Мой друг работает в милиции
Шрифт:
— А хочешь, я устрою тебя в кружок — как раз по твоей части? Там даже есть модель турбогенератора, как на настоящей ГЭС.
Федя оторвался от работы.
— Правда, дядя?..
— Какой я тебе дядя? Тоже племянник выискался. — Петров взял мальчика за локти и придвинул к себе. — Правда. И не надо будет тебе тогда выслуживать отвертки, а главное — бросишь болтаться по улицам с подлецами, которые учат тебя воровать.
Федя вздрогнул. Выражение тоски появилось в его глазах. Петров встал, прошелся по комнате.
— Слушай, я тебе историю расскажу. В одном суде разбиралось дело:
Петров оборвал рассказ, посмотрел на Федю. Глаза у того были широко раскрыты, лицо побледнело.
— Что же с тем мальчиком стало?
— Он умер в больнице… Но перед смертью успел рассказать все, и бандита поймали. На суд собралось много народа. Родители пострадавших ребят требовали самого сурового наказания. — Петров провел рукой по волосам, вздохнул. — А в первом ряду сидел студент педагогического техникума, и душа у него ну просто кровью обливалась, потому что убитый мальчик был младшим братом этого студента. Вот тогда студент и дал себе слово поступить в милицию и бороться за ребят, чтобы не калечили им жизнь…
Федя схватил лейтенанта за рукав.
— Я расскажу, расскажу, дядя Петров! Он от меня отстать не хочет. Вчера грозился…
— Это тот остроносый, в клетчатой кепке? Ты за ним пошел, когда я отпустил тебя в прошлый раз?
— Да… Он теперь ходит с Митькой Рыжковым с нашего двора. Пойдемте, я знаю тот магазин…
— Погоди, Федя. Здесь начальник оперативного отдела — Антон Дмитриевич. Надо сначала с ним потолковать.
Девушка бережно прижимает к груди кожаную сумочку.
— Мне что-нибудь получше покажите, номер тридцать пять. Завтра у нас в институте бал…
Продавщица снимает с полки коробку, раскрывает ее.
— Такие?
— Да! Я примерю?
— Конечно. Садитесь, пожалуйста.
Девушка торопливо заняла освободившееся кресло, сунула сумочку за спину и, счастливо улыбаясь, принялась рассматривать маленькую изящную туфлю на высоком каблуке.
Мимо прошмыгнул подросток. В тот момент, когда девушка наклонилась, чтобы примерить туфлю, он подхватил сумочку и затерялся в толпе покупателей.
Этой ловкой кражи не заметил никто, кроме, пожалуй, одного мужчины, одетого в хороший серый костюм. Но мужчина не бросился к похитителю сумки. Он смотрел совсем в другую сторону — туда, где, небрежно облокотись на прилавок, остроносый парень в клетчатой кепке перебирал разложенные продавщицей носки.
Когда остроносый выбрал себе наконец пару носков, расплатился и пошел из магазина, следом за ним на освещенную солнцем улицу вышел и мужчина.
Подросток,
укравший сумочку, ждал в сквере. Сидел на скамейке и, тревожно оглядываясь, ощупывал добычу, спрятанную под курткой.Остроносый подошел, сел рядом.
— Молодец, Митяй. Чисто сработал. Давай ее сюда… Постой, пусть пройдет вон тот тип.
По аллее медленно шел человек в хорошем сером костюме. Он никак не мог прикурить сигарету: ветер то и дело гасил спички. Но, поравнявшись со скамейкой, он вдруг бросил сигарету и тихо приказал:
— Не вставать!
Мальчик метнулся прочь, но налетел на появившегося с боковой дорожки высокого парня в кожанке. Тот крепко взял его за плечо и поднял с земли оброненную сумочку.
— Ведите Митю Рыжкова, — приказал Антон Дмитриевич. — А мы с этим гражданином пойдем за вами. — Он уже держал под руку остроносого.
У выхода из сквера их ждали Петров и заплаканная девушка — владелица сумочки.
— В чем дело? — запротестовал остроносый. — При чем здесь я? Я ничего не знаю.
— Может быть, вы и Федю Новикова не знаете? И кто учил его воровать, чтобы добыть денег на дорогу в Братск? — спросил Петров.
Остроносый нахмурился и ничего не ответил.
< image l:href="#"/>Нисон Александрович Ходза
Уравнение со многими неизвестными
Февраль сорок третьего года
Поле, где летом жаворонки выводили птенцов, было теперь истерзано колючей проволокой, выбито, затоптано сапогами пленных. Сколоченные среди поля бараки труб не имели: если нет печей, трубы не нужны.
В лагере томились триста двенадцать женщин-военнопленных. Месяц назад их было четыреста сорок, но голод, холод, побои, болезни неумолимо делали свое страшное дело. Каждое утро из бараков выносили мертвых. Их закапывали по ту сторону колючей проволоки, у самого лагеря. Могил не было, поздней осенью приехал бульдозер, прорыл вдоль проволоки длинный широкий ров и уехал. В этот ров пленные опускали очередную жертву и засыпали землей. Надзирательница — высокая плосколицая немка с пистолетом на боку — поигрывала кожаным хлыстом и спрашивала:
— Вы имеете знать, почему мы положили покойников здесь близко? Чтобы вы имели видеть себе будущее…
Пленные понимали свою обреченность. Двойной ряд проволоки под током высокого напряжения, свирепые овчарки, пулеметные вышки, голая степь вокруг — все это не оставляло никаких надежд на побег. Жила в их сознании только одна непоколебимая надежда — Красная Армия. Но армия была далеко, а смерть — рядом…
В тот февральский вечер вихрилась колючая поземка, ветер, ворвавшись сквозь щели барака, заставил измученных женщин забиться на дощатые нары и лежать без движения, накрывшись с головой грязными дырявыми шинелями.