Моролинги
Шрифт:
— Нам только журналистов не хватало!
— Подумаешь, один из них и так уже здесь, — вставил Брубер и «кхыкнул».
— Вы это о ком? — спросил его Рунд.
Я ответил:
— Успокойтесь, это он обо мне.
— Ну тогда ладно… — облегченно вымолвил Рунд. — Что будем делать, полковник?
Виттенгер понял, что между мной и Рундом состоялся какой-то разговор. Одним только взглядом он говорил мне: «Ты либо со мной, либо с ним». «С тобой, с тобой», — отвечал я ему проникновенно. Вырисовывался чрезвычайно сложный любовный многоугольник: Виттенгер ревновал меня и власть к Рунду, Шишку — к Бенедикту, Цанс ревновал Бенедикта к Шишке, Бенедикт — Шишку ко всем, к кому она
— До завтра как-нибудь продержимся. А завтра я увезу Эппеля на Фаон, — изложил свой план Виттенгер.
— К чему такая спешка? — возразил Рунд.
— Если бы я спешил, то увез бы Эппеля сегодня.
Рунд хотел ответить что-нибудь эдакое, но их перебранку прервал охранник:
— К нам ломится некто Вейлинг, — сообщил он Рунду. — Прогнать?
— В шею! — велел я.
Рунд вскинул брови.
— Впусти, — сказал он очевидно из вредности.
Вейлинг сперва просунул голову меж дверных створок, осторожно огляделся, потом вошел целиком. Его впустили по первой просьбе, и это его насторожило.
— Добрый эээ… — Вейлинг посмотрел в окно. — Как у вас принято в таких случаях говорить — день или ночь?
— Говорите «утро», — ответил Рунд. — Скоро начнет светать.
— Доброе утро… всем, — это неуверенное «всем» наводило на мысль, что кое-кто не должен принимать доброе пожелание на свой счет. — Я к господину Цансу.
Вейлинг подошел к Цансу и начал что-то торопливо бубнить про виртуальные игры — настолько торопливо, что и охранникам было понятно, что игры — всего лишь предлог. Но никто не стал говорить этого вслух.
— Бенедикт голоден, вы его заморите еще до суда, — неожиданно прорезалась Шишка.
Виттенгер высказался в том смысле, что, действительно, не плохо бы перекусить. Катя позвонила в ресторан, и я слышал, как она попросила поскорее прислать сэндвичей, печенья и кофе.
— Через десять минут, — сказала она нам.
Свет в холле немного приглушился. Все слегка вздрогнули, но увидев, что это хозяйничает Шишка, успокоились.
— Режет глаза, — пояснила она. Потом взяла меня за рукав и подвела к окну.
— Теперь видно… Федор, попробуйте посмотреть одним глазом на красную луну, другим на желтую.
— Зачем?
— Тогда можно будет загадать желание.
Глаза мешали друг другу.
— Не получается.
— И у меня… — с грустью сказала она.
Мы замолчали, разглядывая каждый свою луну: Шишка — красную, я — желтую.
Биоробот ввез тележку, заставленную тарелками с мясными и рыбными деликатесами, сырами нескольких сортов, икрой, грибами и чем-то мне неизвестным. Я насчитал дюжину бутылок — белое и красное вино, коньяк, водка, три сорта виски и черт знает, что за ликеры. Две огромные вазы с фруктами стояли на нижней полке. Там же дымился кофейник. Второй биоробот ввез тележку с посудой и столовыми приборами.
У Кати вытянулось лицо.
Шишка улыбалась во весь рот, но уловив мой строгий взгляд, тут же изобразила крайнее удивление:
— Вот это да! Спасибо, Катя, вы прелесть.
Виттенгер тоже сообразил, чья это работа, однако невозмутимо сказал:
— Катя, мне начинает у вас нравиться. Приступим, господа… Бенедикт, что останется — твое.
— Жлоб, — это было первое слово, услышанное мною от Бенедикта за весь день.
— Сейчас я тебя покормлю, — засуетилась Шишка, все еще опасаясь, что ее махинации откроются, и все
яства увезут обратно.Народ вышел из оцепенения и набросился на еду. Меня чуть не затоптали. Одна Катя не двинулась с места, она в уме подсчитывала убытки. И закуски и напитки были импортными, следовательно, дорогими. Брубер на еду даже не посмотрел, а сразу взялся за бутылку и стал соблазнять Цанса составить ему компанию. Цанс отказался, ограничившись чашкой кофе со сливками.
Захватив, кто сколько успел, публика рассредоточилась по диванам, креслам и углам. Я сел на ковер и привалился к окну, которое было до пола. Шишка, накормив Бенедикта, подошла ко мне с тарелкой салата.
— Почему ты украла курицу, если не ешь мяса?
— Ее ест инспектор.
Я мог бы спросить, откуда она знала, что ее найдет инспектор…
— Вкусно? — спросила она.
— Как все ворованное, — прожевав кусок копченой осетрины, ответил я. — Спасибо!
— Не за что, благодари Катю. Я же говорила — она хорошая. Вот повару от нее достанется…
Рунд и Виттенгер грызлись, кто из них главней. Не придя к единому мнению по этому вопросу, они взялись обсуждать другой: когда Виттенгер сможет увезти Бенедикта на Фаон. Инспектор настаивал, что полетит прямо завтра, Рунд отвечал, что и послезавтра — еще не поздно.
— А ночью корабли летают? — инспектор задал вопрос, которой постеснялся бы задать и ребенок.
— Летают, — ответил Рунд и с ехидцей добавил: — Подсвечивают дорогу прожектором и летят…
Брубер, пока был трезв, спорил с Цансом о том, что делать с моролингами. Опьянев, начал рассказывать анекдоты, до тошноты интеллектуальные.
— Я тут на днях узнал один прелюбопытнейший факт, — говорил он хихикая. — Вы, господин Цанс, конечно, не раз обращали внимание, что роденовский Мыслитель держит локоть правой руки на левом колене. Крайне неудобная поза, поверьте, я пробовал, но не буду говорить, где… Ха-ха. Думаете, почему он сидит именно так, а не иначе… Все дело в том, что изначально Роден планировал, что Мыслитель будет сидеть положив левую ногу на правую, тогда правый локоть, естественно, окажется на левой ноге. Но потом Роден решил, что такая поза слишком легкомысленна и велел натурщику опустить ногу, но что б тот переставил руку, сказать забыл. Вот так оно и вышло…
— Уже можно смеяться? — поинтересовался серьезный Цанс.
— А все смеются, разве вы не заметили? — огрызнулся Брубер.
Смеялись только Шишка и Вейлинг.
— Между прочим у нас тут присутствует один большой специалист по статуям, — со значением сказал Виттенгер и оглянулся на Бенедикта. Шишка перестала смеяться.
— Эй, оставь-ка икру, — крикнул я Вейлингу.
Он демонстративно отвернулся. Почему-то именно в это мгновение в гостиной наступила тишина.
— Замечательная история! — секунд пять спустя нарушила тишину Шишка. — Господа, я придумала, давайте каждый расскажет какую-нибудь историю. Лучше — настоящую, но чтобы она выглядела как выдумка. Или наоборот… Впрочем, кто как хочет. Обсуждать истории не будем — так легче для рассказчика. Вот господин писатель нас уже насмешил. Кто будет следующим?
— Вы предложили, вам и быть… — резонно заметил Цанс.
— Хорошо, но потом — вы.
Шишка поискала глазами, где б ей встать. Подошла к журнальному столику в середине холла.
— Я стих расскажу! — сообщила она публике. Мы зааплодировали.
— Там полировка, — Катя предупредила Шишкино желание встать на столик.
Приподняв ногу, Шишка посмотрела на ребристую подошву своего правого ботинка, потом зачем-то проверила и левый. На стол не полезла.
— Вот, слушайте… — сказала она и задекламировала: