Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

Отступив на шаг от стола, Муртаза горестно вздохнул, потом тряхнул головой так, что его густые черные с сединой волосы рассыпались, глянул в потолок, потом на календарь, висевший на стене за спиной директора, затем, строго уставившись на директора, сказал:

— Нужна железная дисциплина!

— К примеру, какая?

— К примеру? Вот тут только что были рабочие…

— Какие рабочие?

— Которые здесь, в твоем присутствии, позволяли вольно себя вести, запросто разговаривать…

— Так это же не рабочие, а мастера.

— Ага, значит, они мастера? Тем хуже, бей-эфенди. Мастер что? Он ведь начальник. Значит, нужно ему вдолбить понятие о дисциплине, воспитать его!.. А рабочий? Рабочий, значит, должен быть еще осмотрительней, чем мастер, четко свое место знать, ни на секунду не забывать про дисциплину. Коли мастер ведет себя бесцеремонно, не знает, что значит дисциплина на службе, так откуда у рабочего будет понятие о порядке и почтении к старшим?

— Верно говоришь.

— Затем, значит, что? Я полагаю, следует курсы открыть…

— Какие еще курсы?

— Мастерам курсы нужны, да и рабочим тоже… По фабрике я походил, все увидел, как говорится, на месте. И не понравилась мне дисциплина… Вот, к примеру, контролер Нух… Увидели мы, как около склада собрались господа служащие, обсуждают свои дела, несомненно очень важные! Так я сразу подтянулся, прошел, как положено, строевым, поприветствовал. Между тем контролер Нух и не вздумал сделать так же. Я ему говорю: «Братец, честь отдай!» А он мне: «Прости-извини, только это дело ты брось!» И давай материть начальников-служащих. Я ему: «Стыдно, брат! Возьми слова свои обратно, не след начальство ругать!» А он свое: «Брось ты», — и продолжает материться. Как же так можно? Контролер — это начальник, это служащий! На нем, известно, большая ответственность! Мы что? Мы обязаны рука об руку идти со всеми служащими, чтоб рабочим не дать дух перевести. Почему так говорю? А потому, что не подобает начальству быть мягким в обращении. Нух понятия не имеет, что есть служба. Потому что курсов не прошел, околоточным не был, строгого воспитания от начальников своих не получил. Так?

— Далее?

— Далее, бей-эфенди, много еще всякого. Во время осмотра заметил я, как ребята в рабочие часы играют на тюках хлопка. Разве это порядок? А упаковщик набивает и поет песню. Разве это дисциплина? Говорю Нуху, чтоб он это дело прекратил, а он мне опять свое: «Брось ты!..» Негоже, мой начальник, с нашим народом мягким быть. Нельзя ему передых давать, как с творением аллаха, с ним обращаться! Почему так? Потому что служба — превыше совести!

— Браво, Муртаза-эфенди! — воскликнул технический директор и пожал надзирателю руку. — Ты молодец! Вот не ожидал. Будет из тебя надсмотрщик, о каком я давно мечтал. Молодчина!.. Я хочу, чтоб все мои люди были бы, как ты, энергичными, как ты, деятельными, как ты, понимающими свою службу. Между тем люди наши и впрямь бессовестны и наглы. Стоит сказать: «За работу!» — все тут же врассыпную!

— Поддержи Муртазу, мой начальник, и тогда требуй службы от меня. На службе я не посчитаюсь ни с кем, будь то дитя родное. Не погляжу, даже если передо мною родственник! Знаешь, бей-эфенди, есть во мне такой нюх: посмотрю на человека, и сразу пойму, честен он или бесчестен… А почему? Потому что такое только от аллаха!.. Было дело, служил я постовым на станции. Так начальство мое порешило: ослабли дисциплина и порядок на станции… Значит, дежурил я как-то ночью и приметил одного, уж больно вид его мне не понравился. Подошел к нему и говорю: «А ну открывай свои чемоданы-корзины!» — «Хык-мык», — в ответ только и слышно от него! «Открывай, гражданин хороший, не противься лучше!» А он в ответ свое: «Хык-мык», и боле ничего… Ну, тут я ему отпустил пару оплеух, сразу шелковым стал!.. Так, думаешь, что у него в чемоданах-корзинах оказалось? И полотенца, и простыни, и банные, и спальные, и пижамы шелковые — клянусь аллахом! — ни в моем доме такого не сыщешь, ни в твоем наверняка. Я его спрашиваю: «Откуда взял, признавайся, негодная твоя душонка!» — «За свои деньги купил!» — отвечает, подлец. Я ему: «Вот отведу в участок, заставлю звезды на небе считать, быстро ответишь правду!..» Молчит, подлец. Говорю: «Ты меня еще плохо знаешь, гражданин разлюбезный! Брошу в подвал, заставлю разуться да пройдусь по пяткам резиновой плеточкой!..»

