Мой друг работает в милиции

* * *

Представившись секретарю партийного комитета университета, Дробов положил перед ним узенькую полоску бумаги, на которой была написана всего одна строчка: «К законам я влеченья не имею».

— Мне нужно узнать, откуда, из какого произведения эти слова, кто их автор, — сказал Дробов. — Вы можете мне в этом помочь?

— Почти не сомневаюсь, но при одном условии: если эти слова действительно из литературного произведения и были напечатаны в каком-нибудь солидном издании.

— Я уверен, что слова эти были напечатаны. Они мне знакомы, значит я их где-то читал или слышал.

— Ну что ж, зная эрудицию наших филологов, литературоведов, думаю, что они справятся с этой литературной викториной.

— Но мне надо срочно. Я знаю, ученые люди не любят спешить, и это правильно, но в моем случае — обстоятельства исключительные.

— Оставьте свой телефон. В какое время вам звонить?

— Звоните лучше с утра. Оставляю вам два телефона: служебный и домашний.

— Прекрасно. Позвоню вам завтра-послезавтра.

— Спасибо. Лично я придерживаюсь правила — не откладывать на послезавтра то, что можно сделать завтра.

— Вас понял! Все, что возможно, будет сделано…

Кто из пяти?

— Порядок. Все находятся в пятнадцатой комнате, — доложил Кулябко.

— Как расселись? — спросил Дорофеев.

— Куприянов оказался посредине.

— А сколько их? — поинтересовался Дробов.

— Пятеро.

— Одеты?

— Соответственно.

— Надеюсь, по возрасту все подобраны правильно?

— Иван Сергеевич, это же азбука, — обиделся за своих работников Дробов.

— Не сердись, Дробыч. В нашем деле всяко случается. Вывернуть при обыске карманы болоньи — это же азбука, а вот поди же…

— Век Мохову не прощу! — насупился Дробов.

— Век не век, а пристыдить надо. Но сейчас будем думать о другом. Интересно, что скажут опознаватели?

— Немного терпенья, и все узнаем, — сказал Дробов. — Я больше надеюсь на девчушку. В таком возрасте память острая, восприимчивая.

— Ее зовут Надя?

— Надя.

— Надо сделать так, чтобы мое присутствие ее не смутило.

— Постараемся.

…Когда Надя вошла в пятнадцатую комнату, там уже сидели вдоль стены пять человек. Единственный свободный стул находился у самых дверей, и Надя, боясь взглянуть на этих пятерых, села, стараясь побороть свой страх. Она не сомневалась, что один из пяти — убийца. И вот ей, Наде Кузьминой, надо опознать его. Никогда еще ей не было так страшно. Сидеть в пяти шагах от убийцы! Наде казалось, что эти люди не сводят с нее глаз, что они догадываются, как ей страшно.

Пятеро… Все одинаково одеты. На всех коричневые плащи, темные шляпы и черные перчатки. Один из них — убийца. Который же?.. Кто из них вышел тогда из ложи? Первый слева? Может быть… У него — седые виски… морщины на лбу… Тот, который вышел из ложи, тоже был старый… Но рядом сидит такой же, тоже седые виски… Но тот, из ложи, кажется, был полнее… А этот, который посредине? Нет, определенно не он, такое противное лицо она бы запомнила. Следующий? Он похож на их историка, только тот никогда не носит шляпу, даже зимой ходит в берете. Последний? Как противно у него шевелятся брови, словно раздавленные гусеницы — ползут, а ни с места! Кто же из них?.. Она пристально вглядывалась в лица, страх прошел, должно быть, потому, что никто из пятерых не обращал на нее никакого внимания. Кто же, кто? Все-таки скорее всего тот, что слева, остальные совсем не похожи…

В дверях показался Кулябко.

— Гражданку попрошу следовать за мною, — проговорил он казенным голосом.

Надя поднялась, ее снова охватил страх, но теперь этот страх был вызван совсем другим: вдруг она укажет не на того, и тогда пострадает невинный человек…

Кулябко пропустил Надю вперед и, угадав ее настроение, пошутил:

— Вот алгебра так алгебра! Одно уравнение с пятью неизвестными!

Надя попыталась улыбнуться, улыбка получилась невеселая.

Они вошли в кабинет Дробова, и тот с первого взгляда догадался о состоянии Нади. Он понимал, какую нелегкую задачу взвалил на школьницу, сколько волнений доставила ей такая процедура. Знал он и другое: не так уж часто удается подобный эксперимент. Нелегко запомнить мельком увиденного человека.

— Здравствуйте, Надя, — он протянул ей руку. — Хочу познакомить вас со следователем городской прокуратуры товарищем Дорофеевым. Я уже рассказал Ивану Сергеевичу, как вы нам помогли.

— Рассказал, все рассказал, — подтвердил Дорофеев. — Я теперь все ваши дела знаю, даже о ваших лютых врагах, всех этих синусах-косинусах! Надеюсь, вы справились с ними?

— Контрольную я написала, но результаты неизвестны — тетрадей еще не раздавали.

— Все будет хорошо, ручаюсь.

— Как вы можете это знать?

— Я все знаю. Знаю, например, что вы сейчас волнуетесь. Но это естественно, в такой ситуации все волнуются. Уж очень велика ответственность. Но мы надеемся на вашу хорошую память. Признали вы кого-нибудь из этой пятерки?

— Не знаю… Я уже говорила Василию Андреичу… Я тогда смотрела невнимательно… Точно не могу сказать… По-моему, один похож на того…

— Значит, четверых из пяти вы исключаете?

— Да… — И, вспомнив слова Кулябки, смущенно заметила: — Не так-то просто решить одно уравнение с пятью неизвестными, никто такого уравнения не решит.

— Но раз вы исключили четверых, остается одно уравнение с одним неизвестным — ничего трудного. Кто же этот неизвестный? Где он сидит?

— Он сидит первым слева.

— Первый слева? — переспросил Дорофеев и бросил быстрый взгляд на Дробова. — Вы твердо уверены, что именно этот человек вышел тогда из ложи?

— Я твердо не уверена… Я же говорила… Может быть, тот был только похож на этого: тоже такой старый…

— Милая Надя, разве человек, на которого вы указали, старый? Ему же всего пятьдесят лет.

— А разве это не старый — пятьдесят лет? Вспомните, что говорил в повести Пушкина Дубровский о князе Верейском: «Хилый развратный старик» — вот что он говорил. Старик!

— Но при чем здесь князь Верейский?

— При том, что князю Верейскому было как раз пятьдесят лет!

— Да-а… — протянул Дорофеев. — Все правильно и закономерно. Лилипутам Гулливер казался чудовищным великаном, а жителям царства великанов — букашкой. Да… — И он опять взглянул на Дробова.