Мой друг работает в милиции

— Понятно! Теперь понятно, почему я помнил! — радостно закричал Дробов в телефонную трубку. — Этого «Генриха» я читал двадцать восемь лет назад. В последнем классе! Спасибо вам, дорогой товарищ! Вам и вашим ученым! Большое спасибо!

Шекспир включается в оперативную группу

После звонка из университета фигура Клофеса отнюдь не стала менее загадочной. Но одно было неоспоримо, — так, во всяком случае, думал Дробов: звонок Клофеса — не глупая выходка хулигана, а вполне осмысленный ход. Чей? Для чего? Ответ напрашивался единственный: человек, называющий себя Клофесом, заинтересован в осложнении розыска преступника, хочет запутать следственные органы. Иными словами, он имеет отношение к убийству Кривулиной.

— Но где его искать? — спрашивал нервно Кулябко. — Что мы имеем, кроме записи телефонного разговора? Я знаю, Василий Андреич, сейчас вы скажете свое любимое: «Давайте рассуждать». Боюсь, что рассуждения заменяют нам действия. «Действовать — вот для чего мы в этом мире». Кажется, эти слова принадлежат Людвигу Фейербаху. Я полностью присоединяюсь к этому девизу.

— Надо полагать, — сухо сказал Дробов, — что действовать не рассуждая гораздо опаснее, чем рассуждать не действуя, особенно в нашем деле. Наиболее удачные литературные образы сыщиков, начиная с классического Шерлока Холмса и кончая нашими, так сказать, современниками — инспектором Мегре и детективом Пуаро, — все они немалую часть розыскной работы проводят в своих кабинетах: анализируют ход событий, устанавливают логическую связь между различными явлениями, обобщают свои наблюдения, проверяют выводы. Именно этот стиль работы приносит им успех.

— Литература одно, а жизнь другое, — стоял на своем Кулябко. — Кривулину не ограбили, но ведь кому-то ее смерть была нужна. Это ясно! Кому? Кому было необходимо убить Кривулину — вот основной вопрос, на который мы должны сейчас ответить. А мы по-настоящему не изучили ни ее связей, ни окружения: получается, что у нее нет ни родственников, ни друзей, ни знакомых. Не может этого быть. Надо в конце концов выяснить, кто же такая Кривулина, что правда и что ложь в ее документах. А вы все больше беспокойтесь о Клофесе, которого можно искать сто лет, да так и не найти!

— Но почему вы решили, что Клофес не имеет отношения к ее окружению? Почему вы исключаете его из числа людей, связанных с Кривулиной? Так вот. У нас есть утвержденный план розыска, будем работать по плану, и при этом я не теряю надежды разыскать так называемого Клофеса.

— По записи голоса на магнитофоне? — съязвил Кулябко.

— В том числе. Кроме голоса на магнитофоне у меня, дорогой Максим Трофимыч, есть еще строчка из Шекспира, всего одна строчка, но она дает мне основания для некоторых размышлений и выводов. С вашего разрешения я включу в нашу оперативную группу… товарища Шекспира…

В Управлении по делам культуры Дробова встретила миловидная, элегантная женщина. На его вопросы она отвечала быстро, обстоятельно, точно, и вместе с тем в ее манере держаться ощущалось неуловимое кокетство женщины, привыкшей нравиться мужчинам.

— Скажите, Августа Ивановна, — начал Дробов, — в репертуаре каких ленинградских театров имеются пьесы Шекспира?

— Сейчас только в одном: в Большом драматическом имени Горького. Отлично поставили «Генриха».

«Генриха»! Сдерживая волнение, Дробов заставил себя продолжить разговор в непринужденном тоне:

— Признаюсь, Августа Ивановна, «Генриха Шестого» я никогда не видел на сцене. Читать читал, но давно. С удовольствием схожу на этот спектакль. Вы не помните, кто у них играет графа Сеффолка?

В темных глазах Августы Ивановны мелькнула едва заметная усмешка.

— Должна вас огорчить, товарищ Дробов. В Большом драматическом поставлен не «Генрих Шестой», а «Генрих Четвертый». Шекспир в своих драматических «Хрониках» — «Генрих Четвертый», «Генрих Пятый», «Генрих Шестой», «Генрих Восьмой» — можно сказать, обессмертил чуть ли не всех английских Генрихов!

Чуть закинув голову, — привычка маленьких женщин — она с любопытством ждала новых вопросов: хотела понять, почему старшего инспектора уголовного розыска интересуют шекспировские постановки. Дробов же, подобно рыболову, у которого сорвалась с крючка вожделенная рыбина, старался подавить злую досаду. Из всех этих «Генрихов» ему нужен был только один — «Генрих Шестой»! Пытаясь улыбнуться, Дробов сказал, что «Генриха Четвертого» он посмотрит с еще большим удовольствием — эту пьесу он даже не читал.

— Но может быть, Шекспир есть в репертуаре гастролирующих театров? — спросил он.

— В этом сезоне у нас гастролирует только периферия. Она редко отваживается на шекспировские постановки, уж очень велика ответственность.

— А самодеятельность? Говорят, ленинградские коллективы самодеятельности славятся на весь Союз.

— Что вы?! Самодеятельности осуществить постановку Шекспира можно где угодно, но только не в Ленинграде и не в Москве!

— Не совсем понимаю…

— В Ленинграде, где Шекспира ставят лучшие академические театры с первоклассными исполнителями, посредственное, дилетантское исполнение шекспировских пьес обречено на провал. Ну а на периферии, особенно там, где нет профессиональных театров, бывает всякое. Недавно мы как раз столкнулись с таким явлением. Во Дворце культуры имени Кирова проходил смотр самодеятельности трех районов Ленинградской области, между прочим, в смотре участвовал драмкружок из Владигорска…

— Из Владигорска? Если не ошибаюсь, это небольшой город вблизи Эстонии?

— Совершенно верно, небольшой промышленный городок вблизи Эстонии. Представьте себе, этот коллектив дерзнул поставить две сцены из «Гамлета». Мы их посмотрели и дружески посоветовали не показывать в Ленинграде, тем более что другие их спектакли были, что называется, на уровне.

— Какие у них еще были спектакли?

— Вот, пожалуйста. — Августа Ивановна вынула из папки сложенную афишку. — Здесь указаны и репертуар, и исполнители, и фамилия руководителя самодеятельности…

— Спасибо. Когда они уехали из Ленинграда?

— Смотр кончился шестого сентября. Думаю, что они уехали седьмого.

— Я вам очень признателен. — Дробов встал. — Всего вам доброго.

— А я вам желаю удачи в вашей работе.

Августа Ивановна так и не поняла, зачем к ней приходил этот инспектор уголовного розыска. С ее точки зрения, весь разговор носил какой-то сумбурный характер.

* * *

Прокурорская санкция на арест Куприянова была получена. В тот же вечер Дорофеев приступил к допросу. На вопрос, признает ли себя Куприянов виновным в убийстве Кривулиной, Куприянов, бледный, испуганный, затряс головой:

— Что вы, гражданин следователь?! И в мыслях такого не было! Зачем мне ее убивать?!

— Именно этот вопрос следствию необходимо выяснить. Поэтому я спрашиваю вас: почему вы убили Кривулину? От кого вы получили яд?

Задавая эти вопросы, Дорофеев уже знал из следственных материалов, что к убийству Кривулиной Куприянов не имеет отношения, но выработанный им предварительно план допроса предусматривал именно такое начало.

— Не убивал я, никого я не убивал!

— Не убивали? И не собирались убить?