Морок

Глава 12

Да оно бы не беда, кабы здесь была еда,— окажись тут лебеда бы, дак сошла б и лебеда!

Про Федота-стрельца.

Льва никак не должно интересовать мнение овец.

Тайвин Ланистер, «Игра престолов».

Место действия: окрестности Тюмени(Сибирское наместничество).

Время действия: июль 1611 года.

Виктор Вайс, герцог Виргинский, князь Сибирский и Себежский, попаданец.

Шестой день или седьмой? Наверное, седьмой. Седьмой день я иду по непролазному лесу, боясь отойти от небольшой речки. Сколько я прошёл за это время? Вёрст пятнадцать, не больше. Вывихнутая нога ещё болит, раненое плечо ноет, но не кровит. Надо отлежаться, но нет. Нужно идти. Вот до той берёзки, а потом до той лежины на речном пригорке.

Еле-еле доплёлся и сделал глоток из фляжки. Без неё я бы давно пропал. Каждое утро я подхожу к реке и наполняю медную флягу до краёв. Без еды человек может протянуть какое-то время. Без воды — нет. Хотя в ягодах, что порой попадаются на моём пути тоже есть влага. Но ими не напьёшься. Периодически жую головки клевера и глотаю. Какая-никакая еда. Пару раз набредал на полянки лебеды. Пробовал её в прошлой жизни на охоте. Та ещё дрянь. Но сейчас наедался лебедой до тошноты и с собой брал за пазуху. На вкус что-то типа водянистого щавеля. Но это тоже не еда. У меня уже голова кружится от недоедания.

Сажусь у пня с тёплой южной стороны и пытаюсь задремать перед вечерним переходом. Вспоминаю как моя «писательница» Даша заставляла меня слушать то, что она сочинила. Точнее, то что получилось после моей правки. А то, что вначале написала она, слушать было невозможно. Мой текст тоже так себе — диалог о любви с учётом моего прежнего опыта, с новомодными в России этого времени отчествами для дворян. Дашке очень нравится и отчества, и диалог. Вот она перечитывает вслух уже в десятый раз:

— "Анна: — Вы слишком рациональны, Павел Васильевич. Чтобы полюбить, нужно открыть своё сердце. А Вы, как увидите девушку, так и ощетиниваетесь, как ёжик.

Павел: — Вы преувеличиваете, Анна Сергеевна! Я спокойно отношусь ко всем знакомым дамам. У меня была безответная любовь. И с тех пор я дал себе слово, что больше не попаду под действие женских чар.

Анна: — Боже мой, Павел Васильевич! Простите, что я задела Вас за живое! Мне казалось, что Вы несчастливы и, что я смогу… Если вы позволите… То, я смогу…

Павел: — Ах, оставьте, Анна Сергеевна! Я не намерен вновь попадать в любовный плен. Вы красивы и молоды. У Вас всё впереди. А моя жизнь разрушена. Я уезжаю в своё поместье. Займусь хозяйством и сделаю жизнь своих крепостных хоть немного лучше…

Анна: — Павел Васильевич! Я восхищаюсь Вашим благородством. Вы — мой кумир! Будьте ко мне снисходительны.

Девушка подходит к мужчине и, посмотрев ему в глаза, целует его в губы. Ещё и ещё. Когда поцелуи прекращаются, то Павел Васильевич…"

Помнится, на этом месте я непозволительно всхрапнул… Дашка подняла на меня глаза полные слёз, покачала головой, укоряя меня за толстокожесть, положила исчёрканные пером листы и вышла в коридор. «Вот и славно», — подумал я тогда и пошёл на кухню перекусить.

Эх, Даша, где ты сейчас? Ждёшь ли меня? Ну, всё. Пора идти дальше.

