Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая

— Одна баба сказала… — пояснил Лёха.

Кузьмич прослушав задачу, уточнил:

— Ты выходи со стороны Гвадалахары на пятистах метрах над дорогой, скорость подсбрось, я как увижу колонну, подкорректирую и жму на кнопки электро-сбасывателей с интервалом в секунду. Тут не до точности, накроем этих камадрилью Муослини горячей колбаской!

— Кузьмич! Он Муссолини! И дуче! А каудильо это Франко! — впервые за день посмеялся Лёха.

— Ну я говорю — Му-ослини! — и уже тише, почти про себя добавил, — Хуючи! Комадрильи итальянские! Ослини они и есть ослини. Нормальный человек разве может управлять этими макаронниками! — пробурчал Кузьмич.

Глава 39

Хреновый электрошокер

13 марта 1937 года. Небо над Гвадалахарой.

Через час полёта Лёхин самолёт вошёл в зону боевых действий в районе городка Ториха. Низкие облака, казалось, прижимали самолёт к земле. Лёха пилотировал машину, стараясь идти по нижнему краю облаков. Пейзаж под ним превратился в узкий каньон с крутыми склонами. Вьющаяся по дну каньона дорога была забита итальянскими войсками.

Увидев, какой бардак устроили на дороге под Торихой воины Рима, Лёха неожиданно вспомнил давний эпизод из своей прошлой жизни. Тогда он путешествовал по Италии, наслаждаясь пейзажами солнечного побережья. В районе Сорренто два туристических автобуса пытались разъехаться на узкой горной дороге. Дорога была забита кое-как припаркованными автомобилями, чей беспорядок казался частью местного пейзажа.

Весь спектакль не обошёлся без участия местных жителей: казалось, всё население деревушки выбежало наружу. Люди жестикулировали так яростно, будто именно махание руками могло каким-то образом раздвинуть скалы и расширить дорогу. Они вопили на разные голоса, напоминая стадо ослов, стараясь перекричать друг друга, и отдавали настолько противоречивые команды, что никто уже не понимал, что делать и куда ехать. Как два автобуса умудрились разъехаться, Лёха до сих пор не мог понять.

Теперь, глядя на колонну итальянской бронетехники и двигающуюся пешком пехоту, застрявшую в грязи узкой дороги под бесконечным дождём, он подумал:

«Похоже, эти воины решили повторить ту сцену, только с пушками, танками и грузовиками. И с куда меньшим успехом».

Уголки его губ чуть приподнялись в усмешке. На краткий миг среди всей этой войны в нём мелькнуло чувство иронии.

Самолёт вздрогнул, створки бомболюка открылись.

— Лёша, три влево, ещё один, на боевом! — резко раздался голос Кузьмича в наушниках.

Лёха вывел самолёт на линию атаки и теперь вёл бомбардировщик чуть выше верхнего края каньона, стараясь идеально выдержать направление. Низкие облака давили сверху.

Снизу навстречу самолёту потянулись огненные трассеры пулемётного огня. Пока они были разрозненными и неорганизованными, но всё равно неприятными для низко идущего бомбардировщика. Лёха стиснул зубы, когда первая очередь прошла так близко, что казалось, самолёт проскользил мимо огненной полосы.

— Сброс! — закричал Кузьмич.

Самолёт вздрогнул несколько раз, словно натыкаясь на невидимые воздушные ямки, как будто попал на детский аттракцион. Каждый толчок сопровождался характерным щелчком кнопок сброса, Кузьмич нажимал с методичной точностью. Кассеты с бомбами, одна за другой, уходили вниз, и через несколько секунд земля под самолётом вспыхивала алым пламенем.

Колонну итальянских войск, тянувшуюся по узкой грязной дороге, буквально разорвало на части. Серия взрывов подняла в воздух клубы чёрной земли, смешанной с остатками техники и частями тел итальянских солдат. Танки, грузовики и бронемашины, казалось, замерли в хаосе, их корпуса раскалились от огня.

Взрывная волна прокатилась по окрестностям, выбив стекла в ближайших домах и сбросив с обочины несколько автомобилей. Дорога, по которой с трудом продвигались колонны, теперь была полностью затянута густым дымом, сквозь который пробивались красные и жёлтые всполохи от пожаров.

С высоты Лёха видел, как в стороне горят подорванные грузовики с боеприпасами. Один из них взорвался особенно мощно, осветив всё вокруг, будто в ночи полыхнула молния. Осколки разлетались в разные стороны, ударяя в землю с глухими ударами.

Кузьмич оторвал взгляд от приборов и бросил через плечо:

— Хорошо зашло! Чёрт бы их побрал, из Мадрида наверное видно! Хрен они туда теперь доберутся!

Лёха чуть качнул самолёт, переводя его в плавный разворот.

— Ещё один круг сделаем? Пройдем пулемётом? — спросил Кузьмич, в его голосе чувствовался азарт.

И тут дробный стук прошёл по крылу. Словно кто-то барабанил металлическими пальцами по обшивке. Отдача ударила по фюзеляжу — глухая, угрожающая. Лёха мгновенно и грязно выругался, в самолёт попали.

Самолёт слегка дёрнуло в сторону, как будто его кто-то потянул за край крыла. Лёха почувствовал, как управление стало чуть тяжелее. Он выровнял машину, добавляя тяги, и постарался рассмотреть левое крыло.

На светлом фоне металла виднелись рваные отверстия, их края потемнели от пороховых газов. Одна из пуль, кажется, прошла совсем рядом с топливным баком.

— Попала! — раздался крик Алибабаевича из стрелковой башни. — Левый крыло!

— Как бак? Не течёт? — крикнул Лёха, стараясь сохранить спокойствие в голосе.

— Пока бензин нету. Сухо, — ответил Алибабаевич, — Обшивка куда попал, сильно плохой.

— Идём на базу. Пусть остальные заканчивают, — отрезал Лёха.

Самолёт вырвался из зоны интенсивного огня. Вдали всё ещё слышились редкие выстрелы зениток, но они становились всё тише.

— Домой, так домой, — пробормотал Лёха, добавляя тягу двигателям. Он посмотрел на густой чёрный дым, который ещё долго будет висеть над дорогой, словно напоминание, что сегодня фронт республиканцев выдержал.

— Право тридцать, курс на Альбасете! — коротко сказал Кузьмич, — но, честно, задница вспотела. Если мы ещё раз так прокатимся, я попрошу компенсацию за нервы.

— Дружеский пендель ниже спины тебе начальство непримено пропишет! — ответил Лёха, мельком оглядывая приборы.

Взглянув вниз, он увидел, как остатки колонны пытаются выбраться из хаоса: горящие машины, разбитые танки и солдаты, разбегавшиеся кто куда.

* * *