Мой ангел-хранитель
Шрифт:
– Прошу, мой царь, - произнесла молодая лекарша. Совсем не умея держать на руках младенцев, Локи даже опешил, когда она предложила ему взять сына. Однако, ему так хотелось прижать его к себе. Лекарша указала, что нужно придерживать головку малыша, она осторожно, с робкой помощью отдала младенца на руки отца. На глазах синева в один миг растворилась и кожа дитя стала обычной, приняла уже человеческий цвет, теплый. На голове его был приглажен пух черных волос, таких же черных, как у Локи, он мирно спал на руках отца и ему было совсем не холодно. Маг же не мог сдержать своей улыбки, когда любовался младенцем. Это его малыш, его второй подарок от Сигюн. И сейчас передать словами или даже мыслями свои эмоции Локи не в состоянии. Он просто счастлив. Счастлив столь долгожданному появлению младшего сына. И ничего сейчас уже не заботило, все осталось за какой-то
– Когда он родился, его кожа была синей, мой царь, а глаза были налиты красным цветом, но потом, стоило только Сигюн взять его на руки, как он изменился. Он перестает походить на ётуна, когда его касаются ваши с ней руки, он чувствует ваше тепло. Когда он оказался в объятиях матери, синева исчезла, а глаза заблестели голубым цветом, как у вашей жены, - рассказывала Свана.
Локи, слушая её, передал младенца в руки лекарши, и та унесла его в комнату.
– Я знаю, кем родился мой сын, Свана. И должен сказать, что всему Асгарду стоит возрадоваться, что он не станет таким, как я, хотя навсегда останется ётуном. Ваш страх к нему неуместен, страх, который вы испытали, когда он вышел из утробы матери. Боятся нужно ни моих детей, а меня.
– Промолвив эти слова с легкой ядовитой усмешкой, Локи повернулся спиной к целительнице, пошел к коридорам.
– Я приду завтра утром, - заявил он, скрываясь в тени еле освещенных тусклыми свечами стен.
Как же его раздражал этот страх к ётунам, коим обладал асгардский народ. Ну ничего, не долго им осталось, совсем скоро Локи сделает то, что кажется людям до невозможности абсурдным - объединит асов с их злейшими врагами и сделает их союзниками.
Она сидела на постели. За окнами комнаты клубился утренний туман, за пеленой которого был не виден Асгард, было не видно даже неба - все было белым. В помещении тускло горели свечи, которые не играли особой роли в освещении, так как раздвинутые на окнах шторы впустили утренний свет, пусть даже и туманный. Ей наконец-то тепло, она счастлива от того, что больше не нужно укрываться одеялом, кутаться в плед, прятаться у каминов. Но сейчас о прошлом она уже не вспоминала, сейчас все это перестало иметь для неё значение, ведь на своих руках она держала маленького, новорожденного сынишку. Он так рано проснулся сегодня, и Свана, что сидела возле Сигюн всю ночь, разбудила её, сообщая, что пора кормить. После такого короткого времени отдыха и сна ванка все же ощутила себя очень легко.
Свана покинула комнату, оставив мать с сыном наедине, а девушка даже не заметила, как комната опустела, да ей было и не до этого. Все её внимание было обращено на славного малыша с голубыми глазами, который с большим аппетитом сосал грудное молоко, смешно причмокивая. Сигюн улыбалась, не переставая восхищаться его милым личиком, его толстыми щечками, остреньким носиком. Сынок снова похож на своего отца, очень сильно напоминает Нари, когда тот только что появился на свет, и Сигюн была неимоверно счастлива, когда смотрела в глаза сына, кажется, малыш перенял их цвет у матери, однако в этих глазах было что-то необычное, словно они были холодными, и темно-голубой цвет его глаз скорее отражал в себе морозный Ётунхейм, нежели теплое море.
Сигюн вдруг вспомнила, каким она вчера взяла его на руки, когда вернулась в сознание. Каким же он был холодным, каким же был синим. На личике его виднелись слезы, похожие на льдинки, на щеках и лбу красовались пока ещё нечеткие линии, а глаза как два рубина почти пылали. Сигюн мельком смогла различить, как лекарши и даже сама Свана заметно напугались, как во взглядах их метался страх и опаска, когда она произвела на свет врожденного ётуна. И только на её руках он принял нормальный облик, она согрела его своим теплом, которое старалась передать ему ещё во время беременности, поэтому и мерзла, поддаваясь могущественной силе его гена. Теперь же он был человеком, самым обычным ребенком, но Сигюн всегда будет знать, что в нем живет монстр, который однажды проснется, напомнит о себе.
Дверь тихо отворилась. Ванка перевела на неё взгляд. На пороге увидела Локи. В груди сердце забилось, как птичка. Она приподнялась на подушках. Как же ей хочется упасть в его объятия, и он, чувствуя её желание, которое совпадает с его собственным, быстрым шагом идет к ней. Он не может отвести от неё своего взгляда. Сейчас она выглядела такой усталой: волосы длинные небрежно заделаны в косу, лицо бледное, глаза заспанные, сама она кажется ему
такой измученной и ослабшей, кажется, что все, на что у неё хватает сил, так это держать на своих руках сына. Но даже в таком виде она не перестает напоминать ему прекрасный цветок. Локи опустился возле неё, целуя её лоб, глаза, щеки, покрывая поцелуями все её лицо, а она лишь доверчиво льнет к нему, закрывая очи от наслаждения.– Он чудесен, Сигюн, - произнес маг, с улыбкой созерцая ребенка, который оторвался от груди девушки и теперь с интересом разглядывал лица родителей.
– Разве могло быть иначе? Он ведь твой сын, - ответила она полушепотом, чувствуя, как по коже бегут дорожки слез счастья. Рука царя коснулась маленькой ладошки, которую малыш протянул к нему. На лице Бога лжи блеснула улыбка, когда он ощутил его теплую кожу, сейчас нельзя было даже вообразить себе, что это прекрасное создание скрывает в себе холодную сущность. Нет. Он не позволит ему стать монстром. Он все сделает, но убережет свое дитя от того, что однажды сам испытал. Его сын будет гордиться своими способностями, а не наоборот - ненавидеть.
– Нари то и дело спрашивает, когда вы вернетесь. Я сказал ему, что уже сегодня, - проговорил Локи, поглаживая деву по волосам, заботливо стирая с её щек остатки слез.
– Я не видела его всего несколько часов, а уже скучаю по нему, кажется, будто я так от него далеко, хотя нас всего лишь разделяют стены, - отозвалась Сигюн, прижимаясь к груди мужа, убаюкивая на своих руках малыша.
– Сегодня днем я заберу вас, дорогая. А пока тебе нужно отдохнуть, поспать. Я разбужу тебя, когда вернусь. Но пока я не ушел, скажи, ты придумала, как мы назовем его?
Ванка задумчиво, с тенью улыбки взглянула на мужа, который ожидал от неё ответа.
– Я придумала имя Нари, тебе даю возможность придумать имя второму сыну, - она хитростно отвела глаза.
– Все честно.
– Честная ты моя, - он одарил щеку девушки поцелуем, а потом, задумываясь несколько секунд, снова заботливо прошептал: -Ты должна отдохнуть. Я отнесу Вали в колыбельку, - он осторожно, уже со знанием дела взял уснувшего малыша из рук супруги, а затем положил его в неглубокую, но просторную детскую кроватку. Сигюн же с радостной улыбкой наблюдала за мужем, про себя тихо называя только что придуманное им имя для сына.
– Мне нравится, - сказала она, когда Локи вернулся к ней вновь, сел возле неё, помогая ей взбить подушки. Она улеглась, а муж укрыл её одеялом, целуя в щеку, как ребенка.
– Благодарю тебя, девочка, - тихо сказал он, наблюдая, как она проваливается в сон с замирающей улыбкой на устах. Погладив её по щеке, он испарился в воздухе, оставив после себя лишь золотое свечение.
…Огромный дворец блестит на морском берегу, он окутан мраком ночи, звезды переливаются на его мраморных крышах, огромные купола сияют серебристым светом, когда луна проплывает над ними. Море шумит совсем рядом, омывая волнами песчаный широкий берег. Где-то шелестят проснувшиеся от сна сверчки, скрывающиеся от чужих глаз, на воде, не издавая ни звука, качаются белые чайки, которые выделяются в ночи белыми парусами. Привычную тишину этой ночи вдруг нарушает топот лошадиных копыт, их звонкое ржание. Двое солдат во главе с военачальником Бейниром, разодетом в доспехи и серебряный плащ, приблизились к большим воротам, которые тут же распахнулись перед ними. Все это долгое время мужчины гнали своих коней рысью, и те теперь громко и устало дышали. Сонные слуги, которых пробудили в позднюю ночь, преподнесли животным целые ведра воды, чтобы утолить наконец их жажду.
Бейнир лихо спрыгнул со спины своего жеребца, приказывая солдатам оставаться на месте. Он направился во дворец, быстрыми шагами прошел к коридорам, а оттуда сразу же вышел к парадной приемной, где вновь суетились слуги, где неподвижно стояла стража. От парадной приемной шла лестница, огромная, винтовая, с позолоченными перилами, что были украшены жемчугом. Лестница привела воина к очередным высоким дверям, возле которых тоже дежурила охрана.
– Для царя Ньёрда у меня важное сообщение, - громогласно произнес он, и стражники открыли перед ним тяжелую дверь. Воин поклонился, незамедлительно проследовал в покои царя Ванахейма. Здесь горели свечи, огромное арочное окно было настежь открыто, белесую занавесь покачивал морской ветер, а возле того окна стоял мужчина, облаченный в ночные одежды темно-синего цвета. На широком ложе сидела заплаканная женщина, которая с надеждой и страхом взирала на вошедшего ванского солдата, взирала так, словно он был последним, кто мог бы помочь ей, облегчить её страдания.