— Что ты от него хотел узнать? — не выдержав, перебил его директор.

— Вид у этого гражданина уж больно непригожий был, мой директор…

— Ну и что?

— Спер все, без сомнения…

— Заявил кто-нибудь о краже?

— Зачем мне заявление, мой директор?

— Ладно, а дальше?

— Я говорю, есть во мне чутье такое, от аллаха, понятно… Не приглянулся мне этот человечишко. Откуда у голодранца столько дорогих вещей?..

— Как же ты с ним поступил?

— Отвел в участок да со всеми вещами сдал комиссару.

— А комиссар что?

— Что там комиссар — это уж дело не мое. Как счел нужным, так и поступил.

— Да, прекрасно! Отлично!.. Здесь, на фабрике, тоже нужна такая же самоотверженная работа!

— Не изволь сомневаться…

— На Нуха не обращай внимания и на других тоже. Гайка слаба у них, сами службу несут спустя рукава и других подбивают…

— Меня не собьешь, мой директор! Клянусь честью, я знаю, что есть почтение к старшим и долг службы. Не равняй меня с другими… В своем участке я был опорой, на мне все держалось — курсы окончил, от старших хорошую науку получил. И если на службе допущу какую оплошность, пусть с голоду подохну…

— Я тобою весьма доволен…

— С голоду подохну, мой директор, но охнуть не позволю!..

— Все в порядке. Ты теперь…

— А все почему? Потому что служба превыше всего!..

— Конечно, ты прав…

— Есть у меня дочь и сын, они точь-в-точь как я. В классе первыми идут, от старших только похвала да благодарность…

— Сохрани их господь и помилуй!..

— А почему? Потому что я их в строгости воспитал, уважать дисциплину научил.

Директор уже не знал, как его остановить.

— Я хочу, чтобы они понимали, — не унимался Муртаза, — что значит служба, что есть великодушие и благородство. Кто не признает старших, тот аллаха не признает!..

— Совершенно верно! Молодец! А теперь ступай и…

— Так точно, бей-эфенди, немедля отправлюсь.

— Иди и займись своими делами.

— Есть заняться делами.

— А затем…

— Затем приступлю к своим обязанностям, и все будет в порядке.

— Давай!

— Вот только вопрос с курсами очень важен, мой директор.

— Хорошо, хорошо, мы это дело обдумаем…

— Надобно в корне менять все положение на фабрике!

Технический директор молча смотрел на него. Муртаза отдал честь, низко поклонился и строевым шагом вышел из кабинета. В дверях он чуть было не сшиб контролера Нуха и, не обращая на него внимания, промаршировал мимо.

Глядя ему вслед, Нух пробормотал под нос молитву, потом постучал в дверь и вошел в кабинет директора. Увидев Нуха, технический директор принялся смеяться. Нух улыбнулся и укоризненно покачал головой.

— Ну, поводил переселенца? — спросил технический директор.

— Ради бога, лучше не спрашивай, бейим. Как говорится, не было забот, а теперь невпроворот… Ох-ох-ох!

— Им надо уметь управлять, Нух. Тебе ль не знать, что не собаку уважают, а ее хозяина. Ты человек умный, в жизни много повидавший… Мне ли тебя учить? Держи его крепче на поводу, кинь ему кость, пусть рычит, на людей кидается!.. Таких не всякая мать родить способна. Этот человек готов верой и правдой служить!.. Понял, о чем я тебе говорю?..