Морской фронт

Над головами беспрерывно свистели и наши снаряды — это флотские батареи прикрывали переправу и наступление наших войск. К вечеру стреляли уже не только выделенные для этого по плану корабли и батареи базы. По приказанию комфлота наступление поддерживалось и кораблями эскадры. Стреляли линкор, крейсеры, миноносцы, — словом, весь флот. Казалось, что против такой силы ничто не устоит. Грохот канонады поддерживал дух бойцов на переправе. Матросы восторгались: «Здорово наши фрицев лупят, так их, так!»

Ожесточенные бои на Неве продолжались с 20 по 24 октября. Флот выпустил по противнику только за эти четыре дня более 24 тысяч снарядов различных калибров. И все же Ленинградский фронт ожидаемого успеха этой операцией не добился. Соединения, выделенные для участия в ней, понесли значительные потери в предшествовавших боях, а свежих дивизий, которыми можно было бы укрепить ударную группу, не было. На неудачном исходе операции сказалась и та поспешность, с какой она готовилась. Противник отбил наше наступление. Но значение его было велико. Мы дали понять гитлеровскому командованию, что Ленинград не собирается примириться с положением блокированной крепости. Идея прорыва жива, и она будет жить в сердце каждого защитника города. «Не вышло сегодня — выйдет завтра», — так думал каждый из нас.

Перевозка войск на левый берег для усиления и укрепления нашего «пятачка» продолжалась вплоть до замерзания Невы. Свыше половины нашего десантного флота было уничтожено и сожжено. В ноябре моряки совместно с саперами проложили через Неву три ледовые дороги. Через реку заводились 18 тросов, на них настилались бревна. Бывало, не успеет такая дорога крепко замерзнуть, как артогнем все разбивалось и работы начинались сызнова. В нелегком деле организации ледовой переправы отлично показали себя флотские инженеры А. Н. Кузьмин и В. В. Гречаный.

В общей сложности на лодках и по льду было переправлено более 17 тысяч бойцов, 49 танков и 139 орудий. «Пятачок» на левом берегу получил таким образом значительное подкрепление.

С замерзанием Невы наш морской отряд был расформирован.

Ленинградский фронт в боях 20–24 октября не только улучшил свои позиции, но, что самое важное, сковал своими активными действиями большие силы противника, облегчив тем самым положение Москвы, под которой уже разгоралась величайшая битва.

Так как операция на левом берегу Невы не дала ожидаемых результатов, противник мог перебросить часть своих сил, чтобы углубить прорыв на Тихвин и Волхов. Нужны были срочные меры для противодействия немецкому наступлению. Требовали пополнения и войска, оборонявшие Ленинград. В связи с этим Ставка признала необходимым сконцентрировать силы Ленинградского фронта на решающих направлениях. В выполнении этого плана Балтийский флот сыграл важную роль. Всю 8-ю армию решено было немедленно перевезти с ораниенбаумского «пятачка» под Ленинград, заменив ее частями флота с островов. Для этого Ставка предписывала срочно снять все наши части с островов Бьеркского архипелага, Гогланда и Тютерса. В распоряжении флота оставался лишь остров Сескар с малочисленным гарнизоном. На ораниенбаумском «пятачке» создавалась Приморская оперативная группа из частей армии и флота.

Для усиления Ленинградского фронта Ставка приказала эвакуировать все войска и с полуострова Ханко. Оборона его после оставления нами 22 октября Моонзундских островов осложнялась во всех отношениях и теряла свою оперативную целесообразность. Зимой при замерзании всего района всякая связь с полуостровом была бы прервана. Защитники Ханко, и прежде всего их руководитель генерал С. И. Кабанов, и не думали об эвакуации. Вызванный в Ленинград начальник штаба базы капитан 2 ранга П. Г. Максимов готовился доложить о зимней обороне, а отнюдь не о плане эвакуации.

Всю многотысячную массу войск и техники флот должен был перевезти в самом срочном порядке и в полном смысле слова под носом у противника. Естественно, что одних ночей уже не хватало, требовалось обеспечить и дневные перевозки. Коммуникация же Ханко — Кронштадт была по-прежнему засорена минами и находилась под контролем фашистской авиации.

Не менее важная и ответственная задача стояла и перед Ладожской военной флотилией. Ей было приказано срочно перевезти через озеро из Осиновца в Новую Ладогу 44-ю и 191-ю стрелковые дивизии и 6-ю отдельную бригаду морской пехоты, чтобы усилить войска на волховском направлении. Положение там было очень тяжелым. Как назло, на Ладоге в эти дни беспрерывно штормило. 23 октября затонули шесть барж с продовольствием для Ленинграда. Фашистская авиация беспрерывно висела над озерной коммуникацией, бомбила наши корабли. И все же флотилия под прикрытием истребительной авиации перевезла все войска без потерь. 6-я бригада морской пехоты с ходу вступила в бой под Волховом и своими героическими действиями вместе с частями армии отстояла его в самые критические часы обороны. Командовал флотилией талантливый моряк капитан 1 ранга В. С. Чероков. В тяжелых условиях он блестяще справился с, задачей.

Тем же решением Ставки большинство боевых кораблей приказано было перебазировать из Кронштадта в Ленинград, где противовоздушная оборона была сильнее и где по Неве рассредоточить корабли было легче, чем в кронштадтских гаванях. Это, конечно, во многом усиливало и оборону города. В Ленинград же решено было перевезти и штаб флота.

Для решения всех организационных вопросов в Ленинград прибыл начальник штаба флота контр-адмирал Ю. Ф. Ралль. Под его руководством мы составляли новую диспозицию кораблей в Неве и все планы перевозок войск.

— А как же с Гогландом? Это же передовой рубеж Кронштадта, — спросил я начальника штаба. — Ведь он нам до зарезу нужен для обеспечения выхода подводных лодок в море. Наконец, надо же прикрывать восточную часть Финского залива, где расположены фланги наших армий.

Служебное положение начальника штаба флота да и обстановка не позволяли ему вступать тогда со мной в дискуссию на эту тему, ибо приказ об оставлении Гогланда был уже отдан. Однако по тону Ралля я понял, что он со мной согласен. Позднее мне стало известно, что комфлот был того же мнения и докладывал Военному совету фронта наши соображения.

В директиве Ставки говорилось о перевозке войск с Ханко и островов. Но с каких именно — не уточнялось. Штаб же Ленфронта, видимо, не пожелал передокладывать и уточнять, решив, что речь идет о всех островах Финского залива.

Решение Ставки об эвакуации Гогланда, конечно, было ошибочным. Остров мы оставили преждевременно, без нажима врага. Уже зимой, в декабре, его пришлось брать обратно, но удержать его мы тогда не смогли: не хватило сил. К весне Гогланд вновь был занят противником, но уже с боем.

В самый последний момент, когда части, оборонявшие Лавенсари (ныне Мощный), готовы были грузиться на транспорты, комфлоту удалось уговорить высшее командование оставить хотя бы этот остров за нами. Он был нужен для организации вывода подводных лодок в море и встречи их при возвращении.

Переброска войск 8-й армии из Ораниенбаума на больших транспортах только по Морскому каналу и только ночью нас не устраивала: мы рисковали не уложиться в отведенное время. Поэтому для перевозок на мелкосидящих кораблях вне Морского канала были проложены в северной части Невской губы специальные фарватеры, круглосуточно охранявшиеся сторожевыми катерами. Среди выделенных мелкосидящих кораблей были и сетевые заградители, и гидрографические суда, и грузовые шхуны, и самоходные баржи, и тридцать буксиров с баржами. Для ночных же переходов по Морскому каналу использовались преимущественно шестнадцать больших транспортов.

И вот в «Маркизовой луже» началось интенсивнейшее движение — по каналу и по вновь проложенным параллельным фарватерам. Противник, конечно, заметил это и подтянул артиллерию в район Стрельна, Петергоф. Обстрелы Морского канала значительно усилились. Немцы открывали огонь немедленно, стоило из-за дамбы показаться какому-либо буксирчику. Менее эффективными стали и наши дымовые завесы: фашистские артиллеристы пристрелялись к линии Морского канала. Сидя в Петергофе и Стрельне, они наблюдали все наши передвижения и могли причинить нам большие неприятности, если бы не наша артиллерия.