Мой генерал

— Не надо ползти! Мы просто пройдем несколько раз мимо, как будто мы прогуливаемся.

По этой аллее никто не прогуливался — слишком сумеречно в ней было, темно, даже в разгар дня. Зато иголки так густо устилали старый асфальт, что шагов совсем не было слышно.

— Сначала просто пройдем мимо, — на ухо Марине просвистела Юля, — потом повернем и еще раз пройдем.

— А если он нас заметит?

На это Юля ничего не ответила.

«Вряд ли он немедленно убьет нас обеих, — решила Марина. — Все-таки день, и пристань не так далеко, а там всегда народ. Кроме того, нас двое. Юля быстро бегает. Она быстро побежит и позовет на помощь Федора Тучкова».

Нет, Федора не позовет, потому что Марина исключила его из своей жизни. Мама права. Такие, как Федор Тучков, вращаются по какой-то другой орбите, лежащей в какой-то другой плоскости, и пересечение их орбит не сулит ничего хорошего и вообще возможно только в случае мировой катастрофы.

Хоть бы один раз с Мариной произошло что-нибудь, отдаленно напоминающее мировую катастрофу!

В беседке разговаривали. Пока слышен был только один голос — мужской, — и то непонятно чей. Юля взяла Марину под локоть сильными, какими-то острыми пальцами и заставила замедлить шаг. Иголки еле слышно поскрипывали под ногами и чуть-чуть скользили.

Марина оглянулась. В аллее они оказались совсем одни. Елочные своды смыкались над головой так плотно, что не было видно неба. Дорожка, с которой они свернули, чтобы «подкрасться» к беседке, казалась очень далекой и очень светлой.

Марине очень захотелось вернуться. Она вернулась бы, если бы не Юля, которая твердо держала ее под локоть. Не Юля и не любопытство, и неизвестно еще, что было сильнее!

Голос звучал все отчетливее, но слов по-прежнему не разобрать. Казалось, что Павлик говорит один, произносит какую-то длинную речь. Лекцию, что ли, читает?!

Со стороны аллеи, по которой под ручку шли заговорщицы, беседку закрывала хилая, но раскидистая елка, и разглядеть, что происходит за тонкими ветками и трухлявой белой решеткой, было невозможно.

— Ну что? — одними губами спросила Марина.

— Дойдем до конца и пройдем еще раз, — беззвучно ответила Юля.

— Ничего не видно!

— Если не увидим, попробуем с другой стороны!

Марина посмотрела в «другую сторону». Со всех «других» сторон беседка оказалась окружена плотными зарослями папоротника и крапивы. Крапива была сочная и самодовольная, как будто приготовившаяся жалить. Темно-зеленые скрюченные макушки доставали примерно до пояса.

Марина ни за что не полезла бы в нее, но любопытство, любопытство!

В беседке все смолкло, и они приостановились, вцепившись друг в друга и стараясь не дышать. От того, что старались, сопение выходило особенно громким, даже каким-то смачным. Юля пнула Марину в бок локтем. Марина вдохнула и больше не выдыхала.

В беседке опять забубнили, и они пошли. Марина тихонько выдохнула. Теперь невыносимо хотелось курить — наверное, от напряжения.

— Давай свернем.

— Куда?

— Туда. — Юля подбородком показала в крапиву. — С дорожки мы ничего не увидим.

Глаза у нее горели сыщицким азартом. Марина жалела, что ввязалась в эту авантюру.

Ее мама и бабушка были твердо убеждены, что Марине не должно и не может быть никакого дела до окружающих. Интересоваться чужими проблемами — недостойно и обременительно. Занимайся лучше своими.

Марина, не глядя на Юлю, решительно полезла в крапиву, которая не менее решительно ужалила Маринин голый локоть. Потом бок. Потом шею. Потом подмышку. Потом щеку. Щека немедленно и ужасно зачесалась. Марина почесала ее, потом подмышку, потом шею, потом бок.

Юля сзади тихонько ахнула, и Марина злорадно подумала, что и ей не сладко.

Верхушки крапивы качались из стороны в сторону, как пальмы в фильме Стивена Спилберга, когда через них ломился тираннозавр.

— Тихо! — Ветхая решетка была уже совсем близко. Юля сзади замерла, кажется, не успев опустить на землю ногу.

В беседке наступила тишина, а потом Павлик снова забубнил.

Марине показалось, что она слышит слова «убью» и «сука».

Господи боже мой, лучше бы «мышьяк» — хорошее, глубоко преступное слово!

Они добрались до серых досок, уложенных «елочкой». Все тело чесалось и невыносимо горело, как будто Марина долго сидела на муравьиной куче. Доски кое-где покрыты скрученными чешуйками старой белой краски.

В беседке молчали.

Юля дернула Марину за руку, и та оглянулась.

Юля показала вверх. Очевидно, это означало, что Марина должна взобраться на деревянную реечку, которая опоясывала беседку, и заглянуть внутрь. Реечка была прибита довольно высоко и казалась не слишком надежной. Чтобы стать на нее, придется ухватиться за ветхий подоконник, навалиться на него животом. Интересно, обломится рейка или нет? Если обломится, Павлик выскочит, и тогда им несдобровать. Вся затея пойдет насмарку. Он поймет, что они за ним следили, станет осторожным и ничем себя не выдаст. В том, что преступник именно он — вместе с его мамочкой! — Марина уже не сомневалась.

Пожалуй, она точно знала и кто жертва.

Марина наугад сунула Юле рюкзак, ухватилась за шершавые доски и нашарила сандалией реечку. Вроде бы держится. По крайней мере сразу не отвалилась.

Осторожно, по сантиметру, Марина стала поднимать себя над стенкой беседки. Под носом у нее сильно пахло пылью от старых досок.

Ветер нагнал облаков, солнце нырнуло в них, и стало совсем темно, как будто наступило затмение.

Она осторожно выдвинулась из-за стенки, и прямо перед ее глазами за трухлявым переплетом оказался Павлик — светлые шорты и черная бандитская майка. Сосна лезла в ухо, кололась. Марина оттолкнула ее рукой.

Павлик молчал, и его неведомый собеседник тоже молчал, невозможно было разглядеть, кто это, — человек стоял в самом темном и дальнем углу, просто тень.

Юля сзади потянула ее за штаны, и Марина отмахнулась. Кажется, она попала сообщнице по носу, потому что послышался короткий сдавленный хрюк, и все смолкло.

— Завтра же, — проговорил Павлик, и его голос громом грянул в странной предгрозовой тишине. — Завтра же, я сказал.

Тень в углу завозилась, завздыхала и промолчала.

— Больше я не жду, хватит с меня. Ну хватит уже!

Марина подтянулась повыше, навалилась животом, чтобы рассмотреть того, неведомого, и, конечно, проклятая рейка у нее под ногой с предательским и очень громким треском подломилась, как будто выстрелил пистолет.

Павлик стремительно обернулся, и Марина увидела, что в руке у него на самом деле пистолет.

— А-а-а!!!

Спиной она повалилась в заросли крапивы, разодрала бок о какой-то сук — от боли свело затылок.

— Твою мать!!