Морской фронт

Далее командующий сообщил, что в связи с этой операцией флот должен к исходу 18 октября перебросить из Ораниенбаума в Ленинград 191-ю стрелковую дивизию. Переправа через залив нескольких тысяч бойцов и около сорока орудий под непрерывным огнем противника представляла немалые трудности. Изо дня в день фашисты интенсивно обстреливали гавани Ораниенбаума, хотя транспортов там еще не было. Весь путь от Ораниенбаума до Ленинграда визуально просматривался их артиллерийскими наблюдателями. Глубокосидящие корабли могли идти только по Морскому каналу. Если бы затонул здесь хотя бы один транспорт, то все перевозки были бы надолго прерваны. Стало быть, все внимание следовало уделить маскировке перевозок и дезориентации противника. Решено первые транспорты отправить из Ораниенбаума с различными хозяйственными грузами и небольшими воинскими командами, с тем чтобы эти перевозки ничем не отличались от обычных в ту осень. Части же дивизии будем перевозить только в темное время отрядами из двух-трех малых и средних судов, которые по своей осадке могли бы выходить из канала и при необходимости уклоняться от артиллерийского огня противника. Кроме того, чтобы уменьшить осадку транспортов, их следовало загружать не более чем на четверть грузоподъемности.

Формирование отрядов и их отправление из Ленинграда было возложено на штаб Ленинградской военно-морской базы. Мы же отвечали и за противоминную и противовоздушную оборону этих кораблей в своей операционной зоне. Требовалось максимально усилить наши дозоры. Все сторожевые катера и катерные тральщики охраны водного района базы заняли позицию в Невской губе для охраны фарватеров от мин и для прикрытия транспортов дымовой завесой. В район Петергофа и Стрельны на время перехода кораблей с войсками вышли канлодка и тральщик, чтобы немедленно уничтожать артиллерийским огнем прожекторы противника при их попытке освещать наши корабли.

Для борьбы с немецкой артиллерией, обстреливавшей канал, специально было выделено в Кронштадте четыре батареи, а Ленинградская военно-морская база с той же целью выделила шесть железнодорожных батарей в районе Торгового порта. С воздуха перевозки прикрывались истребителями 61-й авиабригады флота.

Решено было также в светлое время никаких транспортов на рейде в Кронштадте, и тем более в гаванях Ораниенбаума, не держать. В Ленинграде же транспорты рассредоточивались по большой акватории Торгового порта и по Неве. С наступлением темноты им следовало быстро войти в порт Ораниенбаума, принять на борт без задержки назначенные к перевозке армейские части и так же быстро выходить в Ленинград. Это требовало точного, до минут, согласования времени прибытия в порт частей дивизии и кораблей. Малейшая несогласованность в движении могла сорвать всю перевозку и, что еще хуже, расшифровать противнику наш план.

Я собрал капитанов транспортов, предупредил их:

— Если вы задержитесь в порту до рассвета — катастрофа неминуема.

Весь день 15 октября фашисты опять яростно обстреливали Ораниенбаумский порт. Кораблей в нем, конечно, не было. Ночью вошли туда первые три транспорта. Капитаны сдержали свое слово, они лихо швартовались. Быстро приняв войска с техникой и оружием, отряд немедленно вышел в море. Так же точно по расписанию пришел и второй отряд судов. В течение темного времени суток удавалось сделать по два-три рейса. Сторожевые катера Ленинградской военно-морской базы надежно задымляли район канала между Петергофом и Стрельной.

Все эти ночи — и в Кронштадте в штабе флота, и в Ленинграде — мы находились на командных пунктах и буквально висели на проводах, информируя друг друга о движении транспортов с войсками. Дозорные катера непрерывно доносили о проходе транспортами контрольных рубежей, но нам казалось, что делают они это очень медленно. Минуты казались часами, а часы — вечностью.

Только что положил я телефонную трубку, снова звонок. Узнаю спокойный голос контр-адмирала Ю. Ф. Рал-ля, принявшего от меня должность начальника штаба флота.

— Юрий Александрович! Так где же отряд? Почему нет донесения о проходе меридиана Каменной банки?

Что мог я ответить? Связаться по радио нельзя: гитлеровцы сразу засекут рации транспортов. Звоним по телефону на наш наблюдательный пост в голове дамбы Морского канала. Ответ короткий: «Ничего не видно, стрельбы нет, противник не светит…» Неуверенно докладываю в Кронштадт в штаб флота: «Видимо, все в порядке, корабли идут…»

И наконец словно гора с плеч свалилась. Дежурный телефонист закричал:

— Пост докладывает: «Вижу самоходную баржу!»

Все облегченно вздыхают.

Оказалось, катера очень удачно поставили в эту ночь плотную дымовую завесу. Подгоняемая слабым попутным ветром, она непроницаемой стеной укрыла суда. Даже наши дозорные катера не могли рассмотреть их. Противник так и не обнаружил наших перевозок. Они прошли успешно и 18 октября были закончены. Ленинградский фронт в точно назначенный срок получил подкрепления для намечавшейся операции.

Параллельно с перевозками войск из Ораниенбаума Ленинградская военно-морская база решала и другую, не менее важную задачу. Требовалось значительно усилить людьми, артиллерией и танками Невскую оперативную группу войск, которая должна наступать с «пятачка» у Невской Дубровки на левом берегу Невы. Речь шла о срочной переправе через Неву шестнадцати тысяч бойцов, более сотни орудий и нескольких десятков танков.

Мы еще в сентябре имели некоторый опыт подобной переброски войск, знали все ее трудности. На скрытность наших действий не приходилось рассчитывать. Противник визуально наблюдал все наши передвижения на правом, более низком берегу реки. Его артиллерия хорошо пристрелялась, минометы же просто не давали возможности показаться из окопов.

Для переправы войск через Неву требовалось множество шлюпок и катеров. Где их достать? Шлюпки, которые мы собрали в сентябре, к тому времени почти все вышли из строя. Снова начали искать в городе прогулочные лодки. На помощь нам пришла милиция, хорошо знавшая, на каких лодочных станциях еще можно что-нибудь найти. Подбирали «под метелку» и в Кронштадте, и на кораблях.

Сбор шлюпок и их дальнейшее направление к месту переправы поручен был штабу охраны водного района базы. Командовал этим разнообразным и беспокойным соединением капитан 3 ранга Богданович — офицер с живым умом и незаурядными организаторскими способностями. Когда после всех наших стрельнинских десантов я стал выяснять у него, сколько осталось исправных катеров для намечаемой переправы, Богданович только спросил:

— Сколько их нужно и к какому сроку?

— Но вы же и десятка не наберете, они все разбиты и требуют ремонта.

— Созовем старшин катеров и мотористов, подумаем, постараемся что-нибудь сделать.

Офицер знал своих людей, верил в их силы.

На Крестовском, против стрелки Елагина острова, нашу «флотилию» я не предполагал держать более суток. Ведь достаточно нескольких бомб, и вся она превратится в обгорелые кочерыжки. С моими опасениями, однако, не согласились ни начальник штабного поста МПВО майор Наумник, ни начальник оперативного отдела штаба капитан 2 ранга Сиротинский.

— Мы анализировали все сводки МПВО города за последние дни, — докладывал мне живой и шустрый майор, — и пришли к определенному выводу…

Майор остановился и посмотрел на Сиротинского, как бы ища его поддержки. И тот уверенно продолжил:

— Факты и цифры привели нас к выводам, товарищ адмирал, что немцам сейчас авиация особенно нужна на фронте — здесь, под Ленинградом, и на московском направлении. К тому же им очень дорого обошлись налеты на Ленинград. За сентябрь только от огня зенитчиков они потеряли более ста тридцати бомбардировщиков. Теперь фашисты изменили тактику своих воздушных ударов. На город они стали налетать преимущественно ночью, отдельными группами по пятнадцать — двадцать самолетов, с небольшими интервалами по времени. Главная цель врага — сжечь город. Вряд ли поэтому он ночью полезет на пустынный Крестовский остров…