Мой бондфренд, или они друг друга стоят
Шрифт:
Подруги увидели, как у меня побледнело лицо и принялись на перебой успокаивать и обещать кровавую расплату новоиспеченному папаше, если он хоть слово недовольное вякнет.
– Хватит нервничать!
– не выдержав моих завываний, строго произнесла подруга.
– В твоем положении нельзя!
– добавила вторая.
Я вновь разревелась.
– Ну, чего ты плачешь, глупая?
– пошли
– Страшно?
– взвыла я.
– Вот посмотрю я на вас, когда тоже забеременеете!
– Я хочу, - серьезно произнесла Катя.
– Но Мир пока не хочет, и я понимаю его. Но все равно хочу.
Мирослав был младше Кати почти на два года, без двух месяцев.
– А как же учеба?
– Господи, Лена, ну что такое учеба по сравнению с маленьким созданием, которому ты дашь жизнь?
– она посмотрела на меня с такой снисходительностью, что мне показалась она старше меня не на год, а на лет десять.
– Я хочу родить много детей. Троих минимум. Двух девочек и мальчика.
– Дай угадаю, - прищурилась Надя.
– Варвару, Василису и Мирослава?
– Угадала, - фыркнула подруга в кружку.
– А ты уже думала, как назовешь?
– повернулась ко мне Надя.
– Нет, - честно призналась.
– Я, вообще, думала, что раньше двадцати пяти не забеременею.
– Поэтому никогда нельзя загадывать заранее, - подытожила подруга.
Посовещавшись, мы пришли к выводу, что если девочка, то будет Ева, если мальчик - Александр. Все же это, как-никак, мое любимое имя.
***
Родителям я пока каяться не стала. На следующий день, под две ручки своих подружек, мы пошли в женскую консультацию, которая, к смеху сказать, находилась возле тренажерного зала и магазина техники с вывеской "Для настоящих мастеров!". Вывеска меня с чег-то совсем позабавила, и входили мы в гинекологию под мой истеричный смех.
Гинекологом оказался молодой мужчина лет тридцати - Степан Николаевич Уступен.
– Прилетели, голубушка?
– заявил он мне с широкой улыбкой.
Я зависла на пороге. Мозг с трудом переварил фразу, сообразил подтекст и выдал ответ:
– Да вот мимо пролетала, дай думаю, залечу поздороваться. Здрасте.
– Здравствуйте-здравствуйте, голубушка, - с той же широкой улыбкой покивал доктор головой и указал на стул по ту сторону своего стола.
– Присаживайтесь. В ногах, как говориться, правды нет.
Я вновь зависла, так как, помниться, в предыдущие разы мне с порога предлагали раздеваться. Хотя тогда была женщина. Дотошная, как работница паспортного стола, и выглядевшая, как вобла, которую забыли в холодильники. Тут же
вспомнились ее злорадные слова, во время прошлого осмотра, когда я пискнула от боли, а она в ответ выдала: "Терпи! Рожать больней!".Мне, действительно, захотелось присесть, а ноги вдруг с чего-то стали подкашиваться.
Дальше пошел опрос, а потом осмотр, после которого мне вынесли вердикт - шесть недель.
– Как шесть?
– опешила я.
– У меня же в прошлом месяце месячные были!
Мне пояснили, что такое случается: кровь идет через плод. У некоторых женщин кровь может идти и три, и четыре месяца, и лишь потом они обнаруживают, что беременные.
Потом мне дали кучу наставлений, поставили на учет, выписали витамины и отправили восвояси до следующего осмотра, на которые теперь я должна буду ходить с завидной регулярностью.
Выходила я из кабинета, словно из мясорубки. Одно дело, когда тебе тест сообщает: дескать, пипец, две полоски на кедах... тьфу ты, на тесте! И другое, когда гинеколог заявляет: все, голубушка, дое... леталась ты!
В коридоре подруги оперативно схватили меня по руки, как опытные сотрудники ОМОНа нарушителя порядка, а женщина лет тридцати пяти, что стояла за нами, взглянула на мое бледное лицо и спросила:
– Первая беременность?
В ответ я кивнула, и она утешительно сжала мое плечо и ободряющее улыбнулась.
– Держись. В первый раз всегда страшно. Главное, глупостей не наделай. Это только, кажется, что молодость долго длится, а она - пшик!
– и прошла.
– Я и не думала ни о чем подобном!
– со злостью выдернула я плечо.
– Молодец, - произнесла она и зашла в кабинет.
– Пошлите быстрей, - попросила я подруг.
Было мерзко от того, что она могла подумать подобное обо мне.
Потом мы еще несколько часов просидели в кафе, разговаривали, представляли, как оно будет, и пытались просчитать реакцию моих родных.
По голове меня, конечно, никто гладить не станет, но и до розгов тоже, думаю, дело не дойдет. А вот то, что меня с Соколовым первым делом отправят в ЗАГС - не нужно даже к гадалке ходить. Он, скорее всего, даже обрадуется: я ведь отнекивалась и просила дать мне время, а тут убойный аргумент в плане штампа в моем паспорте. Если он, конечно, вернется...
Мою голову опять заполнили пессимистичные мысли. И хоть я понимала, что это все нервы и моя больная фантазия, и что для его задержки есть тысяча и одна причина, но мысли в голове все появлялись и появлялись. И я так в них ушла, что даже не сразу поняла, что меня кто-то настойчиво зовет по имени.
Оглянувшись, я увидела мужчину... и я, скорей, не узнала, а почувствовала, кто он, потому что ни одной фотографии у мамы не осталось. Она говорила, что он, вообще, не любит фотографироваться.