Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья
Шрифт:
Мадрид был уже близко. Они вернулись.
Начало июня 1937. Аэродром Алькала, пригороды Мадрида.
Усталая СБшка заходила на посадку, моторы ровно гудели на малом газу, машина уверенно скользила по воздуху, ровно выходя на глиссаду. Лёхе уже хотелось бросить штурвал — за два с лишним часа вращания этого «руля от автобуса» мышцы рук гудели от напряжения. За время полёта и последующей погони он почти слился с машиной, став с ней единым целым. Затекшая от неудобной позы спина ныла, а зад ёрзал по парашюту.
Полоса аэродрома Алькала быстро приближалась, расстилаясь перед ним широким серо-жёлтым полотном.
— Держи, держи… Чуть ровнее, плавнее… — влез по внутренней связи Кузьмич, тоже наблюдая за полосой.
— Я твой труба шатал, Кузьмич! Не мешай! — автоматически ответил Лёха таким «помогателям».
Колёса ударились о сухую землю с коротким стуком, СБ слегка подпрыгнул, опустился на основные шасси и побежал, постепенно замедляясь. Наконец задний дутик коснулся травы аэродрома, и машина покатилась, покачиваясь на амортизаторах. Лёха плавно убрал газ и нажал тормоза.
— Ну вот и дома, охренеть! — выдохнул Кузьмич, открывая верхний люк, чтобы аккуратно зарулить на стоянку.
Лёха сидел, откинувшись, и даже не пытался что-то увидеть. Как и в любом СБ, нос самолёта был слишком высоко задран, и перед собой он видел только небо да часть приборной панели.
— Куда рулить-то?! — расслабленно спросил он, видя вылезшего и кому-то машущего руками Кузьмича.
— Левее… Ещё левее… Ровно держи, не петляй, а то командиру инфаркт устроишь! — изгалялся штурман, видимо, переваривая выработанный за полёт адреналин. Кузьмич высунулся из верхнего люка самолёта, предпочитая рулить стоя, чем через остекление носа.
Лёха счастливо улыбался и рулил, не обращая внимания на привычные шуточки Кузьмича.
Они медленно катились по аэродрому, тяжёлый бомбардировщик слегка покачивался на шасси, воздух был насыщен запахом перегретого масла и горячего металла.
— Ну что, Лёшенька, как там твои томатосы поживают? — вдруг ехидно поинтересовался в шлемофоне Кузьмич, обернувшись к Лёхе и с трудом скрывая усмешку.
— Какие томатосы?! — не понял Лёха, удивлённо глядя на него.
— Самые те! Готовься, щас тебе помидоросы-то поотрывают, на томатную пасту переведут! — уже в голос заржал Кузьмич и опять кому-то активно замахал руками.
Лёха ничего не ответил, но внутри у него как-то всё сжалось.
СБ зарулил на стоянку, Лёха выключил двигатели, и внезапно тишина накрыла всё пространство вокруг. Только что воздух был полон рёва моторов, а теперь остался лишь лёгкий треск остывающего металла.
Лёха, не торопясь, вылез из кабины, потянулся, размял затёкшие плечи, покрутил задницей влево-вправо… И тут взгляд его зацепился за подпрыгивающую фигурку у командного пункта. Он так и замер.
Яркое, огненно-рыжее пятно нетерпеливо приплясывало на месте, активно размахивая руками, чертя в воздухе фигуры, которые даже издалека казались подозрительно неприличными.
— Наденька! — радостно заорал командир экипажа и замахал руками в ответ.
Вот теперь Лёха точно понял, о чём говорил Кузьмич.
Душа радостно запела, но где-то внизу слегка дрогнуло… Помидоры сжались, вспомнив обо всех испанских принцессах, штопоре, погоне и прочих приключениях…
Он спрыгнул с крыла на землю, медленно двинулся ей навстречу, ощущая, как каждое движение тяжело даётся затёкшему телу.
— Лёша, командир, ты не спеши! — донёсся из-за спины
голос Кузьмича. — Лучше подумай, какие последние слова выбрать!— Может, сразу заявление напишешь, что был не виноват? — подхватил Алибабаевич.
Но Лёха их уже не слушал.
Он шёл, а потом побежал прямо к Наденьке, а она, не прекращая махать руками, помчалась к нему навстречу.
Испанские принцессы… Американские актрисы! Штопора… Да пошли все НАХРЕН!
Кажется, изготовление томатной пасты откладывалось на неопределённое время…
Глава 7
Помидоры и прочие части тела…
Начало июня 1937 года. Аэродром Алькала, пригород Мадрида.
— Привет, Хренов! — произнесло рыжее создание, сумев наконец оторваться от поцелуя и ловко слезая с его рук. — Что-то ты не очень спешил ко мне бежать!
Лёха хмыкнул, глядя на неё сверху вниз, и вытер ладонью губы, будто проверяя, остались ли на них следы её яркой помады.
— Бегущий лейтенант вызывает смех, а вот генерал — уже панику! Так что мы только пешком!
— Это ты правильно думаешь! Генеральшей быть мне очень пойдёт! — одобрила его планы карьерного роста рыжая нахалка, задорно тряхнув смешными кудряшками.
Она сделала шаг назад, вскинув голову с таким видом, будто лично назначила его минимум командующим авиацией, а затем с непринуждённым видом добавила:
— Я, собственно, тут случайно, репортаж пишу о лётчиках.
Лёха прищурился.
— Репортаж? О нас?
— Ну да, о вас, герои неба, доблестные соколы и всякое такое! — театрально всплеснула руками Наденька.
После этих слов она скорчила самый наивный вид, вытянув губы бантиком и распахнув голубые глаза из-под чёлки. Видимо, это был сигнал: вот он, момент, когда её нужно начинать упрашивать сделать репортаж про него, великого и несравненного лётчика Лёху.
Лёха усмехнулся, но не спешил ловиться на эту удочку.
— Надь, ну ты бы хоть конспирацию подержала, а то я уже прям чувствую, как мне набиваешь цену.
— Что ты понимаешь, Хренов, — вздохнула она, закатив глаза. — Это же редкая возможность рассказать людям правду о небе!
— То есть не обо мне?
— Ну… — Наденька сделала задумчивый вид, но в глазах плясали весёлые огоньки. — Если очень попросишь…
— А если не попрошу?
— Наденька! Если он не согласится, мы с Алибабаевичем его поколотим втихаря и сами ему помидоры поотрываем! — влез подошедший Кузьмич. — А ты напишешь про доблестного штурмана Кузьмичева Георгия Кузьмича, отправляющего бомбы прямиком на голову Франко, и вон меткого сына татарского народа Алибабаевича, ссаживающего плевками самолёты с неба! И фотокарточку в газету сделаешь, а?!
— Моя туркмен, пулемёт стрелял, три, нет! Четыре фашистский самолёт сбил! Надо фото меня одного с пулемётом делать! Потом с командиром у самолёт. А если плёнка хватит, то можно меня и с Кузьмича у карта и у его пулемёт фото делать, — проявил смекалку шустрый Алибабаевич.
Наденька даже потеряла на мгновение дар речи от ушлости Лёхиного экипажа, но быстро собралась с мыслями и, прищурившись, с явной издёвкой произнесла, глядя Лёхе прямо в глаза:
— Вот, товарищ командир! Тогда мне срочно придётся сделать репортаж о подвиге испанских крестьян, выращивающих томаты! — невинно улыбнулась она.