Мощи Распутина. Проклятие Старца

— Вот видите, вас заботит только ваш чертов репортаж. Почему вы никак не хотите поверить — это просто отрезанная кисть, ничего мистического в ней нет.

— О мистике начали говорить вы, — напомнила она. — И меня это, если честно, заинтриговало.

— Послушайте; я хочу с вами сотрудничать и помогу, если получится. Но прежде чем вы пойдете с этой историей на телевидение, дайте мне время выяснить, что тут творится. Чья это рука. И как она попала в сейф.

— Но ваше расследование не движется в том направлении, — возразила Робин. — Вы просто тянете время. Держите руку в морозильнике и до сих пор не сделали ни одного анализа — даже коронеру не сообщили. Чего вы ждете, знамения?

— Если бы я сообщил коронеру, то съемочные группы всех телекомпаний Скрантона уже прибыли бы сюда. Приехали бы журналисты из местных газет, а, может, и из «Нэйшнл Инкуайрер». И все — начался бы балаган. Его-то я и пытаюсь избежать. И хочу, чтобы вы мне в этом помогли.

Робин такой расклад устраивал. Выражение ее лица осталось прежним — разве что глаза слегка сощурились.

— Только если мне это будет выгодно, — сказала она. Росток подождал, пока она подумает.

— Вы обещаете мне эксклюзивные права на эту историю? — спросила она.

— Такого я обещать не могу, — ответил он. — Я ведь не знаю, что и кому успел рассказать банковский охранник. Но я могу обеспечить вам своего рода защиту: дам вам знать, как только другой репортер начнет здесь что-то вынюхивать. По крайней мере, у вас будет преимущество.

— Этого мало. Мне необходима информация. Детали. Я должна знать об этом деле все то же самое, что и вы, и хочу иметь право цитировать ваши слова.

— Дайте мне семьдесят два часа, — решил он. Вернетесь через трое суток, и я скажу вам, что надумал.

— Вы действительно полагаете, что я остановлю собственное расследование на три дня?

— Да. Вы не должны расспрашивать никого, кто был тогда в банке.

— Абсолютно неприемлемо.

— Таковы мои условия, — настаивал он.

— Нет, Росток, вы не можете оставить меня с пустыми руками. Я должна вернуться на станцию хоть с какими-то результатами.

— Скажите, что я вам помог. Да, и скажите, что никакой другой репортер не получит вашу историю, пока мы с вами сотрудничаем.

— Могу я вернуться с оператором, чтобы он здесь немного поснимал?

— В ближайшие трое суток — нет.

— Боже, вы хоть знаете, как с вами трудно? — поинтересовалась она. — Расскажите мне хотя бы предысторию всех этих событий — не для эфира.

— Это сделка?

— Ну да, — вздохнула она. — Я без работы на семьдесят два часа, но вы расскажете мне всю предысторию, чтобы компенсировать уничтоженную кассету.

— Строго не для эфира?

— Обещаю.

Росток удивился тому, как легко она согласилась. Он не был уверен, что Робин сдержит слово, однако ее натиск ослабил его внимание, и потому он хотел выставить ее прежде, чем скажет лишнее.

Он говорил осторожно, стараясь не раскрыть ничего важного, и подкидывая ей только те факты, которые она могла узнать от Зимана, Франклина или любого, кто был в банке в момент вскрытия ячейки.

Он не стал объяснять, почему считал гибель Ивана Даниловича убийством и то, как именно умер Пол.

Он не сказал, что отправил Отто Бракнера охранять вдову Пола.

И самое главное: он умолчал о том, что интересовало ее больше всего. О надписи на бумаге, в которую была завернута кисть.

На высоком каменистом плато старик разворачивал завтрак: черный ржаной хлеб, сливочное масло, палку колбасы, нарезанную карманным ножом, пиво — для него и сладкий апельсиновый сок — для мальчика.

— Император Николай II, как и все прежние цари, имел полный контроль над жизнями миллионов людей, — сказал старик. — Но его сын умирал, и здесь царь был бессилен.

— А почему умирал его сын?

— Царевич родился с болезнью под названием гемофилия, — ответил старик, зная, что информация откладывается в памяти мальчика. — При этом недуге любая рана или порез становятся причиной обильного кровотечения. Лекарства от гемофилии в то время не существовало, а значит, самая маленькая царапина представляла собой смертельную угрозу. Каким-то образом маленький царевич дожил до четырех лет. Это было… дай-ка посчитаем… — старик начал загибать пальцы, — где-то в начале 1908 года. Да, в 1908 году он упал, играя со своими сестрами. Тут же из его рта и носа потекла кровь, начались ужасные боли. Возникло внутреннее кровотечение, за одну ночь нога мальчика распухла чуть ли не вдвое. Лучшие доктора России были не в силах помочь. Императорской семье объявили, что мальчик скоро умрет. Уже написали официальное объявление о смерти царевича, в столице готовились звонить в колокола.

— Но Распутин умел заговаривать кровь, — радостно вскричал мальчик. — Он мог спасти царевичу жизнь, да?

Старик улыбнулся тому, как быстро его внук делал выводы.

— Да, — подтвердил он. — Распутин явился тогда, когда все потеряли надежду. Он преклонил колени перед кроватью Алексея и долго молился. Затем коснулся правой рукой ноги царевича и сказал, что все будет хорошо. И в тот же момент царевич открыл глаза и улыбался. Кровотечение прекратилось. На следующий день он уже танцевал в зале дворца.

— Это все по правде было, дедушка? — на какой-то момент мальчик забыл о еде. — То он умирал, а то уже живой?

— Много свидетелей видели, как это произошло, включая докторов. Никто не мог объяснить этого тогда, никто не может и сейчас.

— А Распутин только молился и все? И не давал ему никаких лекарств?

— Никаких. Только молитвы и наложение рук.

— Значит, это было чудо, — решил мальчик.

— Конечно, — улыбнулся старик. — Именно чудо. Спасением царевича Распутин продемонстрировал императорской семье свои чудотворные способности. С тех пор, если царевичу становилось хуже, царица посылала за Распутиным. И всякий раз тот останавливал кровотечение.

— Но раз у него были такие невероятные силы, почему кровотечения опять возвращались? — спросил мальчик. — Почему он не вылечил царевича навсегда?

25

Росток впервые познакомился с профессором Уильямом Альцчиллером, когда посещал курс его лекций «Научные процедуры в распознавании человеческих останков», который тот читал для местных полицейских в прошлом году.

Альцчиллер работал профессором судебной антропологии в Университете Скрантона. Он был признанным специалистом в этой области и иногда выполнял задания министерства обороны США. Около десяти лет назад его отправили в Камбоджу, чтобы опознать останки солдат Вьетнамской войны.