Мой бесполезный жених оказался притворщиком
Шрифт:
— Я так польщен, — покачал головой Лукьян. — Я так польщен, что сейчас расплачусь.
— Вам не кажется, что вы как-то сильно отклонились от основной проблемы? — снова влез Гордей Змеев.
— Почему ты все еще здесь? — поинтересовалась Евжена.
Я хлопнула себя ладонью по лицу.
Все это просто не могло закончиться ничем хорошим, и вовсе не потому что Гордей Змеев был ужасным всемогущим племянником ректора. Это не главная причина. Главная причина заключалась в том, что деление на команды с определенным количеством участников не могло быть случайным. Наверняка в этом был какой-то смысл. Так что по-хорошему
Но.
Но Гордей Змеев все же был ужасным всемогущим племянником ректора.
А в нашей команде был Лукьян, которого Гордей мечтал прикончить с первой секунды знакомства.
Что может быть проще, чем подстроить на сложном и опасном испытании магических способностей несчастный случай?
Его ни в коем случае нельзя было брать в команду.
И наверняка так подумала ни я одна.
Что ж, эту яму Гордей вырыл сам. И ему не повезло в том, что все мы видели, как он махал лопатой.
— Я буду жаловаться ректору, — поставил нас в известность Змеев и драматично зачесав челку пятерней направился в сторону крыльца академии.
До его угроз никому не было дела.
— Я капитан команды! — цесаревич едва ли не топнул ногой от досады. — Я будущий император! Я! Я тут решаю, кто кому лучший друг, ясно?!
— То есть ты готов завещать свое тело науке?
— Нет!
— А что тогда?
Иларион вперил недовольный взгляд в Платона.
— Ладно. Я твой второй лучший друг после Лукьяна.
Платон ободряюще похлопал цесаревича по плечу.
— Вот видишь, капитан, все решаешь ты. Я тут вообще ни при чем. Так, рядом постоял.
— Замолчи! А теперь убираемся отсюда, пока Змеев не вернулся сюда со своим дядей!
— А ты знаешь куда идти? — уточнила я.
— Разумеется!
Он поднял горящий браслет и несколько раз взмахнул им по часовой стрелке. Раздался хлопок, и воронка телепорта выплюнула ему в руки свиток.
— Это и есть карта, — объяснил Иларион.
— Ммм, — протянула Евжена.
Вслед за Иларионом мы стали протискиваться мимо других студентов к воротам, спеша покинуть двор академии.
— Так-то я тоже не соглашался завещать свое тело науке, — запоздало сказал Хилков. — Как мы вообще пришли к этому разговору?
Но кого там интересовало его мнение.
Платон добрался до него и принялся толкать в спину.
— Ну-ну, это решение нашего капитана, Лукьян. А решения капитана что? Их надо уважать.
***
— Я клянусь, что они стояли здесь! — воскликнул Гордей Змеев. — И у них были фиолетовые браслеты. И у меня тоже!
Ректор вздохнул и развел руками.
— Ну, теперь уже ничего не поделаешь. Заклинание одноразовое и мгновенно рассеивается. Был бы ты капитаном — другое дело. Да и из команды тебя бы тогда, конечно, не выгнали…
— Меня не выгнали!
— Конечно-конечно. Я могу предложить только присоединиться к какой-нибудь другой команде. Уверен, господа Кемский и Львов будут счастливы твоей компании. Или ты можешь начать проходить испытания самостоятельно, а в процессе догнать свою команду. Количество участников ведь определено не просто так. Поначалу все будет нормально, но чуть позже они столкнутся с трудностями, и ты сможешь показать себя с лучшей стороны, придя им на помощь.
— Но это несправедливо!
— Считай это одним из испытаний.
— То
есть это еще и отразится на моих баллах?!Ректор мог только спрятать усмешку в кулак, изобразив покашливание.
— Это издевательство! Я пожалуюсь дяде!
— Ну так-то я ведь и есть твой дядя, Гордей.
Глава 16
Когда вам пять, вы не выбираете друзей. Вы не особо инициативны, так что в итоге вы зависаете в компании тех, кто живет в том же доме, ходит в тот же детский сад и копается в той же песочнице. Очень простая схема. И она же годы спустя порождает столько печальных истории о разорванных дружеских узах, рухнувших отношениях и связях, которые уже не восстановить.
Я не знала Платона, когда ему было пять, но мне очень хотелось верить, что тогда, за неимением иных вариантов, он по крайней мере дружил со своей головой. Сейчас-то они по всем признакам были в ссоре.
И, честно говоря, чувствовалось, что Платон тут такой не один.
— Когда вы оказались здесь так рано, я сразу же понял, что что-то не так! — разъяренно тыкал в нас пальцем старшекурсник. Он стянул обуглившиеся перчатки за ненадобностью и со злостью отшвырнул их в ближайшие кусты. — Что, прослушали все правила, да? Как будто не для вас писали! Признавайтесь!
Я могла его понять.
Я даже могла оценить то, насколько познавательными были его вопли.
Для проведения испытаний лес огородили, поделили на сектора (насколько такое вообще возможно провернуть в бесконечном лесу, конечно) и проложили сквозь него тропы, защищенные щитовыми чарами, чтобы никакая мерзость из местных обитателей не сократила численность обучающихся раза так в два. Тропы пролегали вдоль отмеченных на карте станций, на каждой из которых дежурил наблюдатель, в задачи которого входило выдать команде задание, понаблюдать за кривыми и косыми попытками его выполнить и проставить соответствующие баллы в ведомости.
Правил было не так уж и много.
Нельзя было сходить с тропы.
Нельзя было пропускать станции.
И уж точно нельзя было нападать на наблюдателя.
Обо всем этом ректор наверняка говорил.
К несчастью, уже после того, как мы сбежали от неминуемого нагоняя.
Так что мы просто не могли знать, что выплывшая из леса, зловеще завывающая фигура обмотанная черными тряпками и тянущая к нам когтистые лапы — старшекурсник-наблюдатель первой станции.
И, пока Надежда от страха закрывала глаза, Евжена пыталась вычислить, от кого она опять нахваталась бабочек в животе, Иларион по-видимому пытался выудить из памяти что-нибудь, что поможет хоть немного сжульничать на испытании и получить больше баллов, а Лукьян Хилков старательно делал вид, что он вообще не с нами, мы с Платоном среагировали молниеносно и — почти одновременно.
Старшекурснику стоило бы радоваться хотя бы этому.
Способности столкнулись и задели больше друг друга, чем его.
Тем не менее, теперь с него капало, костюм превратился в лохмотья, волосы стояли дыбом и искрили. В чем бы не заключалось первое испытание — это было явно не оно. Оставалось только надеяться, что с остальными пятью? Шестью? Не важно. Что с остальными мы так не лоханемся.
— Я не буду это чинить, — категорически отказался Лукьян, поймав от меня, Евжены и Надежды перекрестные взгляды разной степени обнадеженности.