Мой бесполезный жених оказался притворщиком

— Это просто возмутительно! — продолжал надрываться старшекурсник. — Этот костюм сшила мне моя мамуля!

— Мамуля — это святое, надо починить, — с намеком сказала я Лукьяну, стараясь игнорировать то, что он снова стоял подозрительно близко ко мне.

— У кого как, — сказал он.

И отвернулся.

Было в этом жесте что-то невероятно знакомое и — горькое, так что я предпочла отступить. Ну, провалили и провалили, в самом-то деле. Отвратительное начало не всегда означает полный провал, а с первой попытки и вовсе редко у кого-то что-то получается.

Где-то сейчас наверняка хохотал один Гордей Змеев. Хохотал и благодарил небеса за то, что они избавили его от нашей компании. Ну или будет хохотать, когда узнает.

Подумаешь.

Одна Надежда из всех нас была приличным человеком.

Она несколько раз низко поклонилась, сложила руки в молитвенном жесте и сбивчиво забормотала:

— Господин старшекурсник, простите нас, пожалуйста! Мы не поняли, что это вы! Мы так спешили пройти испытания, что совсем растерялись! Пожалуйста, простите!

Она подняла голову, являя лицо с блестящими от непролитых слез глазами. Я перевела взгляд на Евжену, ожидая увидеть аналогичные эмоции и на ее лице, однако Евжена не собиралась плакать. Она не отрывая взгляда смотрела на Надежду и хмурилась.

— Эй, — шепотом позвала я. — В чем дело?

Евжена вздрогнула, помотала головой и перевела взгляд на меня.

— Я потом тебе расскажу, — пообещала она.

Старшекурсник неловко кашлянул.

— Ладно, я, эээ, могу поставить вам балл за командную работу. Синхронность там какую-нибудь. И еще балл за боевые навыки.

— Пф, — усмехнулся Иларион.

— И то верно, боевые навыки только на полбалла, — покивал старшекурсник, чиркая что-то в ведомости.

— Ты вообще на чьей стороне? — взвился Платон.

— Я даже не сказал ничего, причем тут я!

Я посмотрела в ясное ночное небо.

Это… будет трудно.

— Я не понимаю, почему испытания обязательно должны проходить ночью, — негодовала Евжена, в который раз в полутьме зацепившаяся за очередную корягу и не навернувшаяся только благодаря помощи Платона, который шагал ровно между нами и следил за тем, чтобы ничего не произошло. — Чтобы мы переломали себе ноги? Чтобы нас точно кто-нибудь сожрал? Чтобы жути нагнать?

— Чтобы подготовить нас к тому, что обстановка не всегда будет на нашей стороне, — патетично сказал идущий впереди всех Иларион.

Ему всевозможные камни и коренья под ногами, казалось, не доставляли таких видимых неудобств как всем остальным. Возможно потому, что будучи пользователем дара, связанного с общением с потусторонними сущностями, он имел некоторые преимущества в такой непроглядной тьме.

— Или чтобы поставить всех обладателей дара в равные условия, — в некотором смысле подтвердила мою мысль Надежда. — Ведь есть же те, чьи способности годятся только для темного времени суток. Например, — она отвлеклась, глядя куда-то в сторону, и явно задумалась, — кукольный взгляд.

— Есть такая способность? — удивилась я.

Никогда прежде не видела упоминания о ней в контексте романа. Хотя всевозможных взглядов от потерянных до влюбленных там было навалом.

— А? — растерялась Надежда.

Она так дернулась, словно все это время разговаривала сама с собой и только сейчас поняла, что у ее реплик были и другие слушатели.

— Кукольный взгляд, — повторила я.

— Ой, я просто предположила, — замахала руками Надежда.

Надежда передвигалась на удивление ловко, ни разу нигде не упала и даже не споткнулась. Учитывая то, что она постоянно вертелась, пытаясь удержать в поле зрения абсолютно всех, это было так и вовсе что-то близкое к чуду.

Может, ее фамильный дар уже начал проявляться?

Но тогда мы бы все неплохо видели в темноте. Ведь перед нами бы летело крошечное пекельное пламя.

Лично я ползла как улитка, несмотря на то, как сильно мне хотелось рвануть куда подальше от дышащего мне в затылок Лукьяна. Не то чтобы он так сильно раздражал меня, но отчего-то я постоянно чувствовала неловкость.

— Такая способность есть. Только не у людей, — сказал он.

— Что значит «не у людей»? — я остановилась и резко развернулась, мысленно готовясь к тому, что Лукьян сейчас на меня налетит.

Однако он остановился почти одновременно со мной. Стоял очень близко, это да, но несмотря на сохраняющуюся неловкость я подрастеряла половину дискомфорта от подобной дистанции.

Люди привыкают ко всему.

— Вы, ребята, вообще не открываете учебники? — удивился он.

— Лично я открываю регулярно, — возмутился Платон. — И выбираю тот, что потолще и пошире, чтобы он мне на вас всех обзор загораживал.

— Ну ты-то да, ты-то конечно.

— Мы можем вернуться к теме разговора? — не особо надеясь на успех поинтересовалась я.

И предчувствие не подвело меня.

— Наконец-то мы пришли! — оглушительно завопила Надежда и ломанулась к наблюдателю станции вперед Илариона.

Ну и правильно.

По опыту-то — Илариону в этом вопросе доверять нельзя.

Лукьян Хилков только вздохнул, проводив ее взглядом.

Должно быть, обрадовался столь неожиданной помощи в смене затронутой темы.

Как оказалось — учебники по большей части открывала Надежда.

Причем открывала сознательно, читала внимательно и запоминала больше чем на пять секунд.

Все остальные могли похвастаться разве что избирательной студенческой памятью, при которой все выученное вылетало из головы сразу же после оглашения оценок за экзамен. Не будь с нами Надежды, мы бы скорее всего позорно завалили командную викторину по элементарным заклинаниям и основам магической этики, потому что всего несколько минут назад похвалявшийся своими обширными познаниями Лукьян только и горазд был тонко улыбаться, наблюдая за попытками Платона и Илариона перекричать друг друга и в особенности потому, что ответы они выкрикивали — неправильные.

— Итак, какая из стихий считается главной в большинстве магических учений? — спросил наблюдатель.

— Вода! — выкрикнул Платон.

— Эфир! — не согласился Иларион.

— Кхм, вообще-то все они находятся в равновесии, так что выделить одну главную невозможно, поэ-

— Вы не предупреждали, что вопрос с подвохом!

Нам невероятно повезло, что в половине случаев у Илариона и Платона просто не было вариантов. Они подвисали на достаточное время, чтобы Надежда успевала продемонстрировать всем, как бы они могли выглядеть, если бы интеллектуальная деятельность была их коньком.