Моральный патруль

Варвар хмыкнул, и хмык его показался Якову громом небесным, обогнул графа и пошел дальше, сотрясая основы общества и гранитную мостовую.

Граф Яков фон Мишель опешил, он ожидал ответных плезиров, манер, пусть не возвышенных, но достойных, как в цирке Уродов акробатки каждый раз кланяются, когда роняют мяч.

Но и ничего хулительного, обидного варвар не сделал, даже не зарычал, аки лев.

Граф Яков Александрович водолазным колоколом погрузился бы в задумчивость, но вспомнил о важной миссии – беседа с графиней Сессилией Маркес Делакруа, и в беседу органично можно вплести случай с варваром, при этом выставить себя героем, а варвара — комическим персонажем, что – потешно!

Он не заметил карету герцогини Антуанеты фон Гитлер (герцогиня с укоризной покачала головкой; потрогала пробивающиеся тонкие усики над верхней губой – злые языки поговаривают, что графине нравится щеголять усиками, она выставляется; но другие в ответ качали головами и укоряли первых укором великим, утверждали, что усики – генетическое; каждый вечер княгиня Антуанеты фон Гитлер усики сбривает, смывает, лазером удаляет, но к утру они появляются с настойчивостью молодого саксофониста).

К кондитерской «Смит и Вессон» граф Яков подошел заблаговременно – как корабль в гавань – за пять минут до без пяти минут назначенного срока.

Графиня Сессилия Маркес Делакруа, потому что прошла курс всех наук, необходимых девушке, появится через пятнадцать минут после назначенного – традиция, и разрушит традицию разве что легендарный Персей, что украл у небесного Орла Печень.

С назначенным опозданием графиня Сессилия Маркес Делакруа вышла из переулка – белая, прелестная, словно облачко над крышей Музея Изящных Искусств.

В правой руке девушки зонтик от Солнца, а в левой, словно слиток серебра – книжка (положено, чтобы – сборник стихов).

— Графиня! – граф Яков фон Мишель присел в наилучшем сочетании куртуазов – западных и северных, плезирно снял шляпу, пером подмёл дорогу перед туфельками девушки. – Неожиданная встреча!

— Граф! – графиня вскрикнула, прикрыла книжкой вишневые губки; на щеках выступил румянец стыда – так на глазах доброй матери выступают слёзы любви. –Совершенно неожиданно, словно я в туман вступила.

Неловкое молчание маятником бродило - от девушки к Якову, и от него – обратно, к графине.

«Что же я молчу, и бойкие слова не слетают с уст моих, будто слова заморожены на леднике? – граф Яков с досадой кусал губы, прикрывал робость натянутой резиновой улыбкой (высший балл на уроке куртуазности). – Где мои благородные эстетические темы, а, если и подвертываются, то проваливаются обратно, в утробу, будто в магнитных сапогах».

— Извольте, графиня! Ну да!

Это! Ни-ни-ни!

Вот Солнышко на небе, и подобно оно сегодня сахарной вате («Не слишком ли я аморально произнёс - сахарной вате?» – Яков распустил шнуровку на жабо, душит змеей.).

— Ох! Граф! Солнышко светит изрядно! Зонтик! – графиня Сессилия Маркес Делакруа оглядывалась, словно искала подсказку у людей, но почему-то пусто, ни души, словно все жители превратились в музыку.

— Нынче, и часу не прошло, как я встретил варвара! – словно граммофон включился в Якове, граф ужаснулся темы о грубом варваре, хотя эту тему мечтал вплести в разговор, но не так, не сразу, а, когда наладится беседа, когда пройдут обязательные вступительные уверения в почтения — так перед строем философов обязательно идут барабанщицы.

— Варвар? Занимательно! Любознательно! – графиня Сессилия Маркес Делакруа оживилась, даже приподняла невесомую наномантильку из пуха гагары.

Яков обрадовался: упоминание о варваре не раздражило девушку, не оскорбило, а заинтересовало пытливую, потому что молодую и интересную, словно изящная шпага шевалье Анри.

— Проклял бы варвар себя за свой вид, за невежество, но не проклинает, потому что из цирка Уродов, по культурному обмену, а, скажите, милейшая графиня Сессилия Маркес Делакруа, разве кто видел культуру у варваров?

Безобразие, а не культура!

Зачем живут? К чему стремятся варвары, похожие на горы, но вымытые с шампунем камни.

Если благородные философы ищут и не находят ответы на вопрос «Для чего создан человек?», то варвары – и подавно, потому что они – быки и коровы.

Ужасные, и иногда, не трезвые, что — непозволительно!

Я никогда не видел, но слышал, что на других Планетах варвары злоупотребляют алкоголем, словно в них дух нечистый вселяется.

Несоразмерные телами, – граф Яков на минуту задумался – «Так ли уж уроды из цирка уродов — несоразмерны, как описано в рекламных буклетах на марципановых изящных дочечках?

Пропорциональные мускулистые тела мужчин, и с неприличными, но опять же – соразмерными, и в гармонию с телом входят выпуклости на грудных клетках акробаток; и выпирающие упругие спортивные ягодицы, достойные философа, что всю жизнь проводит в кресле». – Не будем рыться в варварах, хотя изучение безобразного приводит к возвышению прекрасного, как скульптор из глыбы рождает Афродиту.

— Прекрасно! Прелестно! Изумительно вы выражаете свои мысли, граф Яков фон Мишель! – девушка потупилась, мысочком изящной туфельки вырисовывала незримый узор. – Цирк Уродов!

Много наслышана, но ни разу не была, как и в кладовку матушки не заходила, оттого, что – не позволено!

Воспитание и мораль меня обязывают блюсти себя в скромности до замужества – так соловушка блюдет розочку.

«Не напрашивается ли графиня Сессилия Маркес Делакруа на комплимент? – граф Яков дрожал, ощущал себя карасём в переулке. – Мечтает о посещении цирка Уродов, но конфузится, а одной девушке, или в компании подружек посещение цирка – дурной тон, как прыжок в яму с нечистотами.

Если с благородным молодым достойным, как философский словарь, человеком – то позволительно!

Приглашу, всенепременно приглашу графиню в Цирк, немедленно, в омут страсти с головой.

Хм! А не воспримет ли графиня — Сессилия Маркес Делакруа утонченная, благовоспитанная, отличница по всем наукам в институте благородных девиц – моё предложение совместно посетить цирк Уродов, как непристойный намёк?

Но, с другой стороны, если не приглашу, то и мой отказ – непристоен, оттого, что молодой человек обязан ловить каждое желание морально устойчивой дамы, а дурных желаний у порядочной девицы нет, как нет сладости в огурце».

Сомнения терзали молодого графа Якова, но графиня, оттого, что тонко чувствовала душевные моменты, или по своей девичьей наивности, перешла от темы цирка Уродов к другой, для неё занятной и поучительной, как игра на стострунном сямисэне.

— Не сочтите за нескромность – благородная девица не рассказывает о своём интимном, а сны по Уставу благородных девиц относятся к интимностям, не все сны, а некоторые, но мой сон – не интимный, и я поведаю вам, потому что он поучительный и в какой-то степени связан с нашей неожиданной встречей – так рыбак удит крокодила, а на крючок цепляет русалку, – графиня Сессилия Маркес Делакруа перевела дух, раскрыла книгу (Яков узнал сборник стихов поэта серебряного века Михельсона), снова закрыла – волнуется девушка. – Приснилось мне сегодня кладбище, но не мрачное, потому что кладбище по своей сути – непристойность; во сне я оказалась на светлом кладбище, где только поэтов хоронят, как сгустки солнечной энергии.