Москва-матушка

Друг твой брат Менгли остаюсь с богом.

Писали в Солхате боготворимом».

Ди Кабела сложил письмо и долго сидел в раздумье. Предло­жение хана сулило выгоды не только лично ему, но и консульству. «Я бы на его месте ни за что такой ошибки не совершил,— думал ди Кабела.— Ему надо самому уничтожить претендентов на прес­тол и этим навсегда освободиться от забот. Видно, в минуту страха хан решился на такое. Отдавая братьев нам, хан тем самым ставит себя в зависимость. Теперь в случае надобности мы сможем угро­жать хану освобождением его врагов, и он будет нам послушен. Завтра надо собрать малый Совет и решить».

В столовую вошла служанка:

— Пришел барджело¹ и просит синьора принять его.

— Пусть войдет,— сказал консул и дал знак жене увести гостя.

— У ворот крепости стоят два знатных татарина и с ними две­надцать всадников. Просят пропустить их к синьору консулу по важному делу,— доложил барджело.

«Это братья хана,— мелькнула догадка в голове консула,— ма­лый Совет собирать поздно, надо решать самому».

— Пропустите их в крепость, и пусть ждут. Я их приму. Только делайте все без шума.

— Слушаюсь, синьор консул,— произнес барджело и вышел.

Когда Джулия и Ионаша снова вошли в столовую, консул

спросил:

— Не было ли еще одного письма?

— Вот оно, светлейший,— произнес Ионаша и подал консулу тяжелый кошель с деньгами.

Открыв его, консул увидел блеск золотых монет, и сердце его наполнилось радостью. В маленьком бумажном свертке, лежавшем поверх денег, было второе письмо: Оно гласило: «Это на расходы по делу, нам известному. Менгли».

— Великий хан повелел принять от синьора консула письменное доказательство того, что я здесь был и оба письма передал,— учтиво произнес Ионаша.

— В этом сейчас нет нужды. Передай хану, что птички уже в клетке. Они влетели в нее минуту назад.

Ионаша улыбнулся и, раскланявшись, вышел.

— Иди, спи с богом,— сказал консул жене, уходя.— У меня вся ночь будет полна забот.

Хайдар и Нурдавлет прибыли в город под защитой вооружен­ных с ног до головы аскеров и не расставались с охраной даже в крепости. В зал приема они не пошли и ждали консульского зна­на во дворе...

Вот худо будет, если кафинец не позволит войти к нему с аске­рами,— говорил Хайдар,— тогда мы будем в его власти.

— Мы и сейчас в его власти,— угрюмо ответил Нурдавлет, который был и старше, и гораздо умнее Хайдара.— Что сделают наши воины, если нам не откроют ворота крепости? Все зависит от того, согласится ли консул поддержать нас.

— Прошлый раз золото он, однако, взял.

— На все воля аллаха. Только у меня что-то тяжело на душе.

— Без охраны я в дом не пойду, и, если что, будем биться до последнего дыхания.

— Ты прав, мой брат, надо быть осторожными.

Наконец консул Кафы через начальника стражи пригласил бра­тьев и их друзей к себе. Гостей долго вели по освещенным лестни­цам и коридорам дворца. Всюду было тихо. Нигде не было не только стражи, но даже слуг. В малом консульском зале татар встретил сам синьор Антониото ди Кабела. Он был приветлив и весел. Поздравив гостей с благополучным прибытием, сказал:

— Я прошу у дорогих гостей извинения за то, что заставил дол­го ждать. И мне, и вам надо сохранить ваш приезд в тайне, и пото­му я ждал, когда все чиновники покинут дворец. Мне пришлось услать стражу и слуг — никто не должен знать, что вы были у меня.

У братьев отлегло от сердца.

— Дела ваши, должно быть, очень важны, если они привели вас в Кафу в столь поздний час? — спросил консул.

— Говори ты, Нурдавлет,— произнес Хайдар,— старшему пер­вое слово.

Нурдавлет кивнул головой и начал говорить:

— Немного времени прошло между нашими словами, сказан­ными здесь, однако все, что говорено было, уже известно хану Менгли. У твоих слуг длинные языки.

— Трудно измерить язык слуги. Лучше в таких делах совсем не иметь слуг,— ответил ди Кабела и показал на пустой зал,— Видно, мои дорогие гости не думают так, если привели с собой на тайную беседу чуть не половину Солхата.

— Не говори так! — снова воскликнул Хайдар.— Здесь все вер­ные наши друзья.

— Как может человек знать, что на уме у его друга, если иной раз не знает, что замышляют родные братья.

Нурдавлета передернуло от этих слов. Он вскочил и, обернув­шись к охране, заговорил властно и громко:

— Ступайте все во двор! Пусть хозяин дома не думает, чго мы боимся.

Аскеры молча покинули зал.

— Я знаю, зачем приехали вы. Я готов помочь вам. Говорите.

— Хан Менгли узнал о том, что мы дважды были здесь, и стал еще осторожнее. Нам теперь запрещено бывать в Солхате, за нами всюду следят. Нам известно, что хан частый гость в Кафе и дове­ряет тебе. Оставь у себя нескольких моих людей, и как только Мен­гли приедет во дворец, отдай его им. После смерти Менгли я немед­ленно займу престол, и никто не посмеет сказать о тебе худого слова. Хайдар будет моим тудуном в Кафе, и не будет тогда у тебя друзей преданнее, чем мы. Клянемся аллахом!

— Клянемся аллахом! — повторил Хайдар.

— Я готов был поддержать вас в случае взятия вами трона. Но погубить хана в моем дворце... об этом я никогда не думал. Хан не простой воин, его смерть нельзя сохранить в тайне. Что скажут люди, если узнают, что консул причастен к смерти хана?

— Я уже сказал — всякому, кто молвит худое про тебя слово, я вырву язык.

— Твоим подданным может быть, а моим? Что я скажу гене­ральным синдикам, членам Совета, господам сенаторам?

— Ты насыпь каждому из них полный рот золота, и они будут молчать.

— Где его взять? Моя личная казна пуста, а деньги консуль­ства — не мои.

— Ты только скажи нам «согласен», и наше золото будет лас­кать твой взор.

— Сколько?

— Золотых монет у нас немного,— ответил Хайдар,— но мы привезли тебе восемь батманов золотых вещей. После будут еще великие подарки.

— Хорошо. Я согласен. На днях я приглашу Менгли к себе, и больше он не уйдет отсюда. Только помните клятву о дружбе. Из­мените ей — все татары узнают о том, как умер Менгли.