Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Мой друг работает в милиции
Шрифт:

В 1953 году был освобожден на основании указа Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии».

Из материалов, имеющихся в ОБХСС Сестрорецкого района, явствует, что Куприянов участвует в групповом хищении соцсобственности, осуществляемом в Строительном тресте группой расхитителей. В ближайшее время нами будут получены данные, дающие основания для ареста Куприянова».

«Кривулина 3. М. проживала в коммунальной квартире, где кроме нее съемщиками являются одинокая пенсионерка Скрипкина Антонина Ивановна и прораб одного из ленинградских СМУ — Куприянов Григорий Матвеевич с женой Любовью Павловной, которая с 19 августа находится в отпуске в г. Сочи. Взятые мною объяснения Скрипкиной не исключают возможности участия Куприянова в убийстве Кривулиной 3. М., заинтересованного в ликвидации свидетеля его преступных махинаций: хищение дефицитных строительных материалов (олифы, краски, сантехнического оборудования, паркета, импортных облицовочных материалов).

В

настоящее время ОБХСС заинтересован, чтобы Куприянов не подозревал, что его преступные действия известны следственным органам: наблюдение за ним даст возможность установить его сообщников, а также лиц, приобретавших у него заведомо краденые материалы.

Запись объяснении граждан Куприянова Г. М. и Скрипкиной А. И. прилагается.

Ст. инспектор ОУР К. Мохов».

«Справка

По учету Центрального адресного бюро УВД Ленгорисполкома Клофес Марк Данилович среди лиц, прописанных в г. Ленинграде и Ленинградской области, не значится.

Регистратор ЦАБ Г. Антонова».

«Произведенная проверка всех организаций Ленинграда, имеющих право производить, хранить и отпускать медикаменты, включающие в себя экзогенные яды, установила, что на протяжении текущего года учет, храпение и отпуск ядовитых веществ производились в соответствии с действующими распоряжениями Министерства здравоохранения СССР».

«Рапорт

Сообщаю, что, прибыв в г. Камень-на-Оби, я встретился с гражданкой Быковой Варварой Михеевной и предъявил ей две фотографии Кривулиной Зинаиды Михеевны (фотография № 1 снята в Пскове в 1947 году, фотография № 2 снята в Ленинграде в 1967 году). Гр-ка Быкова заявила, что женщину, изображенную на предъявленных фотографиях, она никогда не видела. На мой вопрос, сохранились ли у нее фотографии ее сестры Быковой 3. М., гр-ка Быкова В. М. ответила утвердительно и вручила мне четыре фотографии сестры в возрасте девяти, тринадцати, пятнадцати и двадцати лет. Из беседы с Быковой В. М. было установлено, что в августе 1941 года комсомолка 3. Быкова после неоднократных заявлений была зачислена на курсы медсестер в Новосибирске, по окончании которых была направлена санинструктором на Западный фронт. Последнее ее письмо родителям датировано августом 1942 года. В ноябре 1942 года ее родители (ныне покойные) получили извещение о том, что младший лейтенант Быкова Зинаида Михеевна пропала без вести.

Последнее письмо Быковой 3. М. с фронта и ее четыре довоенные фотографии прилагаю вместе с протоколом о их добровольной выдаче.

Инспектор ОУР И. Трошин».

Из актов криминалистических экспертиз, произведенных на основании постановления старшего следователя прокуратуры г. Ленинграда, советника юстиции Дорофеева:

«1. Перед экспертом был поставлен вопрос: изображено ли на двух фотографиях 1, 2 и фотографиях 3, 4, 5, 6, полученных от гр-ки Быковой В. М., одно и то же лицо.

Заключение. В результате визуального сопоставления анатомических признаков, совмещения изображений, сопоставления относительных величин, характеризующих соотношения расстояний между определенными точками лица, производимых с учетом возрастных изменений изображенных на фотографиях личностей, установлено, что на представленных шести фотографиях изображены два различных лица: одно — на фотографиях 1, 2, другое — на фотографиях 3, 4, 5, б.

2. Перед экспертом был поставлен вопрос: принадлежат ли два рукописных текста — письмо с фронта Быковой 3. М. и автобиография, написанная от руки Кривулиной 3. М., — одному и тому же лицу.

Для ответа на заданный вопрос была проведена почерковедческая экспертиза путем исследования характеристики почерка по форме и направлению, наклона почерка, степени связности почерка и частных признаков почерка.

Заключение. Рукописные тексты исполнены различными лицами.

Старший эксперт НТО УВД Н. Лаптев».

«…Кривулина Зинаида Михеевна со 2 по 15 июля с. г. находилась по путевке месткома прядильно-ткацкой фабрики в доме отдыха имени Восьмого марта в эстонском местечке Этюп…

Ст. инспектор ОУР К. Мохов».

Обыск

Ознакомившись с материалами, Дробов собрал свою группу и без всяких вступительных пояснений, словно продолжая давно начавшийся разговор, сухо сказал:

— Хвастаться нам нечем.

— Но все же мы кое-что узнали за эти три дня, — неуверенно проговорил Трошин.

— Что мы узнали? Каждое известие ставит перед нами новые загадки, а мы и старых-то ни одной не решили. Никаких твердых предпосылок для ясных, обоснованных выводов и заключении у нас по-прежнему нет. Так или не так?

— Мне кажется, вы несколько мрачно смотрите на проделанную работу, — подал голос Мохов. — Для некоторых выводов у нас есть основания, ну хотя бы то, что этот самый мифический Клофес в действительности не существует.

— То есть как это не существует? — почти возмущенно спросил Дробов. — Выходит, что по телефону со мною говорил призрак?

Тень отца Гамлета! Он существует, этот чертов Клофес, еще как существует! Другое дело, что он придумал себе эту фамилию. Вот и выходит, что справки из адресного бюро не столько облегчили, сколько осложнили нашу работу. А рапорт Мохова? Он тоже осложнил нашу задачу. Оказывается, мы должны определить не только, кто такой убийца, но и кто такая убитая. Что это — просто совпадение: две Зинаиды Михеевны Быковы? Одна родилась и жила в Белоруссии, другая — в Сибири. Обе родились в один и тот же год. Если бы не их редкое отчество, можно было бы считать это простым совпадением, но Михей столь редкое имя, что пройти мимо такого совпадения, не обратив на него внимания, нельзя. Что мы, собственно, знаем о Кривулиной — Быковой? Факты, которые нам стали известны, почти целиком основаны на документах, составленных самой же Кривулиной. Ясно, что они рисуют ее неплохо, я бы даже сказал — хорошо. Автобиография, анкеты и всякая такая штука написаны ею лично. В них все приглажено, волосок к волоску. А вот скудные сведения, полученные по нашему запросу, вызывают настороженность.

— Неувязка с месяцем и местом рождения, — заметил Кулябко.

— Не только. Давайте рассуждать. В автобиографии говорится, что вместе с другими девушками она была угнана в Германию в феврале сорок второго года. Между тем организованный угон молодежи в Германию начался позже — осенью сорок второго года. Обратите внимание, сколь глухо, неопределенно указаны географические пункты. Ни одного конкретного названия, кроме Минска: уехала в деревню под Минск к дальним родственникам. Деревень под Минском сотни, попробуй проверь, где она была. И фамилия родственников не указана, значит и от этой печки танцевать нельзя. Дальше. «Была заключена в концентрационный лагерь, расположенный на территории Польши». Новая загадка: в Польше был не один лагерь. К счастью, в нашем распоряжении имеются некоторые списки заключенных. В них есть Быкова Зинаида Михеевна, узница лагеря С-113. В списках она числится военнопленной. Но из автобиографии Кривулиной явствует, что в армии она оказалась только в конце войны, то есть когда Польша была уже освобождена от гитлеровцев. Значит, военнопленной она никак не могла быть. И, наконец, как правильно здесь было замечено, несовпадение месяца и места рождения: в автобиографии Кривулина пишет, что родилась в Минске пятого июля тысяча девятьсот восемнадцатого года, а в лагерных документах местом рождения значится Камень-на-Оби и стоит другая дата рождения. Слишком много тумана в биографии убитой. Если она та самая Зинаида Михеевна, о которой пришло в сорок втором году ошибочное извещение, что она пропала без вести, то почему же она, оказавшись на родине в сорок пятом, не только не навестила самых близких ей людей, но даже не сочла нужным послать им трехкопеечную открытку: дескать, жива-здорова, вышла замуж, живу там-то. Нет, для такого поведения должны быть определенные причины…

— Вы не допускаете, что они у нее были, эти причины, что она вполне сознательно стремилась поддерживать у родных уверенность в своей гибели? — спросил Трошин.

— Допускаю, пока что допускаю. И тут нам уже помогают работники КГБ. Но наша задача — не допускать, а знать. А мы знаем сегодня не намного больше, чем три дня назад.

— Вот с этим я не согласен, Василий Андреич, — сказал Кулябко. — Мы усомнились в правдивости Кривулиной, и это потребует от нас дополнительной работы. Я не удивлюсь, если такая работа поможет нам быстрее напасть на след убийцы. А разве звонок так называемого Клофеса не дает нам оснований для некоторых размышлений, если только вы не согласны с предположением, что он обычный хулиган?

— Эту версию отвергаю. Конечно, проще всего решить, что этот телефонный звонок — не более чем хулиганская выходка лоботряса, дурацкий розыгрыш и тому подобное. Но час назад я дважды самым внимательным образом прослушал запись. Тон, которым он говорил, особенно одна фраза, — все это не вяжется с обычным розыгрышем. Давайте рассуждать. Вслушайтесь в его голос. Можно подумать, что со мною говорили два человека. До моей просьбы приехать к нам в управление голос Клофеса был тверд, звучен, ничуть не похож на старческий. Но, как только я предложил ему приехать к нам, голос мгновенно изменился, превратился в какое-то старческое бормотание, и последовало заявление, что ему восемьдесят три года. Произошло мгновенное перевоплощение, причем, как вы можете сами убедиться, достаточно талантливо исполненное. Из практики мы знаем, что все эти любители телефонной трепотни болтают до тех пор, пока ты сам не бросишь трубку, но Клофес оборвал разговор, можно сказать, на полуслове. Вслушайтесь: последние две фразы — прямо-таки скороговорка, он торопился закончить разговор. Почему? Для этого мог быть ряд причин, не будем гадать, но нельзя исключить предположение, что он знал, сколько минут требуется милиции, чтобы не только выяснить, откуда идет разговор, но и успеть застать человека в будке телефонного автомата. Его последние слова: «Все! Я сказал — все!» по своему звучанию не имеют ничего общего со старческим голосом. Очевидно, торопливость помешала ему доиграть до конца роль дряхлого старика. — Дробов обвел взглядом свою группу и продолжал: — Все мы прослушали запись этого краткого разговора. Скажите, вас ничто в нем не удивило?

Поделиться с друзьями: