Мой ангел-хранитель

Услышав клич своего давнего приятеля, вестника, который служит ему с ранних лет, царь, просидевший всю ночь на берегу моря, поднялся на ноги. Солнце мешало ему наблюдать за парящим в небе сапсаном, и мужчине приходилось приставлять руку ко лбу, чтобы в полной мере разглядеть дикую птицу, прирученную только им одним, которая все кружит и кружит, и только чуть позже начинает снижаться, осторожно приземляясь на подставленную царем ладонь. Остренькие коготки птицы тут же впиваются в кожу, но Ньёрду не больно. Болит у него лишь сердце за своих дочерей.

– Что, милый друг, появились какие-то новости?
– спросил он без особого интереса, даже не подозревая, что таит в себе его птица. Ньёрду почему-то казалось, что это очередная незначительная весть. Сапсан гордо повел головой, начиная издавать свистящие звуки, щелкать клювом и взмахивать широкими крыльями. В эти минуты было заметно, как лицо морского владыки меняется, и за этими изменениями невозможно уследить: с грустного на задумчивое и внимательное, а позже на восхищенное и одновременно недоумевающее.

– Ты в этом уверен? Ты точно не ошибся?
– переспрашивает Ньёрд, чтобы удостовериться, что это ему не сниться. Сапсан еле заметно кивает головой, а потом начинает вглядываться в лицо хозяина. Тот же теряет дар речи, сердце в его груди не просто бьется, а, кажется, прыгает от счастья. На его губах, что заметно выглядывают из-под негустой бороды, подрагивает улыбка, а затем он возводит свои глаза к небесам. Теперь дышится легче, теперь цепи, от которых невыносимо болела грудь, сняты, теперь лишь оставалось благодарить… просто благодарить всех и вся за то, что все закончилось благополучно. Он закрыл глаза, наслаждаясь легким потоком ветра, ароматом соленых волн.

– Милый, что произошло?
– услышал он тонкий беспокойный голос позади. Обернувшись, он увидал, как к нему по песку бегом спускается Катрин, поддерживая подол длинного платья. Она бежит, торопиться, чуть ли не падает, но ноги продолжают нести её к любимому мужчине.

– Благодарю тебя, мой друг, а теперь возвращайся к своей семье, - он поднял руку и пустил птицу в небо. Громко попрощавшись с царем на своем языке, сапсан скрылся в облаках. Ньёрд же спокойно повернулся к возлюбленной, которая теперь была совсем рядом, она смотрела на него всем теми же мокрыми от слез и печальными глазами, которые так необыкновенно блестели на солнце.

– Что такое?
– вновь спросила Катрин, и от ожидания у неё сердце заходилось бешеным стуком.

– Все в порядке. Фрид спасена и сейчас она в Асгарде, у Сигюн и Локи, - после слов Ньёрда Катрин кинулась к нему в объятия, облегченно выдохнув, закрыла глаза и вновь позволила слезам скользнуть на её щеки, только теперь уже слезы те были не от грусти, а от столь долгожданного счастья.

– Ну что ты, милая, не стоит больше плакать, - царь улыбался, гладя женщину по спине и волосам, крепко обнимая её хрупкую талию, а она все ещё не могла поверить, что её единственная дочь совсем скоро прибудет домой живая и здоровая.

…Все шло своим чередом, - день сменялся ночью, а потом вновь наступало утро. Фрид стремительно поправлялась, и Свана уже разрешала ей выходить на улицу. Каждый день Сигюн проводила со своей сестрой. В связи с тем, что дорога к аллеям Асгарда теперь была открыта, ванка с удовольствием показывала Фрид столицу, пока прогуливалась с маленьким Вали. Старший сын практически не отходил от отца, Локи изучал с Нари магию и боевые искусства, из библиотеки тащил ему целую гору книг, и мальчик с головой уходил в учебу, ему все было интересно, и только вечером он, полный интузиазма, возвращался в покои, рассказывая матери, сколько всего нового и необычного он узнал. Сигюн поражалась, как их сын все быстро усваивает, он будет достойным магом, правителем, воином, мужем в будущем.

Локи Сигюн также видела только по вечерам - супруг занимался государственными делами, но помимо них, она знала, было что-то ещё, то, о чем он совсем недавно лишь упомянул вскользь, так толком ничего и не объяснив. Маг теперь разрывался между двумя царствами: Ётунхеймом и Асгардом. Поэтому иногда, заглянув в тронный зал, Сигюн встречала там Тюра, который отдавал ей поклон и сообщал, что царя сейчас нет на месте. Тогда дева уходила назад с печальными глазами, а в груди дрожало сердце от волнения.

И только рядом с детьми и сестрой она немного забывалась. Фрид чем-то напоминала ей маленького ребенка, который словно ещё только начинает познавать мир, всё - от малого цветка до общества людей. Абсолютно все производило на неё массу впечатлений, и Сигюн охотно рассказывала ей все, что она хочет знать. Ванка должна была признаться самой себе, что её личное отношение к Фрид стало гораздо теплее и искренне, она хотя и не видела в ней частички себя, но зато всем сердцем ощущала, как с каждой новой минутой эта девочка ей дорога.

Сама же Фрид восхищалась Сигюн и не скрывала это от неё, буквально боготворила, и ванку это несколько смущало. Но с другой стороны на слова сестры: “я хочу быть похожей на тебя” реагировала с некоей гордость и с каким-то недоумением.

– Ты прекрасна сама собой, - отвечала Сигюн сестре, но та лишь упрямо качала головой:

– Нет, дело не в этом. Я хочу быть такой же сильной, такой же решительной и смелой, как ты. Твоя история не выходит у меня из головы. Сколько же всего тебе пришлось пережить, Сигюн, и после всего этого ты - все та же Сигюн, ты остаешься всегда непобедимой и несокрушимой, сильной.

Девушка опустила голову, раздумывая над словами Фрид, а потом ответила грустно:

– Нет, ты очень ошибаешься. Можешь поверить мне, что я стала совсем другой и что сейчас прежнюю меня нельзя сравнить со мной настоящей. Это два разных человека, абсолютно разных, - улыбалась Сигюн, вспоминая невольно свое детство и юность какими-то обрывками, словно это была и вовсе не жизнь, словно это была какая-то ею прочитанная скучная книга. Казалось, что и дышать, и жить, и помнить она научилась только с Локи.

Девушки сидели в садовой беседке, просторной и широкой, где позолоченные подпорки поддерживали купольную крышу, отливающую на солнце своим изысканным блеском. Они сидели за небольшим столиком, покрытом белой скатертью, на котором стоял миниатюрный чайник, две хрустальные чашки, наполненные ароматным чаем, и вазочка с различными сладостями и вкусной выпечкой. Птицы совсем рядом тянули свои волшебные песни, легкий ветерок гнал пух тополей и близ растущих одуванчиков. Эта беседка находилась в отдаленных и уютных уголках дворцового сада, это была личная территория царя, куда никто не смел заходить без разрешения, кроме членов царской семьи. Беседка была скрыта за густо растущими яблонями, на которых висели ещё не созревшие плоды.