Всё случилось примерно неделю назад. Отправил я Евдокима с проверкой на уральские рудники, а сам пошёл на парусном карбасе по Туре в местную татарскую деревеньку расположенную у речки Ахманки. Тамошний староста мне показал, найденные образцы — кажется, не то. На всякий случай, я спрятал каменный пласт величиной с ладонь во внутренний карман кафтана. Может рудознатцы что-то хорошее опознают…

Меня насторожило, что обычно весёлый и разговорчивый мужик-староста был слишком молчалив и подавлен. Остальные жители деревни почему то не вышли меня поприветствовать. Не порядок! Один из шести моих охранников-гребцов что-то заметил в речных кустах и решил посмотреть поближе. Вдруг он заорал и тут же получил стрелу в грудь.

— Монголы, — прокричал капрал, срезав несущегося на него ордынца.

Остатки отрядов сыновей хана Кучума то тут, то там появлялись на Тоболе и Туре. Мы их прижимали к реке и уничтожали. Видимо, это был один из последних отрядов.

В спину капрала вонзились две стрелы. Мои бойцы бабахнули, сняв ещё двоих ордынцев.

Эх, револьвер оставил в сумке…

— К лодке, — ору я, и вижу, как ещё один из моих гвардейцев падает на землю.

Вместе со мной к карбасу добежало ещё двое бойцов. Один вытащил верёвку, забросил в лодку и остался отбиваться на берегу, а второй, как и я, перемахнул через борт и попытался отчалить. Я добрался до своей сумки и достал восьмизарядный револьвер. Выстрел. Мимо. Руки трясутся, лодка качается. Целюсь точнее. Выстрел. Попал. Чужой выстрел с двадцати шагов. Тут и мне прилетает в плечо. Рваная рана бицепса. Пуля прошла по касательной. Присев от боли, роняю револьвер на дно, но, сделав усилие, поднимаю его другой рукой. Взвожу. На хвостовой штырь лодки прилетает петля монгольского аркана. На берегу враги возбуждённо орут, празднуя победу. Стреляю в арканьщика — мимо. Стрела прилетает мне в грудь и разбивает каменную породу. Сквозь «туман» вижу, как мой последний гвардеец перерубает петлю аркана, но тут же получает стрелу в грудь. Руки врагов хватаются за борт и тащат лодку к берегу.

Сделав над собой усилие, прыгаю в воду и гребу по течению одной рукой. Перегиб реки. У меня в запасе всего пара минут пока за мной не пошлют погоню. Едва успеваю выйти на заросший кустарником илистый берег, как из-за поворота показалась лодка. Если они сейчас причалят, то легко найдут меня в кустах. Но, они проскочили дальше. Ухожу от берега в лес. Тут им найти меня будет нелегко.

Искали и почти нашли. Ордынец шагах в десяти от меня прошёл. Хорошо, что я успел за корягу спрятаться.

Вот уже неделю иду по заболоченному лесу. Река мелькает в километре справа, но я туда не спешу. Мои вряд ли начали меня искать. Хотя… Я сказал Даше название деревеньки. Поэтому решаю выйти к реке. Силы мои на исходе. Вывихнутая нога болит. Рана на фиолетово-синем плече ноет при каждом шаге.

Немного прихожу в себя от голосов. Глухих — мужских, и пронзительного — женского:

— Братишки! Везде смотрите. Может он без сознания… Виктор! Если ты помер, то ты полное дерьмо! Ты же меня в шахматы обещал научить! Виктор!

Дашка так себе горло сорвёт,– мелькает в глубинах моего подсознания. Не нахожу ничего лучше, чем, смочив горло из фляги затхлой водой, начать песню:

— Из-за острова на стрежень на простор речной волны выплывают расписные острогрудые челны…На переднем Стенька Разин обнявшись сидит с княжной. Свадьбу новую справляет он весёлый и хмельной…

Дашка подбегает и бросается мне на грудь, бормоча:

— Я знала, что ты живой!

А потом, порозовев от шуточек моих гвардейцев про постельные шахматы, спрашивает: