Мой ангел-хранитель

Огонек погас, и тьма сгустилась над ними, сплетающимися между собой, сливающимися друг с другом, растворяющимся друг в друге. Устранив все печальные мысли, они забылись в родных объятиях, немного устало дыша, немного дрожа от наслаждения соприкосновения горячих тел. Им было достаточно поцелуев, чтобы сказать о своей неизменной и сильной любви.

Он уснул не сразу, все убаюкивал любимую Сигюн, все гладил её волосы, все целовал её плечо, все смотрел, как подрагивают во сне её ресницы. Как же она прекрасна, как же она ему нужна, словно воздух, и как же он невозможно счастлив, что она рядом.

Чуть позже он закрыл глаза, тут же проваливаясь в сон, за какие-то секунды оказываясь уже в полном забытье, будто в другом мире, где ещё никогда не бывал, куда ему никогда не попасть.

***

Здесь было хорошо, здесь светило солнце, здесь было спокойно, здесь был свежий воздух. Но всего этого маг ощущал не так ясно, как хотелось бы ему ощутить. Он стоял у золотых ворот, огромных ворот, которые уходили вершинами почти в небеса, а там их уже накрывали пушистые облака. Что было за этими воротами, трикстеру оставалось только догадываться, и когда он начинал понимать, куда принесли его грезы, он все больше терялся в своих вопросах, ведь сюда ему путь закрыт навсегда, даже во сне, но тем не менее он здесь. Почему?

Оттуда доносились песни птиц, над головой сияло голубое небо, а золото горело на солнце, переливалось и завораживало, хотелось прикоснуться к нему, чтобы ощутить его гладкость, хотелось приоткрыть ворота, но трикстер не решался. Он стоял на одном месте, оглядываясь по сторонам. И знал он почему-то, что никуда идти не надо, что не нужно ему никого здесь искать, он знал, что тот, кто захотел его увидеть, вскоре придет сам.

Через минуту-другую ворота открылись, не создав ни малейшего грохота, словно они были воздушные. За ними Бог обмана ничего не увидел, даже в ту небольшую щелочку, которая вначале была, даже потом, когда ворота были нараспашку, он не увидел ничего, кроме все тех же мягких облаков и яркого солнца. Позже он различил чей-то невысокий стан, чей-то изящный силуэт, который выделялся в облаках. Судя по виду, он принадлежал какой-то женщине с длинными косами, в серебристом платье, подол которого стелился будто ковер за ней и плавно развевался при походке. Плывущая по небесам женщина становилась все ближе к Локи, и он неотрывно смотрел на неё, по-прежнему не разбирая в относительном тумане её лица. И только когда она показалась совсем близко, у мага сердце затрепыхалось в груди. Он протер в глаза, чтобы убедиться в реальности того, кого увидел перед собой.

– Ма… Мама, - заикнулся он, созерцая её великодушную и никогда не меняющуюся улыбку, которую помнит с детства. Как же она была красива, даже лучше, чем прежде, хотя уже столько времени прошло с их последней встречи, которую и встречей то назвать было нельзя. Фригга улыбалась приемному сыну, её голубые глаза горели добротой и заботой, счастьем. Его мать ничуть не изменилась. Она, откинув свои длинные косы назад, подошла ещё ближе к онемевшему Локи.

– Здравствуй, сынок, - проговорила она все тем же мелодичным голосом.

– Мама… Ты… Я не верю, что вижу тебя… - маг с трудом мог подобрать слова, говорить было сложно, а глаза, должно быть, от ветра немного слезились, но взгляда оторвать от неё он не смел, он будто заново её вспоминал, каждую черточку её слегка морщинистого лица.
– Ты здесь…

– Это Валгалла, Локи. Там, за этими вратами она сияет, - Фригга указала рукой в даль, но Локи ничего не увидел, кроме неба.

– Она никогда не будет достигнута мною, - ответил колдун.

– Тебе сюда нельзя по той простой причине, что там ты нужен больше, чем здесь. Ты нужен твоей жене, твоим детям, без тебя они не смогут, - говорила асинья, ласково смотря в глаза мага, которые пылали зеленым, которые неотрывно глядели на неё, не находя в ней ничего, кроме бескорыстной любви и добросердечия.

У Локи начинал дрожать голос, ноги начинали подкашиваться, когда он понимал, что сейчас обязан сказать. И ему было не легко, внутри все сжалось в комок, слезы почти задушили ледяное сердце.

– Мама, я столько должен был тебе сказать, но я не успел. Я был таким глупцом, мама. Прости меня за все, я так виноват перед тобой. Ты не сумела дождаться от меня ничего хорошего, ты видела даже отсюда, что я совершил потом, - он понурил голову, а после вновь поднял тяжелый взгляд на Фриггу, которая оставалась все такой же улыбчивой, безмятежной, однако в глазах её проснулось беспокойство.

– Сын мой, Локи, ты должен знать, что я не держу на тебя зла и никогда не держала. Я всегда любила тебя и люблю по сей день. И, видя тебя, я понимаю, что ты изменился. Я очень давно это заметила, сын. И мы оба знаем, благодаря кому ты стал другим. Ты сошел с пути, на котором, я думала, ты застрял навечно. Наблюдая за тобой, я радуюсь, Локи, теперь я радуюсь не только тому, что ты жив, но и тому, что ты счастлив.

– Я совершил ужасную вещь, мама, и что самое страшное, я о ней не жалею, даже сейчас, - Локи больно било что-то в грудь, когда он осознавал, что сейчас говорит правду ей в глаза, а под той ужасной вещью подозревает убийство приемного отца.

– Порой мы делаем то, о чем сердца наши подавляют слезы, чувствуют их постоянно, но прячут даже от самих себя. Ты где-то очень глубоко в душе живешь с этим тяжким грузом, мечтая все вернуть назад, отмотать время на самое начало, чтобы понять, в чем была твоя ошибка и ошибка других, но это невозможно. Ты ненавидел Одина, я знаю, но вместе с тем ты его любил, только тьма твоя оказалась сильнее тебя самого. И уже нельзя ничего исправить. Я хочу сказать, что я, как и Один, очень горжусь тобой, мой мальчик. Ты спас все миры, рискуя своей жизнью, ты сумел защитить народ Асгарда. А прошлое давно сгорело и теперь от него остались только угли, что даже на ветру не разгорятся вновь. Они уже остыли, и теперь прощение открыто для тебя в сердце моего мужа.

Локи видел, как у Фригги на глаза наворачиваются слезы, и сам он с большим трудом сдерживается, дабы не дать показать своих слабостей даже ей, матери…

– Я надеюсь, что однажды ты простишь меня и Одина за то, что мы сделали, а точнее - не сделали. Мы не увидели в тебе того, что ты изо всех сил пытался нам показать, - Богиня коснулась теплой рукой лица сына.

– Мама, я…

– Я знаю, сынок. Я все знаю. Прости меня. Я очень хотела увидеть тебя, но кроме как в твоем сне мы встретиться больше нигде не сможем, но знай, что я всегда рядом, и я сделаю все, чтобы сберечь тебя и твою семью. Прощай, родной. Я тебя очень люблю, - она поцеловала его бледную щеку, как в далеком детстве перед сном, а после покидала комнату, вот и сейчас она должна уйти навсегда. Насмотревшись в очи сына, она нехотя оторвала руку от его щеки, но Локи перехватил её легонько, прижал к своим губам:

– Нет, мама, не покидай меня, - проговорил он, бережно удерживая её ладонь в своих руках, будто держал он сизого голубя, боясь на секунду отпустить, боясь потерять его.

– Никогда не покину, Локи. Сынок мой, - асинья обняла сына, зажмурила глаза, ощущая, как слезы нещадно текли по лицу, а после растворилась в его объятиях, словно её никогда не было, и теперь в руках мага был воздух, а сам он не смог сдержать свои эмоции. Он подавляет в себе их, и это невыносимо больно отдается внутри, словно пробили в душе дыру, дыру, которая так и будет вечно сквозить.

***

Резко открыв глаза, он приподнимается на кровати и чувствует, как по щекам его бежит что-то холодное. Коснувшись руками лица, он понимает, что это те самые слезы, которыми его остывшее сердце оплакало любимую матушку…

========== Глава 98 ==========

Так пролетают дни…

По вершинам гор, что были укрыты тяжелыми снегами, разлился солнечный свет восходящей звезды. Туманные облака рассеялись, а ночной легкий холодок постепенно стал превращаться в свежесть весеннего утра. Асгард выглядел все так же горделиво, как и прежде, несмотря на то, что на улицах царил беспорядок: многие замки все ещё были полуразрушены, в садах только ещё начинали прорастать новые деревья, поэтому зелени было гораздо меньше, стены, арки и колонны, что стойко стояли после войны, получили немало увечий, которые народ устранял и вновь приводил архитектурные строения к былой красоте. Люди возводили огромные статуи солдат великой асгардской армии, отстраивали памятники, высокие мосты и украшенные золотом беседки вновь. После войны полностью был восстановлен только царский дворец, народ чудом успел все сделать за восемь месяцев. Поэтому теперь чертог правителя возвышался над Асгардом, как раньше, показывая всю свою важность, величие и превосходство.