Московский лабиринт Минотавра
Шрифт:
– Зря!
– огорчился господин Корнеев.
– Ты меня совсем не знаешь. Пора это исправить. Хуже другое: Володька, стервец, кажется, нанял сыщика, тот ходит, всюду сует свой нос, вынюхивает, высматривает. Я боюсь за тебя! Понимаешь, написанное мной завещание может вызвать кривотолки в свете последних событий. Получается, что я невольно тебя подставил. Придется улаживать ситуацию! С сыном я поговорю, а вот…
– Что, если это не Владимир?
– перебила она.
Петр Данилович озадаченно уставился на Феодору.
– Больше вроде бы некому.
– Откуда ты узнал про сыщика?
– Он явился прямиком ко мне
И Петр Данилович выложил все, о чем они говорили с детективом.
Таксист посигналил. Удивительный пассажир успел-таки встретить красивую даму - кто она ему? дочка? любовница?
– и теперь они стоят под одним зонтом, болтают, словно сто лет не виделись. Странные люди! Дождь идет, а они не замечают.
– Садись в машину, - Корнеев открыл дверцу для Феодоры.
– Надо ехать.
Туман почти рассеялся, и в Ольховку они добрались за два с половиной часа. Феодору клонило в сон, но задремать не удалось: слишком много всего свалилось на нее сегодня. Мысли мешали, пугали своей противоречивостью, путались. Неизбежность объяснения с Владимиром нависла тяжелой глыбой, придавила душу.
Дом Петра Даниловича поразил гостью простотой и удобством, патриархальным уютом, отсутствием помпезности, парадности и показухи. Здесь все было подчинено единой гармонии основательного, обустроенного быта, располагало к отдыху и наслаждению покоем. Ужасным показался Феодоре ее коттедж в Рябинках, полный вычурных угловатых предметов, кричащих цветовых пятен, красного и черного, массивных ваз, плюша, металла, крокусов и лаванды в горшках. Запах лаванды должен успокаивать, но все происходило наоборот, от его густого аромата мутилось в голове, подташнивало.
– Обслугу я отпустил, - признался хозяин.
– Так что располагайся, будь как дома. Впрочем, почему «как»? Это твой дом, Феодорушка.
Он проводил ее в просторную, облицованную мелкой золотисто-зеркальной плиткой ванную, а сам отправился готовить ужин: блинчики с икрой, красную рыбку, цыплят в ореховом соусе.
Феодора полежала в горячей пенной воде, вытерлась, закуталась в длинный халат такого же золотистого цвета, как и стены ванной комнаты. Много вещей, подобранных со вкусом и любовью, поджидали ее на каждом шагу - изящные шлепанцы, шпильки для волос в специальной подставке, шелковая пижама, прочие женские мелочи. Хозяин заранее подготовился к приему очаровательной гостьи.
За столом Феодора сразу выпила изрядную порцию коньяка, охмелела. Впервые в жизни ей не хотелось притворяться, играть чужую роль. Она должна была бы упиваться своим счастьем, а у нее слезы наворачивались на глаза.
– Ты поплачь, родная, - заметил ее состояние Петр Данилович.
– Невесты всегда плачут перед венцом.
Он пошутил, а Феодора вдруг зарыдала в голос, уронила голову на руки. Долго, долго изливала она ему свое горе, рассказывала историю своей жизни, выкладывала всю подноготную, ничего не скрывая, не тая, - начиная с детства и до брака с Владимиром, до своих корыстных помыслов, до поместья в Рябинках, до своих ночных и дневных страхов, до подделки ключей и бродившей вокруг дома лешихи.
– Теперь ты меня разлюбишь, - вздыхала она, не веря своим словам.
– Бросишь, прогонишь. Ну и пусть. В жизни один грех - ложь! Ничего нельзя начинать со лжи!
Она каялась, не оправдывая себя,
не выгораживая, словно бы даже с наслаждением признавалась в самых мерзких поступках, самых грязных мыслях, самых порочных желаниях. Корнеев молча слушал, ни одна жилка на его лице не дрогнула.– Любовь - как святая вода, все смоет, - сказал он, когда Феодора выплакалась.
– И не такая уж ты отъявленная злодейка! А если и так, мне все равно. Грешить, значит, грешить. Чтобы без возврата!
Вопрос, всю ли правду о себе открыла Феодора, не пришел ему в голову. Он задумался о другом.
Вечер того же дня
– Где ты был?
– спросила Ева, разглядывая брошенную в ванной одежду Славки, всю в пыли и в земле.
– Такое впечатление, что ты валялся в грязи. Опять с кем-то дрался?
– С лабиринтом, - пошутил сыщик.
– Едва сумел одолеть. С трудом выбрался, твоими молитвами, дорогая!
– Придуриваешься?
– рассердилась она.
– На этот раз - чистая правда.
И он рассказал Еве, куда ездил и на что наткнулся абсолютно случайно.
– Мои смутные предположения неожиданно оправдались, - подвел он итог.
– Но вышел я оттуда чудом! После третьего круга блуждания с фонарем в кромешном мраке до меня дошло, что в одном из помещений два одинаковых проема с разных сторон: в один выходишь, в другой - через коридор и пару поворотов заходишь; снова в первый проем выходишь, и так до бесконечности.
– Как же ты сразу не сообразил?
– Сообразишь там, в темноте! Крошечная, миниатюрная ловушечка для слабонервных придумана просто, как все гениальное. Под землей легко поддаться панике: ориентация нарушается, воздух спертый, видимость ограничена - все пространство взглядом не охватишь, только то, куда падает свет фонаря. Заблудиться - раз плюнуть! Неопытному человеку лучше туда не соваться: пока разберешься, успеешь инфаркт получить. Замкнутое пространство - дрянная вещь!
– Но ведь Хованин - диггер со стажем. Он-то не должен был растеряться.
– Думаю, с инженером неприятность произошла в другом месте, - вздохнул Смирнов.
– И несколько иного рода. Погиб он на поверхности, не под землей! А тут… такое ощущение, словно все еще только начинается.
– Что начинается?
– не поняла Ева.
– Убийство. Дьявольский замысел кто-то еще только собирается привести в исполнение… или это у меня воображение разыгралось. Последнее более вероятно. Ты дурно влияешь на мою психику!
– шуткой Всеслав решил смягчить свой зловещий прогноз.
– Выдумываешь бог весть что.
– Я?
– Ева задохнулась от возмущения.
– Ну, знаешь!
– Разве не ты пророчила следующее убийство?
Тут она вспомнила о своем открытии. Говорить или нет?
– Ты куда?
– спросил он, когда Ева побежала в кабинет.
– Обиделась? Прости.
«Вот, - огорчился сыщик, - опять ляпнул лишнее. Как научиться соблюдать чувство меры?»
Он уже хотел идти вслед за ней, извиняться, как она вернулась с толстенной книгой.
– Смотри!
– с торжествующим видом Ева раскрыла фолиант, показывая пальцем на цветную картинку.
– Никакой это не перевернутый полумесяц! Это совсем другое!