Мой ангел-хранитель

Темной ночью, когда Сигюн сладко спала, Локи отправился на своем вороном коне к дальним лесам. Непролазные чащи не позволили копытному даже войти внутрь леса, поэтому Локи оставил скакуна на широком поле, а сам же поспешил к своему спасителю. Маг очень дорожил жизнью этого волка, и Фенрир заполучил такое отношение Бога лжи не за просто так. Прошел уже не один год после того, как Локи угодил в черную бездну. Он никогда и никому не рассказывал о том, что случилось с ним на самом деле, как все было, об этом не знает даже Сигюн. Не сразу после падения он попал к Читаури. Долгое время он провел в Железном лесу Ангрбоды, а точнее - в её плену. Повелительница Железного леса сразу узнала Локи, узнала того, кто хотел уничтожить её мир. Её жестокое сердце не позволило убить мага сразу, она решила доставить ему ещё больше мучений. Всего ослабшего и израненного она бросила его в подземелье, и он несколько дней провел там в полном беспамятстве. Локи не мог даже понять, где он находится, когда сознание вернулось. Кругом была тьма, и Локи был рад ей, он изо всех сил пытался уснуть навсегда, но с каждой новой минутой понимал, что все ещё живет… Он все ещё способен дышать и видеть, чувствовать и слышать. Кроме боли в теле, кроме ноющих ран и царапин он мог различить лишь, как шуршит метель за пределами темницы, как ветер неустанно тянет свои жуткие мелодии. Ангрбода надеялась, что разрушитель сам погибнет, и он бы непременно погиб, если бы в один прекрасный день огромные когти волка не расцарапали дверь подземелья, не разорвали бы острыми зубами замок. Локи открыл глаза, увидел над собой силуэт большого животного, которое смотрело на него красными как кровь глазами и, словно улыбаясь, показывало белые клыки.

Локи обрывками помнит, что лежал на мягкой шкуре волка, и его инстинкт сообщал, что нужно крепко держаться за его спину, чтобы не упасть. На коже уже таяли снежинки, ветер шумел в ушах, а волк-спаситель нес Бога обмана в неизведанные края. Он очнулся только позже в какой-то теплой сухой пещере, по всей видимости, это были Каменные горы - ещё одно великое место в Ётунхейме. На своих ранах, которые жгло до одури, Локи заметил странное подобие зеленых листьев, что очень его удивило. Откуда в Ётунхейме зеленые листья? В горле возникла засуха, он безумно хотел пить, но не мог выговорить даже слова, более того - рядом он никого не ощущал. Везде была тишина. Он не знал, сколько времени он провел в таком состоянии, он то засыпал, то снова просыпался, и уже не так остро чувствовал боль своих ран, не переставала болеть только одна рана, шрам от которой никогда не затянется - рана на сердце. Он терпел голод и жажду, он с трудом дышал, и вот, вновь открыв яркие глаза, он увидел перед собой волка, который в пасти осторожно держал сосуд с водой. Локи протянул руку, и зверь вложил в его ладонь емкость. Колдун с трудом дотянулся до своих губ, ощутив ими холодную воду, Локи с жадностью припал устами к сосуду, осушая его до дна.

– Спасибо тебе, - закрыв глаза, он мог лишь нащупать густую холку зверя и ласково потрепать его, выражая более доступную его понятию благодарность.

Так проходили дни или что-то на их подобие. Локи не мог подняться, он был очень слаб, хотя все его ранения уже почти спали. В один момент его вдруг разбудили чьи-то твердые шаги, они не были похожи на те, к которым он привык. Они были не такими осторожными, они не были легкими, они были не волчьими. Локи насторожился, он разлепил свои уставшие веки, вглядываясь в проход пещеры, откуда ему были видны три высокие фигуры, но не одну из них он не узнал. Он смотрел на них сквозь пелену забытья.

– Вот он. Заберите его отсюда, а этого негодного зверя я заморю голодом в темнице. Жалкий предатель!
– раздался холодный, стальной женский голос, который и женским-то трудно было назвать.

Тело Локи легко подняли двое сильных… кого-то, от них исходила страшная вонь, которая заставляла задохнуться. Они поволокли мага за собой - он не мог даже поднять ноги, не то что удержаться на них. Он не сопротивлялся, он просто потерял последнее сознание, а очнулся лишь от жуткой боли во всем теле, от страшных и пугающих голосов, от шипящих заклинаний, которые причиняли ему невыносимые мучение, которые словно ломали его на части. Он кричал и извивался от колющих ударов во всем теле, но потом изо всех сил, сквозь сцепленные зубы старался сдержать свои крики и стоны. Гордость больше не позволяла его врагам насладится его слабостью. А потом он почувствовал, как внутрь него закралось что-то невероятное, что-то очень сильное ярко-синего цвета, оно взяло полный контроль над разумом. А дальше наступила тьма… И только боль, только мучения выматывали его до того, как он вновь открыл зеленые глаза, которые вмиг стали голубыми.

Только позже, когда Локи уже был в Мидгарде, он вспомнил Фенрира, который спас ему жизнь и за это угодил в плен к своей собственной матери Ангрбоде, становясь для неё сущим врагом. Локи же поклялся, что освободит его. Сегодня ночью он пришел в пещеру тайн, где нашел точно такого же поникшего, раненного, слабого волка, каким сам был когда-то.

– Ты теперь в безопасности, Фенрир, - проговорил он. Приложив ладони к его ране в боку, маг прочитал заклинание, и под его пальцами истекающие кровью шрамы исчезли. Волк ужасно изголодался, ребра его выпирали наружу, в теле совершенно не было мяса, только кожа, шерсть и кости. Локи с помощью колдовства сумел создать для него пищу и воду, оставив все это волку, он покинул укрытие, а на утро снова пришел.

Так продолжалось неделю, пока Фенрир не восстановился. Сейчас этот огромный волк уже спокойно разгуливает по Асгарду, восседает рядом с троном Локи, и люди, увидев его впервые, впали в настоящую панику. Однако Локи убедил их, что этот зверь не представляет угрозы. Колдун про себя смеялся, понимая, что зверь, живущий внутри него гораздо опасней Фенрира, вот только людям об этом знать не стоит. По сей день все боятся волка-убийцу, который ни разу не смел показать клыки, не смел зарычать без разрешения Локи, но люди не столь пугаются его агрессии или размера - они боятся того страшного предсказания о Рагнареке, которое уже давно не соответствует действительности. По предсказанию злобный Фенрир убьёт Одина, но царя уже давно нет в живых, по предсказанию волк, которого приведет сын холода, обрушит свой гнев в этот страшный день, но никто даже не может догадываться, что сын холода уже давно переписал историю предсказаний, подчинил эту историю себе.

Таким образом Локи постепенно начал приводить свой план в действие, приручая самого сильного существа во всех девяти мирах.

========== Глава 70 ==========

Асгард покрылся снегом. Все кругом было белым, и эта необычайная зимняя сказка казалась фантастической, сверкая на золоте крыш. На улицах, в садах лежали огромные сугробы, ветки некогда оголенных деревьев теперь имели своеобразное одеяние - прекрасную снежную шубу. Снежинки мирно поблескивали на ветках, и теперь растения не были такими скудными, такими тоскливыми, как осенью, теперь они крепко спали, укрытые под теплым одеялом белых снегов. В дали сверкал лес, и на фоне зимы черные стволы деревьев выделялись очень отчетливо, они были словно огромные великаны, устрашающие, выросшие до небес. Равнины и поля невозможно было пройти пешком - там замело даже ранее протоптанные тропинки, теперь асы передвигались только на санях, в которые были запряжены длинноногие лошади.

В раскидистом саду за дворцом красовались прекратившие работу фонтаны, собравшие в своих бассейнах целые сугробы, которые ближе к весне превратятся в талую воду; блестели замерзшие пруды, теперь они стали сиять серебристым светом, а иногда переливались, как сам Бифрост, когда ночью небесные галактики отражались в них. Зима была на редкость спокойной, ветра почти не тревожили Асгард, стоял только мороз, объявший мир Богов. Все было тихо, лишь с неба плавно падал снег, кружась и резвясь в воздухе. И только свирепое море не умолкало, его волны постоянно бушевали и никогда не замерзали. Только океану были не страшны холода, он продолжал шуметь, продолжал гнать высокие волны к берегу, где снег то и дело таял от набега воды, вновь освобождая коричневый песок из своего плена.

…По тихому зимнему переулку идет белокурая девушка среднего роста, волосы её рассыпаны по спине, легкий ветерок раздувает их в стороны, а мягкие маленькие снежинки плавно опускаются на пряди, становясь для прически прекрасным украшением. По заснеженной земле стелется её шуба из меха, и дева постоянно укутывается в богатый воротник, скрывая в нем свои заалевшие от мороза щечки. Личико её сияет улыбкой, губки розовые как летний закат, голубые глаза напоминают бездонное небо, на черных густых ресницах лежат белые снежинки, которые ещё не успели растаять. Она идет, не спеша. На ножки её обуты теплые сапоги, и из за длинного подола шубы их почти не видно. Она вдыхает запах зимней свежести, затем вынимает свою ладошку из меховой муфты и позволяет ледяному снегу опускаться на её кожу, таить, блестеть. На лице девы вновь появляется улыбка, и эта улыбка столь ей знакома, кода-то давно она так уже улыбалась. Эту улыбку сможет распознать любая женщина, которая хоть раз носила в себе младенца.

Сигюн с каким-то наслаждением прикрывает глаза, затем прислоняет свою ладонь к слегка выпуклому животику. Она ощущает внутри себя новую жизнь, и это когда-то уже испытанное чувство дарит все те же непередаваемые эмоции. Дева поглаживает живот, про себя лелея уже второго ребенка, которого она ждет от Локи. В эти минуты Сигюн не представляет себе счастливей женщины, чем она. Ванка уже забыла, что такое - быть счастливой, и вот сейчас она словно пробует на вкус эти мгновения, она так боится спугнуть их даже плохой мыслью. Ладонь её ласкает живот, и она так отчетливо улавливает биение маленького сердечка ребенка.

Позади вдруг прошелестели шаги, нарушая тихие минуты счастья, Сигюн обернулась, но никого не увидела, лишь заметила, что снегопад заметает чьи-то следы, которые ведут прямо к деве. Она уже поняла, кто мог так внезапно исчезнуть, но при этом слегка нашуметь.

– Я слышала тебя, так что выходи!
– прокричала она, оглядываясь по сторонам, однако никто ей не ответил, никто не вышел по её зову.
– Нари, я знаю, что это ты. Тебе стоит ещё потренироваться у отца бесшумным шагам, - она улыбается заглядывая в уличные переходы. Вдруг из-за угла дома выглянул черноволосый мальчуган, прическа его была чуть растрепана, и на ней красовались легкие снежинки, крупные как хлопья, так отчетливо выделяясь на черной шевелюре. В его зеленых глазах прослеживалась детская печаль, и в то же время хитростная тень. Сигюн подошла к сыну, с улыбкой глядя на него.