Морок

— Little kittens! Hey, to eat! — Проворковала женщина нараспев.

— Mom, another three minutes! — Донеслось от неё справа.

— No three minutes! Quickly I said!

Невидимый оператор отъехал и Зорин смог узреть огромную гостиную, очевидно совмещенную с кухней. В поле зрения выбежали, хохоча две девчушки, примерно одинакового возраста, хотя одна из них была всё-таки выше.

— Ма! Можно я не буду запечённую колбаску? Я хочу тост с вишневым вареньем!

Это сказала младшенькая, так Вадим распределил их по росту. Вдруг обожгло сознание, что он понимает их. Понимает их речь, хотя английский никто не отменял.

— Это джем, а не варенье. Разрешу, если скушаешь омлет с беконом.

Младшая скривила мордочку, поартачилась для порядка, но уже через минуту жевала бекон, пересмеиваясь со своей высокой сестрёнкой. Разговор крутился о каком-то уик-энде с соседской семьёй, где первопричиной были братья-близнецы. Младшенькой Катрин нравился Майк, а старшенькой Мелани приглянулся Руди. Сёстры переругивались, выясняя, чей кавалер представительней. В итоге, прения прекратила мать, обещав соплячкам накрутить уши по первое число, если не прекратят при матери обсуждать такие не солидные вещи. После чего была прочитана лекция о непозволительности раннего опыта общения с мальчишками и скромности как таковой. Вадима давно перестала занимать эта перепалка. Он жадно вглядывался в черты своей матери, слушал её голос и запрещал себе верить, что это его мама. Живая и где-то там… МОЯ МАТЬ ПОГИБЛА. Так сказал ему дедушка и так думал он… До этого момента.

Большие глубокие глаза, местами проседь и круглые полные плечи: женщина мало походила на стройную девицу, что видел Вадим на ранних фотографиях в паре с отцом. Папа, надо сказать, тоже был не старый. Обоим на снимках чуть больше двадцати, такими и ушли, не отпраздновав годину Вадькиной жизни. Как, оказалось, ушёл только отец… А мать? Как же так вышло?

— Оу, эта история так и просится в киносценарий! — Словно услышав его мысли, заговорил двойник. — Впрочем, и вся жизнь людская есть не что иное как запущенный кем-то триллер. Твоя мама, Вадим, это оса, попавшая в мёд. Работая по воле случая среди вип-персон, а работала она переводчиком средь иностранных гостей, молодая Ирина быстро уловила разницу в менталитете советской жизни и возможностью самовыражения «заграницы». Изыск привилегированных классов, их семей будоражил ум провинциалки, какой она себя считала. В её сознании мир поделился надвое. В первом люди жили, наслаждались, пользовались, брали… Во втором, люди гнались, выживали, доставали, теряли здоровье…

Экран, тем временем, остановил движение, картинка замерла и потускнела. Голос подсознания зазвучал масштабно, значаще. Едва перекинув взгляд с экрана на двойника, Вадим, вернувшись обратно, обнаружил тривиальный камин с его огнём, не более…

— Возможно, Ирина Зорина понимала: красивость дипломатов — это иллюзия. Блёстка. Но ей хотелось этой блёстки. Хоть на час. Пока был жив её муж Коля, она не смела и гнала эти мысли, а потом… Говорят, случай — это продукт проявления внутренних желаний. Характер движет человеком и суёт его в те ситуации, которые формируют его существование. Но оставим философию. Муж скоропостижно ушёл и оставил ей право выбора. А выбор ей не преминули сделать… О чём думала женщина, бросая тебя? Тут сложно, Вадим. По человеческой мерке сложно. Вероятно, она не думала бросать. Вероятно, она думала договориться. Со своим папой, с твоим дедушкой. Только зная заранее ответ, она предполагала вытекающий вариант. Глеб Анатольевич запретил дочери возвращаться за сыном и этим оборвал её связь с тобой. Следовательно, подсознательно — подчеркну, между материнством и комфортом, она выбрала последнее. Это не факт, что она плохая мать и ветреная личность. Видал своих сводных сестричек? Погодки. Но не от Морриса. Англичанин стал проходным билетом в Европу. В какой-то восточной командировке он подхватил редкую непереносимую бациллу, против которой врачи оказались бессильны. Моррис сгорел, а дважды вдова Ирина через пару лет перебралась в Канаду, где вышла замуж третий раз и последний. Муж человек моложе её на семь лет, оказался по факту талантливым и востребованным писателем-сценаристом. Именно от него эти милые девочки. Сейчас Ирина Зорина самодостаточная домохозяйка, хранящая на депозитах многотысячные финансовые вклады. Любимый мужчина не перенасыщен тяжким графиком работы, оттого семья проводит время в частых путешествиях. Франция, Италия, Бразилия, Аргентина, Америка… Список неуклонно растёт, но в этом списке нет России. Случайно ли? Конечно же, нет! Своего первенца Зорина не забыла и в этом, пожалуй, её драма. Грех предательства, как Каинова печать жжёт и отравляет её существование. Дважды она порывалась съездить, когда ты был маленький, получить прощение или не получить его, но увидеть… Увидеть тебя. Она убедила себя, что не столько боится отца, сколько страшиться узреть твои вопросительные глаза, вкусить отторжение. Неприятие… Плакала, уговаривала себя подождать. Мол, де сын подрастёт, начнёт понимать и тогда… Но вот ты взрослый дядька, а она… Страх перед тобой у неё только усилился. Камень вырос, а тяжесть вины трехкратно возросла.

Монах замолчал, видимо давая Вадиму время переварить услышанное. Вадим не скрывал смятения. Чувство безысходной тоски овладело им.

— Почему? — К горлу подбиралась глухая беспричинная злость.

— Почему дедушка не сказал правды? — задал его вопрос Двойник. — Глеб Анатольевич имел претензии к дочери, это первое! А второе… Возможно, не хотел перегружать твою юную голову…

— Я тебя спрашиваю ещё раз! — Глухой ропот перерос в агрессию. Таким себя Вадим боялся. — Почему ты, кочерыжка фантомная, дёргаешь за святое?! Кто тебе, бык, позволил топтаться по сердцу?!

— Я тебя умоляю, Вадим…

— Отвечай!!!

— Отвечу, слушай! — в тон грубо ответило Подсознание. — Твоё неведение продлилось бы максимум пять-семь лет. Очень и очень скоро каждый и не обязательно богатый сможет общаться с любой точкой Земли, будь то Канада или Япония. Слышать, говорить и видеть, не выходя из собственной квартиры. Это не фантастика! Это очередная веха прогресса, основанная на компьютерной технологии и передаче данных. Не обойдёт это и тебя, Вадим! Так что ваша встреча предрешена логически. Логически! Я всего-навсего обошёл эти пять лет и дал тебе возможность первому выйти на контакт. Этим, поверь, ты облегчишь существенно попытку твоей мамы связаться с тобой. Она боится твоего суда, как кары небесной, но если ты первый протянешь руку…

— Я понял…

— Зная это сейчас, ты переболеешь, передумаешь разное, но главное, будешь готов. Готов с ней разговаривать. А когда ты найдёшь её, ты примешь её слёзы и простишь.

— А если нет?

— Ты уже простил. Иначе б я, кочерыжка фантомная, не стал бы топтаться по сердцу, которое я, твоя глубина, вижу лучше тебя!

Вадим, снесённый напором таких фраз, подрастерял пыл и неуклюже спросил, не имея сказать ничего большего:

— Как же я смогу с ней… когда-нибудь? Я же застрял в этой аномальщине. И смогу ли выйти вообще?

Монах натянул на голову капюшон, словно подытоживая разговор, опустил подбородок.

— Я не говорил, что ты не сможешь выйти. Я говорил о выборе! Который сделаю не Я, подкожная суть, а Ты, разумный практик. Не прощаюсь… Увидимся…

Зорин, почуяв занавес, неожиданно созрел для вопросов. Торопясь вытолкнуть хоть один, он открыл рот и замер, как показалось. На самом деле замерло всё вокруг него. Воздух стал плотный как бумага. Огонь, камин стали нарисованы на этой бумаге, а фигура в плаще стала контуром рисунка. Вадиму почудилось, что дышать он не сможет этой текстурой, что и сам он не плоть и кровь, а набросок карандаша. Набросок, который не жалко подтереть ластиком, коль понадобится… Он с силой втянул в себя, сопротивляясь мороку, пытаясь сбросить наваждение, вырваться. Бумага жалобно треснула, идя на разрыв, и Вадим замахал отчаянно руками. Ему показалось: он потерял под собой опору. Однако, ноги нашли траву, Вадим и в обуви мог угадать почву. В лёгкие ворвался ветер, а луч солнца заставил сощурить глаза. Из ушей вытащили пробки, и звук живой тайги заполонил голову.

Они стояли, в одинаковой манере встряхивая головы, и неверюще моргали. Ни бараков, ни часовни, ни двора, ни кола, не было ничего. Солнечная полянка, лес, неба синь и они, трое…

ГЛАВА 13

Вода в канистрах не исчезла. Хотя исчезло всё, что имело связь с этой водой. Колодцы ушли в связке с двором при часовне. Двор ушёл, потому что часовня распорядилась исчезнуть, а все прилегающие к ней объекты: бараки, колодцы, грядки, обрезанные кустики и дым из трубы не преминули последовать за часовней. Фантом есть фантом. Однако вода… Вадим вылил в ладонь булькающую массу влаги и приложил пятерню к лицу. Вода оставалась водой. Мокрой, ощутимо насыщенной, настоящей. Уравнение не складывалось. Ответ предполагал: либо есть, либо нет. В деле выходило нет. С маленькой крохотной поправкой: не всё нет…

Полминуты не прошло, а Зорин встрепенулся, вскинул руками:

— Где? — В горло будто воткнули кляп. Он с трудом отхаркнул мешавший речи комок. — Где Наташа? Где Ваня?

И сам испугался, потому что знал ответ. Но ещё надеялся. Тупо надеялся, что ребята просто отошли… Мало ли куда? Да элементарно пописать! Наташа. А Ванька в сопровождении. Отчего бы нет? Но ныло под сердцем: ты знаешь, это не так!

Он глянул на Люсю, самое естественное, что он мог сделать. Та несмело молвила:

— Они шагнули.

И всё стало ясно. Будто узаконили крамольную мысль.

Сорок минут спустя трое из пятёрки сидели у вполне реального костра и прихлёбывали довольно осязаемый чай из не вполне адекватной воды. К чёрту бы эти заморочки…

Молчали. Давно молчали. Потому что знали достаточно. И не знали ничего по сути творящихся вещей. Глухо в мозгу проворачивал неповоротливый вал. Вадим чувствовал, что медленно сходит с ума…

— Предложения? — Сказал он очень тихо, но в затянувшейся молчанке прозвучало громко. Сказал в никуда и ни кому глазами не обращаясь. Ему не ответили, хотя не сомневался: услышали.