Мост душ

— А для других вуду и вампиров, — говорит мама.

— И настоящих людей тоже, — добавляет папа, — вроде Отца Антуана и Жана Лафита…

— И Новоорлеанского Дровосека, — радостно добавляет мама.

Джейкоб бросает на меня взгляд.

— Я, правда, надеюсь, что это всего лишь инструмент, а не…

— Он расхаживал по округе и кромсал людей на куски, — добавляет мама.

Джейкоб вздыхает.

— Куда без этого.

— В 1918 году он терроризировал город, — говорит папа.

— Никто не чувствовал себя в безопасности, — говорит мама.

Они вернулись в режим ТВ-шоу, даже без камер, лишь мы с Джейкобом повисли на грани этих слов.

— Он был серийным убийцей, — говорит мама, — но он любил джаз, поэтому он отправил полицейским письмо и сообщил, что он не тронет тот дом, где будет играть джаз. Потому музыка неделями наводняла городские улицы, даже больше, чем обычно. Она лилась из домов день и ночь, какофония джаза.

— Его поймали? — спрашиваю я.

И мама моргает, вскинув брови, словно ее поймали на горячем, похоже, она никогда не думала, как заканчивалась история.

— Нет, — отвечает папа. — Так и не поймали.

Я оглядываюсь, вдруг призрак дровосека всё еще бродит по этим улицам, с топором на перевес, а голова слегка наклонена вбок, прислушиваясь к звукам саксофона, трубы, в ожидании джаза.

Мама широко улыбается.

— Здравствуйте! Должно быть, Вы наш гид.

Я поворачиваюсь и вижу молодого темнокожего мужчину, одетого в накрахмаленную белую рубашку на пуговицах, рукава которой закатаны до локтей. За очками в проволочной оправе светло-карие глаза с зелеными и золотистыми крапинками.

— Профессор Дюмон, — говорит Отец, поднимаясь.

— Прошу, — говорит он добродушным голосом. — Зовите меня Лукас. — Он пожимает папину руку, а затем мамину, и даже мою, и от этого он нравится мне даже больше. — Добро пожаловать в Новый Орлеан.

Он плюхается на пластиковый стул и заказывает кофе и нечто под названием бенье.

— Вы остановились в отеле Кардек? — спрашивает он, как только официант уходит.

— Так и есть, — говорит мама.

— Он ведь назван в честь кого-то, верно? — спрашиваю я, припоминая статую в фойе с отстраненным взглядом и хмурым выражением лица. — Кем он был?

Лукас и папа начинают говорить одновременно, но затем папа кивает, давая понять, чтобы Лукас продолжал. Лукас улыбается и выпрямляется на стуле.

— Аллан Кардек, — говорит он, — был отцом спиритизма.

Я никогда не слышала о спиритизме, и Лукас начинает объяснять.

— Спиритисты верят в существование обители духов… и существ, которые населяют её.

Мы с Джейкобом обмениваемся взглядами, и мне любопытно, знал ли Кардек о Вуали. Быть может, он тоже был охотником за призраками.

— Видите ли, — продолжает Лукас, — Кардек верил, что духи…фантомы, призраки, если хотите, существуют там, в том другом месте, откуда их можно призвать при помощи медиумов.

— Как на спиритическом сеансе? — спрашиваю я.

— Именно, — отвечает Лукас.

И внезапно декорации в отеле обретают смысл. Бархатные занавески, вытянутые руки, покрашенный потолок в фойе, столики и стулья пустые в ожидании.

— В отеле есть комната для спиритических сеансов, — добавляет Лукас. — Уверен, они будут рады устроить вам представление.

Мы с мамой говорим «да!», в то время как Джейкоб говорит «нет», но раз только я могу его слышать, его голос не считается.

Перед нами возникает блюдо, наполненное жареным тестом и посыпанное сахарной пудрой. Даже не присыпанное, а будто его в ней обваляли, и поэтому напоминает снежные горы теста.

— Что это? — спрашиваю я.

— Бенье, — отвечает Лукас.

Я беру один, тесто в руках всё ещё горячее и откусываю. Бенье тает у меня во рту, горячее тесто и сахар, оно гораздо хрустящее, чем в пончиках и слаще вдвое. Я пытаюсь сказать насколько это вкусно, но рот набит битком, поэтому я лишь выдыхаю облако пудры. Это райское блаженство. Джейкоб мрачно разглядывает бенье, когда я засовываю остатки в рот. Он скрещивает руки на груди и бормочет нечто вроде «Не честно».

Лукас тоже берет бенье и каким-то образом ест его, не вымазавшись в пудре, что определенно суперспособность. Даже папа, невыносимый чистюля, немного запачкался пудрой на рукаве. Мама же выглядит так, словно попала в сахарный шторм. Сахар у нее на носу и подбородке, и даже немного на лбу. Я делаю фото, а она морщится. Моя собственная рубашка испачкана в белом, даже руки липкие, но это определенно того стоило.

— Ну, Профессор Дюмон, — произносит мама, вытирая ладони. — Вы верите в призраков?

Наш гид складывает ладони вместе.

— Довольно сложно жить в подобном месте и не верить во что-либо, но я предпочитаю сосредотачиваться на истории.

Очень дипломатичный ответ.

— Лучше, нежели мой супруг, — отвечает мама. — Он вообще ни во что не верит.

Лукас приподнимает бровь.

— Неужели это правда, Профессор Блейк? Даже после всех ваших путешествий?

Папа пожимает плечами.

— Как Вы сказали, предпочитаю сосредоточиться на истории. Это, по крайней мере, настоящее.

— А, — говорит Лукас. — Историю ведь пишут победители. Откуда нам знать, что из произошедшего настоящее, если нас там не было? Все мы лишь рассуждаем…

На этом папа и Лукас начинают долгое обсуждение «сквозь призму истории» (папа) и прошлом «как живом документе» (Лукас), я же теряю интерес.

План съемок лежит на столе, чуть присыпанный сахарной пудрой. Я пододвигаю его к себе, пролистывая страницы о Шотландии и Франции, прямо к третьему эпизоду, отмеченному красным маркером.

ОККУЛЬТОРОЛОГИ

ЭПИЗОД ТРЕТИЙ

МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ: НОВЫЙ ОРЛЕАН, ЛУИЗИАНА

«ОБИТЕЛЬ ПОТЕРЯННЫХ ДУШ»

— Ну, звучит многообещающе, — говорит Джейкоб, читая через мое плечо список мест для съемок.

1) ПЛОЩАДЬ АРМ

2) РЕСТОРАН МЮРИЭЛЯ

3) СЕНТ-ЛУИС № 1, № 2, № 3

4) КЛАДБИЩЕ ЛАФАЙЕТ

5) СТАРЫЙ МОНАСТЫРЬ УРСУЛИН

6) ОСОБНЯК ЛАЛОРИ

Всё на первый взгляд звучит довольно безобидно, но я знаю, что первое впечатление бывает обманчивым.