Морок

— Натусик…

— Натали! — Голова обернулся. — Разрешаю в воспитательных целях приложить изменщика фейсом об колено. Чтоб думал впредь…

Но Наташка уже бежала, догоняя Люсю, роняя на ходу:

— Пусть живёт. Я с ним вечерком потолкую.

Некоторое время шли шумно, с перекриками и смешками. Потом разом всё прекратилось. Место разговорам сменила сосредоточенность пути. Дыхание у пионеров движения стало почаще, чем с первых шагов, да и пот на теле, почитай, если был не седьмой, то и не первый. А тут ещё вошли в сумрачную зону таёжного океана. Высоченные вековые сосны, кедры, ели уходили далеко в поднебесье, закрывая своими густыми кронами солнечные лики. Тут и в яркий денёчек не больно-то светло, ну а уж в пасмурную хмурь хоть факел разжигай. Хотя, про факел сказано излишне. Глаз быстро адаптируется к потемнениям и видит обострённей, чем на солнце. Опять же плюс, — жара не давит. Но есть и минус, что перекрывает всё. Мошкара. Огромные полчища комарья и мокрецов, чьей обителью являются как раз, вот такие, затенённые влажные зоны, не дают путнику идти в спокойно-радужном настроении. Опыт предыдущей встречи с кровожадными тварями научил первопроходцев не привередничать в гибельных местах. Густо смазанные дёгтем локти, кисти, пальцы, лицо… Практически всё, что можно намазать, сейчас было впитано в поры кожи, дабы отбить аппетит у насекомых. Таёжный комар, не в пример, злее городского. Он не мельтешит перед лицом, как первый, норовя незаметней да половчее примоститься на коже. Таёжный, он бросается в пике, тут же тараня кожу острием хоботка. А если учесть их количество, оказаться в таком месте и быть незащищённым, значит быть заживо съеденным. Рук не хватит, чтобы отбиться…

В данный момент, комар был несколько сбит с толку. Невыносимый запах дёгтя, исходящий с человеческих тел, смирял желание и ломал траекторию полёта. Вместо привычных разящих укусов, приходилось кружить не лучше городских собратьев. Кружить, в поисках позабытых незащищённых мест. Путнику приходилось не легче. Хоть комар не успевал колоть, сшибаемый нелюбимым амбре запахов, всё же доставлял неудобство. Лез в глаза, и чуть ли не в рот. В голове вертелось одно: скорей бы уже…

Вадим знал, что думают в таких случаях новички. Группу он вёл правильно, и ориентировочно, оставалось совсем немного, чтобы выйти из теней. Через три-четыре минуты хвойные гущи поредеют, плотность деревьев разойдётся, и сумрак сменит день-деньской. Солнце коснётся их лиц, комар в раз исчезнет. А пока…

— Олег!

— Да, Вадим!

— Приласкай, упавших духом! Скажи… Чуть-чуть ещё. И привал.

— Ага… Эй, народ! — Прогремел Головной. — Чего скисли, а?! Все живы?!

Получив в ответ протяжное «да», добавил:

— Чуток терпения, дамы и джентльмены! Не умирайте. Привал уже скоро…

Привал был принят сердцем, как долгожданный подарок. Тем временем, они разменяли последний десяток еловых высоток, и сейчас путь проходил через заваленный, буреломом, овраг. По ту сторону, тайга расступалась и тянулась вверх по сопке редколесьем. В глазах посветлело от солнца. Воздух успел прогреться до полуденной жары. «С полтора часика топаем. — Отметил Вадим. — Неприятное позади, но расслабляться рановато».

— Ребята! Прошу внимания! — Он обернулся, обращаясь в основном, к близ идущим. — Здесь нагромождение сухого дерева. Идти следует аккуратно. За мной, ноздря в ноздрю. Не спешим! Олежа! Проконтролируй… Особенно, девочек.

— Я-воль! Слушай мою команду, народ…

Валежник миновали без приключений. Руководящий орган в лице Головного, исключал форс-мажорные ситуации, и сейчас, утаптывая заросли багульника, они поднялись на залитую, солнцем, сопку.

Вадим остановился, ловко сбрасывая со спины рюкзак, кивнул Олегу. Тот озвучил идею:

— Семь… Нет, десять минут, чтобы оправиться, отдышаться и восстановить силы! Дамы, кто желает в кусты… Не стесняйтесь. Я и Ванька, реально сопроводим, если что. Обережём от хищного мира, ну и… Так далее.

Предложение сие было воспринято никак, поскольку последних интересовал только привал и ничуть больше. Ваньша, сбросив ношу, повалился в траву, запрокидывая лицо к лучам солнца. Девушки, усевшись на вёдрах, без разноречий переводили дух.

— Устали? — Закуривая, спросил Олег, и тут же сам ответил: — Устали. Если память не изменяет, рядом где-то брошенная деревенька, и речушка тоже… А? Вадим? Я, правильно припоминаю?

— Правильно. Близ реки и бросим лагерь. Поживём здесь пару денёчков. Рыбку поудим, покупаемся, поохотимся. Думаю, нашим подуставшим туристам понравиться. Как считаешь?

— Понравиться. — Убеждённо кивнул Голова, щурясь от дыма.

Неожиданно к нему подскочила Люся, отчаянно что-то стряхивая у себя за шеей.

— Олег, убери их, прошу! Они в волосах…

— Стой, подожди… Кто в волосах?

— Комары. Убери их, пожалуйста, Олег! — Голос Люси был близок к истерике.

— Стой смирно, не шевелись…

Олег, внимательно, прошёлся пальцами по голове жены.

— Люська! Ты обвешана вся паутиной… Никаких комаров у тебя нет, дурёха. Возможно, паучок брыкался за ухом… Ха-ха… — Он чмокнул жену в губы. — На одну крысы смотрят. Другую комары обижают. Что с вами делать, женщины?

— Любить нас надо! И беречь от агрессивной среды! — Заметила Наталья. — Всё остальное приложиться. Что, скалишься, изменщик?

Последнее было адресовано Ване, который полулёжа на боку, с широкой улыбкой, глядел на девушку.

— Любуюсь тобой, дорогая! Твой тональный крем, дегтярный, так и играет на солнце.

Действительно, солнечный свет проявил на лицах путников следы неровных втираний, границы которых сейчас проступили с потом и лоснились на солнце.

— Ах, ужас! — В Наташкиных руках блеснуло круглое зеркальце. — Такая страшила чумазая!

Чумазиками, впрочем, являлись все, и Олег не замедлил дать тому обоснование.

— Подумаешь, дёготь растёкся по лицу. В тайге, милая моя, ни к чему прихорашивания. Мы вас красивых, знаем и помним, а медведям и лосям ваш интерфейс, мягко говоря, по барабану.

— Ну, это ещё как сказать… — Натали, поплевав на платочек, тёрла лоб, пытаясь вернуть привлекательность. — Уф-ф… Скорей бы умыться!

— Ты, лучше скажи, Наталья, чешется ли где, от укусов?

— Да нет, не чешется.

— Люция, а у тебя?

— Вроде, нет.

— Вот! — Подытожил Олег. — И это есть самое главное, на текущий момент. Ни капли крови не отдано кровожадным насекомым. Это, я скажу, стоит попорченной красоты. Николаич? Я, ведь, верно расставляю акценты?

— Олег, ты просто прирождённый оратор и наставник! — Похвалил Головного Вадим. — Мне даже нечего добавить. А насчёт, умыться… Счас добьём последний метраж пути, расставимся и… По распорядку! Для дам нагреем водичку, если пожелают.

— Пожелаем!!! — В один голос крикнули Люся и Наташа.

— Вот и ладно. Ваня! За тобой костерок, и вода!

— Сделаем! — Буднично молвил Климов.

Дальше зашагали оживлённо. Мысль о скорой стоянке располагала к хорошему настроению, а тема речки, затронутая на привале, засела прочной занозой, в головах взопревших ходоков. Солнце не думало убавлять жар, и в такой летний день, очутиться в воде, было бы счастьем.

— Поднажали, орлы! Последние сантиметры остались. — Голова встряхнул грузный рюкзак.

Дорога ж, теперь, представляла собой сплошные заросли кустов, преимущественно состоящие из кедрового стланика, где-то быть может, разбавленная ерником. Некогда могучие стволы кедровых исполинов были снесены неоднократными ураганами. Сейчас на месте их, печально невысоко, тянулись отрезки ломаного дерева, своей уродливой статью памятующие о событиях тревожных и опасных в природной среде.

Нередкие пожары, бешеные ветра, — всё это не раз видела тайга. Тонны сожжённых и поваленных деревьев, — явление, пожалуй, частое, чем редкое. Обугленные и сломанные кроны, не способные возродить былую красоту. Однако, корневище дерева живёт и даёт потомство множеству побегов. Те, хоть высоко и не пойдут, но зайдутся большими кустами. По дереву. Если кедр, то стланик. Если ель — ерник. Протоптать тропинку через них, дело бесполезное. Кусты, есть кусты. Как не ломай и не крути, только гуще станут. Некоторое время ребята шли молча, ожесточённо раздвигая ветки колючего стланика. Потом и это кончилось. Неожиданно, поднявшись на плоскогорье, они оказались на лысой равнине. Та тянулась, утопая в мягкой траве и цветах, выдавая великолепную панораму. Протяжённость безлесной сопки была очевидной. Лес, казалось, отстранился на далеко. Но это, если смотреть вперёд перед собой, отмечая полоску дальних деревьев. Ближние деревья откроются сразу на спуске с холма. А сейчас текущий момент был само вдохновение для художника-пейзажиста. Обилие цветов, синее небо и солнце в раздолье. Темнеющий горизонт леса, пение птиц и натужное гудение шмеля.