Мой летний эротический роман

Я приподнимаюсь на цыпочках к его уху.

— Да, Мэтт, старайся лучше. Приз почти у меня в кармане.

Я направляюсь к фартуку, на ходу расстегивая пуговицу рубашки, и легко скидываю ее с плеч. Возле плиты я стою уже обнаженная. Надеваю фартук.

— Итак, Мэтт, что же мне делать?..

Смотрю на него, с трудом сохраняя серьезное выражение лица. Он весь как сжатая пружина. Еще мгновение — и рванет ко мне.

— Пойти в спальню, — приглушенным голосом говорит Мэтт, — встать на кровать на колени и покорно ждать, пока я…

— А насчет паэльи будут пожелания? — обычным тоном интересуюсь я, а сама едва сдерживаю смех.

— Ах да, паэлья… Я сам справлюсь. А ты включи музыку в гостиной, для атмосферы. И не переодевайся. Мне нравится этот твой костюм для ролевых игр.

Он отворачивается, и я хмурюсь. