Морок

— Всем ясно?! — справился Зорин.

Головной корректно промолчал. Ответил Ваня. Голос его был как никогда серьёзен.

— Ясно.

* * *

Опушка леса была идентичной, дерево в дерево и куст в куст, только Люсе место показалось чужим, незнакомым. Враждебным… Вероятно от того, что здесь не было растянутых палаток, разбросанных, как попало мешков, не было костерка с аппетитным дымком ужина, не было монашьей обители… Но главное, здесь не было ребят. Не было Олега… Никого. Это паникой било в висок, окутывало сознание безотчётным ужасом. Люся ещё раз оглядела место пребывания и неожиданно присела в коленях.

— Ой!

Страх заполз в душу, заражая все органы одновременно, потянулся к горлу, отбирая голос, единственное, что является защитной реакцией в тревожный момент. У Люси монотонно пульсировала одна и та же мысль, короткая и ядовитая: «Я пропала… Я пропала… Пропала…» На секунду изображение качнулось, подёрнулось дымкой, словно зажёванный кадр и пыхнуло с новой необычайной силой, обновляя палитру красок. Люся медленно привстала, постепенно чувствуя, как тяжёлое гнетущее чувство разрывается в ней гранаточными осколками, высвобождая хмельную, небывалую досель радость. Как бывало с ней не однажды, страх, берущий начало в нижней концевой точке живота переродился в могучий стимулятор живопознания. Дыхание очень скоро выровнялось и девушка, уже стойко держась на ногах, разглядывала невозмутимо, окружающий её мир. От ужаса осталась какая-то терпкая тягучесть, струящаяся мирным холодком от живота к груди, но, то уж не было страхом. Скорее, любопытством… Лес был тот же, только… Ярче, вроде… Будто рассматривала Люся мир через призму, трехгранную призму, где спектр цветов пресыщено ярок, и ещё… Важно было сделать шаг. Тот самый первый. За которым снимаются барьеры, и уходит тревога. Окончательно уходит…

Звуки. Их не было, вернее они были… Но только за какой-то невидимой перегородкой. Где-то пели птицы. Отдалённо от того, что здесь. Там шумел ветром лес. Но не здесь, а за преградой. За стеклом что ли… За стенкой. А здесь существовала какая-то ватность. Стоп, что это? Словно через закрытые ставни кричали, опять не здесь. Оттуда…

— … Лю-у-сь-а-а-а…

Люся тряхнула головой и тут лучше, отчётливей донеслось. Ванин голос: — Люсь-а-а-а!!!

Словно вскрыли нарывник, из неё хлынуло. Из самых недр голосовых возможностей:

— Ва-ня-а! Вань-ка-а!!! Я здесь!

Секунда, две… Потом: — Люся-а! Ты где-е-е?!!!

Людмила кинулась по направлению крика, точно так и не поняв, откуда кричат. Голос, её голос, достаточно звонкий, полный, не уходил вдаль, а словно натыкался на прозрачные стены. Голос Климова достигал её ушей тоже не в полной силе, а как бы преломлённый через это «нечто».

— Ва-а-ня-а-а!!! Я зде-е-э-сь!!! — Она завертелась волчком, в попытке определить, где именно голоса протыкают «стекло». Метафоричное сравнение со стеклом родилось у неё само собой. Точно так по ощущениям это и выглядело. На миг показалось, что ей снова воткнули вату в уши. Тишина оглушила до отчаяния, но затем СЮДА просочилось снова, уже Наташка: — Люсь-ка-а!!! Люсь-ка-а!!!

Люся заголосила в полную мощь голосовых связок: — Наташка-а!!! Я здесь стою-у!!!

Похоже, её услышали.

— Что-о?!!! Где стоишь?!!!

— Зде-есь!!! Только я вас не вижу-у!!!

— Я тоже не вижу-у!!! Плохо слышно! Ты чё, под землё-ой, да-а?!

Несмотря на серьёзность ситуации, Люся едва не прыснула со смеху. Наташкины попытки сориентировать её точку нахождения, вызывали приступ смеха. Это заметно приподняло настроение и укрепило в моральном плане. Людмила давно сообразила, что она, в принципе, где-то рядом с ними, только… Сокрыта, что ли… Как бы в двойственном измерении. Или в зазеркалье. Хотя откуда тут взяться зеркалу? Льюиса Кэрролла начиталась? Люся тронула траву у ног. Со слухом и зрением разобрались, а вот как всё на ощупь??? Широколистый стебель полевой травы был вполне реалистичен. Хотя… Осязательное восприятие работало странно. Не совсем обычно… Ощупывание опаздывало с анализом. И даже не так… Рецепторы, будто не работали. Палец трогал стебель, а мозг быстро подбрасывал подсказку: высокий, узенький… Трогал листья — мозг подсказывал: широкий, тонюсенький, пупыристый. И ещё… Мягкий, влажненький? И сразу ответ — да! Подтверждено! Люся находила в этом неправильность. Обычно ощупь даёт голове пищу для размышлений, а тут наоборот… Глаза видели и, отталкиваясь от этого, подсказывали рукам, что же они трогают. Если бы Люся трогала в кромешной темноте, вряд ли ей удалось что-то нащупать (глаза не смогли б подсказать?). Сродные ощущения бывают во сне. Там нет осязания, но есть имитация. Во сне мозг задаёт тон ощущениям, создаёт объём, нагружает весом и даже, кажется, мы слышим запахи. Хотя, как можно нюхать сон, но тем не менее…

Наташа продолжала кричать, и в голосе её слышались плачущие нотки. Люся оторвалась от исследования, грубо обругав себя эгоисткой. Она-то не боялась, но её настроение не могли разделить те, кто её потерял. «Бедняжки! Они же с ума сходят!» — Мысленно ставя себя на их место, подумала Люся и немедленно закричала:

— Наташа-а-а!!! У меня всё-о ха-ра-шо-о-о!!! — Она выложилась, как могла, а последнее слово раскричала по слогам. За колпаком (Люся переименовала явление) сразу же ответили. Услышали, значит…

— Люська! Я тебя убью! Ты чё нас пугаешь? — Наташин голос перешёл с крика на более умеренный тон, и Люся почувствовала в нём облегчение. — Ты где-е!!! Под землёй, что ли?!

«Далось ей это «под землёй»! — С улыбкой подумала Люся. — Небось, ничком к траве и слушает… А может, на коленках ползает». Она представила властную Наталью на четвереньках и, вновь себя обругала. Ей смешно, а каково им! Там.

— Не-е-ет!!! — Люся старалась слова длинные вытягивать, а короткие выделять. — Здесь тоже па-лян-ка-а!!! Тоже со-он-це-е, не-ба-а!!!

Она замерла, прислушиваясь, но отклика не услышала. Мигом представилось Наташкино лицо в сосредоточенном режиме приёма. Вдохнув побольше воздуха, крикнула в добавку:

— Только ва-ас нет!!! И ча-сов-ни-и-и!!!

С внешнего мира Наталья затараторила, причём слышимость стала отличной, но потом… Потом громкая поначалу речь стала западать. Словно кто-то, или некто там стал баловаться стеклянным колпаком, то поднимая край (речь-громко), то с нажимом опуская (речь-глухо).

— Я поняла, поняла! У тебя всё хорошо! Ты не волнуйся! Счас мальчики.????. Они тебя.????. Люся, ты толь…???????..рошо?!

Несмотря на смазанность, Люся поняла, о чём толкует Наталья.

— Ха-рашо-о-о!!! — Заорала в ответ, не полагаясь на случай.

Акустика вовсю разболталась. Наташины слова совсем превратились в бубнёж, словно толщина стекла у колпака поприбавилась, и сквозь эту призрачную толщу продиралась гулкая барабанная речь. Как Люся не старалась что-то разобрать, увы… Сплошная невнятица.

— Лю-усь-йа-а-а!!! — Протолкнулось настойчиво Наташино. Она снова перешла на крик. Кричали как из закрытого наглухо помещения. — Не у-ха-ди да…о-о-о!!!

В ответ Люся вытолкнула своё, стараясь всё же не охрипнуть:

— Пло-ха-а слыш-н-на-а-а!!!

С минуту они соревновались в громкокричании друг другу, пока Люся не закашлялась и вынужденно не прекратила бесперспективный диалог. Наталья ещё что-то пыталась, что-то орала (вот ведь связки!), но Людмила уже и не желала втиснуться в смысл. С вялой обречённостью она шла дальше… Глубже в этот мир. Может, поэтому вскоре крики стихли. Совсем. Люся не поверила. Прокашляла голос, надула лёгкие и… Вытолкнула в крике: — На-та-ша-а-а!!!

Секунда, две, три, больше… Тишина. Ватная. И даже птицы ОТТУДА пропали. Всё пропало.

Людмила стояла в немом оцепенении, в безликом отупении понимая, что связь прекратилась. Лес, поляна, клонящееся на закат солнце не исчезли. Пропали звуки, образуя некий звуковой вакуум. Удивительно, абсолютная тишина не стала пугающей. Скорей, больше неприятной. Неуютной.

— Э-э! — Негромко, как бы тестируя звук на микрофоне, выдала Люся в этот вакуум. Звук её голоса не изменился, но стал обволакиваем. Не шёл дальше… Глубже…