлением. Моника была словно другой: нежной, болезненной и слабой женщиной, подрагивала от тревоги, смущения и волнения, ощущая близость Хуана Дьявола, сверкающее солнце слепило глаза, столько дней не видевшие его, ей было не по себе от накатов морского бриза, который обдувал ее. Несколько долгих минут он разглядывал ее; голос, выражение и тон Хуана изменились, уверяя ее: