Монстр с нежным сердцем

— Я бы решил, что вы заговоры строите, шепчась на моем крыльце, если б не знал одного из вас, — раздался сбоку ворчливый голос. Соломон замолчал и с улыбкой выпрямился, поворачиваясь к владельцу дома. Гарри робко выглянул из-за отцовского плеча. В проеме двери стоял полноватый мужчина с копной пшеничных кудрей и яркими васильковыми глазами, в которых плясали развеселые чертенята. Вблизи, однако, были видны морщинки у глаз и седые пряди в соломенно-желтых волосах. Годы поставили печать даже на нём, на неунывающем Барри Винкле. Руку Гарри он пожал с приветливым радушием, с веселым любопытством заглядывая в глаза. Пригласил в гостиную и кивнул, садясь в кресло:

— Рад за тебя, Соломон. Рад, что ты нашел в себе силы перебороть свою боль и дать жизнь ещё одному мальчику.

Гарри смутился, поняв, что Винкль принимает его за родного ребёнка друида, но, к его удивлению, Соломон не стал ничего отрицать.

— Благодарю тебя, Барри. Сам как?

— А неплохо, знаешь ли, — Барри с удовольствием вытянулся в кресле, сложив руки на плотном пузе. — Тишь, благодать, никто не лезет с нравоучениями. Но порой становится как-то слишком тихо…

— Так, может, вернешься? — с надеждой встрепенулся Соломон.

— Зачем? — с веселым недоверием воскликнул Барри. — Мне и тут не пыльно. Да и не хочу я выслушивать бредни Уилкинса.

— А он умер, — осторожно сообщил Соломон. — Скончался с полсотни лет тому назад.

— Вот-те раз… — растерянно сдулся Барри, садясь прямее. — С чего это он вдруг?

— Да вот… Знаешь, — принялся рассуждать Соломон. — Если уж кто говорит о ком-то гадости, то не следует ли понимать это как то, что сам он гаденький душой? Короче, не только язык у него поганым был, но и сам с гнильцой оказался. Нечист на руку и совесть: воровство, поджоги, денежные махинации с магглами… В общем, до Азкабана докатился Уилкинс. А дементоры, сам знаешь, к преступникам особое пристрастие имеют — усосали насмерть, так понравилась им его темная протухшая душонка. Брайан самолично смерть Стебса Уилкинса констатировал.

Гарри невольно хрюкнул, услышав имя: Стебс, ну понятно, с таким-то именем только и стебаться. Барри мельком глянул на него и перевел разговор в другое русло:

— Ладно, ясно всё с Уилкинсом, а ко мне с чем пожаловали?

— Хочу попросить тебя вернуться в школу, — честно ответил Соломон. — Лучшего учителя волшебства, чем ты, у нас нет. Я хочу, чтобы ты показал Гарри, как правильно дарить детям Рождественское чудо.

— Соломон, ну я же говорил, что это зависит от личных предпочтений волшебника, его искренних желаний. Чтобы подарить ребёнку волшебство, он должен по-настоящему хотеть этого. Простых действий недостаточно, игрушку под елку и папа с мамой способны положить и обрадовать дитёнка до визга…

— Нет, дядя Барри, — тихо возразил юноша. — Я правда хочу научиться. Я начал понимать, чего не хватает, мне ведь Елочка показывала, старалась, смешила малышей… А я, дурак, не видел чуда. Моя маленькая сова оказалась мудрее меня…

Синие глаза с радостным изумлением смотрели на Гарри, любовно обозревая каждую черточку его лица, смотрели так, словно рассматривали сокровище, невесть откуда свалившееся. Потом пухлые губы сложились в бантик и смачно чмокнули воздух, произнеся:

— О скрижаль Мерлина! Неужели небеса услышали мои мольбы, и я вижу перед собой нового Рождественского чудесника?..

___________________________________________

Где ты, Вилли-Винки, влезь-ка к нам в окно,

Кошка на перинке спит уже давно.

Спят в конюшне кони, начал пёс дремать,

Только мальчик Джонни не ложится спать…

Глава 21. Дарить тепло, дарить надежду...

Собрался Барри быстро. Призвал сумку с чем-то, вскинул на плечо, забрал из угла витой длинный посох и вздернул бровь на замешкавших гостей.

— Чего сидите-то? Идем!

— Что, уже? — вскрикнул Гарри и поспешно вскочил с кресла. Соломон выбрался из своего с неспешными потягушками и тихим ворчанием под нос насчет того, что мог бы и чаем угостить… Барри сделал вид, что не слышит, и шустренько чесанул к выходу. Гарри, охваченный веселым удивлением, заторопился следом, в конце-то концов, папа же сказал, что у Винкля солнечный характер и вечный оптимизм. На улице, прежде чем трансгрессировать, Барри поднял руку, призывая петушка с фронтона. Медная птица расправила крылья и спорхнула на посох, став чем-то вроде навершия. Лук и стрела при этом исчезли куда-то, а петушок, сложив крылья, визуально стал выглядеть меньше. Лапками он намертво сросся с посохом, слившись воедино с медным его наконечником. Есть о чем подумать, да…

— А дом вам не жалко? — успел Гарри задать вопрос перед перемещением.

— Дорогой отрок, — важно ответствовал Барри. — Этот дом мне не жалко, потому что у меня есть другой, побольше, на острове у берегов Хайленда. Но там я не живу, так как замок слишком близко от Хогвартса, а там Уилкинс… Вернее, был, так что для меня ещё не всё потеряно. Наверное… Учти, Соломон, если в Хогвартсе объявится хоть один недоброжелатель — я сбегу! — сказав это, Барри трансгрессировал.

— Он что, так не любит критику? — спросил Гарри, шагая в подпространство следом.

— Нет, сын, просто Барри эмпат и плохо себя чувствует от малейшего негатива в его сторону, — ответ Соломона каким-то чудом долетел до Гарри сквозь вихрь перемещения.

Таким образом, оказавшись перед Хогвартсом, Гарри со смущением посмотрел на Винкля, уже зная о его проблеме. Эмпаты от природы остро восприимчивы к эмоциям других. Они не просто понимают их, а буквально ощущают то же самое. Эмпат — ходячий приемник, настроенный на эмоциональную информацию. Едва уловив что-то, он начинает сам это транслировать, даже если не хочет. Не склонный к эмпатии человек, столкнувшись с тем, кому плохо, скажет просто: «похоже, у него и правда был тяжелый день», эмпат же подумает: «почему-то мне стало плохо». Стала очень понятна причина бегства Барри Винкля из Хогвартса…

Особенно хорошо это понимал Гарри, сам бывший радиоприемником Волан-де-Морта, перенимая его эмоции в минуты сильных всплесков гнева. И это при том, что ему было намного легче, ведь Волдеморт не каждый день влезал к Гарри в голову. Так что Барри Винклю оставалось только посочувствовать.

А тот, едва очутившись перед замком, был тут же атакован стаями сов, моментально слетевшимися к Винклю и с восторженными воплями закружившими над ним и около. Сычики, пользуясь своими мелкими габаритами, внаглую облепили его всего, как внучата любимого дедушку, пища и вереща на все голоса. Барри весело хохотал, раскинув руки и жмурясь от хлопающих у лица крыльев. Гарри, оглушенный грохотом крыл, обалдело смотрел на грандиозную встречу сов — в воздухе стоял несмолкаемый гвалт и летал совиный пух. За что-то птицы любили славного старину Вилли Винки.

Медный петушок на кончике посоха ожил, махал крылышками, ловил шапочку и задорно покукарекивал, отвечая на крики сычиков. А в птичьих голосах тем временем начали узнаваться слова и предложения:

— Папа Винки! Папа Винки вернулся! Папа Рождества, ура, Рождественский папа снова с нами! Тим Новогодний, как живешь?

— Отлично живу! — счастливо проорал петушок. — Я у папы самый любимый!

Ой как птички раскричались! Загалдели прямо оглушительно, радужным фейерверком брызнув оперением на солнце, уверяю вас, совы очень яркие, особенно сипухи с их неповторимыми узорами на спинках и крылышках. А уж когда они ещё и глазами янтарными сверкают, брильянтами да изумрудами… Ликуют-кричат, Тимку Новогоднего прославляют, добрые, честные, наивно-простодушные и оттого искренние в своей радости, птицы своим единодушием ошеломили Гарри, раскрывшись с совсем неожиданной стороны. И это при том, что большинство сов Вилли Винки сегодня в первый раз в жизни увидели! Видать, любовь к Рождественскому папе им от родителей по наследству передалась, или в сказочных совиных преданиях, как легенды ночных стражей…