Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть 1
Шрифт:
05 июля 1936. Родной аэродром Кача.
Родной флот продал Леху в рабство. Вместе с его любимой керосинкой. Временно конечно, но как известно нет ничего более постоянного, чем временные решения.
Прилетев в очередной раз из Херсонеса и нахально притерев свою «керосинку» прямо у штаба, Лёха ловко увернулся от замаха флагом руководителя полётов и, как ни в чём не бывало, влетел в объятия тылового и политического начальства. Преподнеся запечатанный сургучом пакет дежурному, Лёха расписался в журнале и был тут же аккуратно отжат к стене замом по тылу, поддержанный комиссаром с другой стороны.
Зам по тылу, толстенький невысокий человек
— Алексей, тут вот какая ситуация… — начал зам по тылу своим интеллигентным голосом.
Через двадцать минут, из которых пятнадцать пришлось на пламенную речь комиссара о том, как Рабоче-Крестьянский Красный флот должен помогать трудовому крестьянству в строительстве коммунизма, Лёха понял, что его вместе с самолётом на две недели «сдали» в аренду местному колхозу «Да здравствует Первое Мая». Естественно, для борьбы с насекомыми.
— Вот тебе Даздраперма и Юрьев день… Надо на борт этот патриотический лозунг нанести, — саркастически подумал Лёха.
Возражений по существу вопроса у него не имелось, но он мгновенно сообразил, что можно вытрясти из этой ситуации что-нибудь полезное для себя.
— Вениамин Маркович, разрешите? — Лёха поскребся в дверь мазанки зама по тылу этим же вечером. Просочившись в предбанник Лёха завел песнь вселенской печали грустным голосом.
— Я таки волнуюсь за исход нашего ответственнейшего мероприятия! Вы знаете, оказывается местная система распыления никак не годится для применения с моего летательного аппарата, а уж для использования такого химического соединения как вода с солью и подавно! Мотор надо однозначно отдавать на переборку, а то на малом газу нет возможности выдерживать ни высоту, ни скорость, а если распылять с большой высоты…
Зампотыл смотрел на Лёхино фарисейство удивленным глазом, слегка наклонив голову на бок. В какой то момент осознав Лёхино лицедейство, он рукой остановил поток слов и кивнул ему внутрь, мол заходи.
Жена зампотыла, милая черноволосая кудрявая женщина лет сорока, заставила Леху сполоснуть руки в закутке и усадила за стол с двумя кудрявыми мальчишками лет восьми и десяти.
Наравне со всеми ему выдали ложку и плюхнули в тарелку селедку и положили вареную в чугунке картошку, набор редиски и огурцов. Мальчишки наперебой начали расспрашивать Леху про полеты, про самолет и рассказывать, что когда вырастут тоже пойдут в авиашколу и станут лётчиками, а совсем не пианистами, как хочет мама.
— Кем ты будешь, когда вырастешь? — вежливо спросил Лёха, хрустя редиской.
— Я буду лётчиком! — гордо ответил старший.
— И я! — не отстал от брата самый младший представитель семейства.
— Для этого ребята надо хорошо учиться, много знать и уметь! — решил Лёха проявить педагогический талант.
Дети зависли на несколько секунд, обдумывая Лёхины слова.
— Ну тогда, — сказал старший мальчик, немного подумав, — я буду комиссаром, как дядя Володя!
— А я выучусь на финансиста, как папа. У меня лучше всех в классе получается что то отнимать и делить, — поддержал брата младший.
Через секундную паузу за столом раздался дружный хохот счастливых родителей.
Поев, Лёха отодвинул от себя тарелку и вдохнув побольше воздуха снова завел с начала песню из серии сами мы не местные, пустите переночевать… Улыбающийся как удав при виде кролика
зам по тылу подождал пока Лёха исполнит целиком первый куплет, посмотрел на жену и с огромным удовольствием присоединился к концерту. Последующие двадцать минут запомнились Лехе тем, что обе стороны торговались как в последний раз, били себя по коленям, закатывали глаза, хватались за сердце и взывали к свидетелям, коими работали жена и дети командира тыловиков. В какой то момент Лёха поймал себя на мысли, что процесс торга так его захватил, что он уже не помнит что он хочет получить и ради чего он так торгуется.Мальчишки смотрели этот концерт замерев и открыв рты.
В какой то момент жена зампотыла ударила ладонью по столу и произнесла.
— Веня! ША! Азохен вэй! Мне таки невозможно слушать за что ты говоришь! Это похоже правильный наш мальчик и надо мальчику помочь! — выдала Софья Соломоновна. Зампотыл смутился, пожал плечами и махнул рукой.
— А ваша мама точно была не из наших? — спросила жена зампотыла провожал Леху в сенях.
— Я таки не знаю, что она всегда говорила, что будет рада красивой русской девочке из хорошей еврейской семьи, — прикололся Лёха.
— Азохен вэй! — всплеснула руками Софья Соломоновна — повезет же кому то иметь такого зятя!
В результате помимо ужина и прекрасного вечера Лёха стал богаче на один комплект подменной формы второго срока и приличные хромовые сапоги, полученные на следующий день со склада. Старшина долго разглядывал бумажку зампотыла, смотрел ее на просвет, только не попробовал на вкус. Потом горестно удалился куда то в дебри склада и вернулся с новыми хромовыми сапогами и байковыми портянками к ним. «Мир таки сошёл с ума, так добро разбазаривать, но раз уж сами Вениамин Маркович распорядились…» — бормотал кладовщик.
05 июля 1936. Берег моря около посёлка Кача.
Утром в заднюю кабину самолетика техники ТЭЧ затолкали металлическую бочку литров на сто и соединили ее с прикрученными под крыльями металлическими трубками с мелкими дырочками. А с левой стороны кабины у Лехи появился приличных размеров кран, дернув за который можно было открыть дорогу химикатам наружу. В пробном полете Лехе прямо стало жалко самолетик. У-2 с бочкой, залитой под крышку водой, разбежался и натужено ревя мотором медленно пошёл в набор высоты.
Лёха развернулся и зашёл над береговой чертой, привычно начал выводить самолет из пологого пикирования и ужасом понял, что груженый самолетик выходит из пикирования гораздо медленнее и труднее.
— Главное что бы тросы не сдали, — в голове пульсировала отчаянная мысль. Он дернул за рычаг сброса химии, что б хоть как то облегчить самолет.
Уперевшись в педали Лёха со всей дури тянул штурвал на себя.
Утенок нехотя задрал нос и пошел вверх над самым берегом буквально рубя винтом зелень.
Замполита просто сдуло с лавочки…
Импозантный мужчина начистил сапоги, набриолинил чуб и пригласил симпатичную официантку Танечку прогуляться вдоль берега моря и посмотреть на звёзды. Танечку мучало ужасное сомнение, надевать панталоны или нет. Решив, что замполит мужчина стоящий, она твердой рукой оставила дома сей предмет туалета и отправилась проветривать все без исключения части тела. Держась за руки, истомленные сердца были уже готовы соединиться в экстазе, но комиссара потянуло на поговорить и два зада присели рядышком в темноте на лавочку над обрывом. Это была фатальная ошибка такого романтического вечера.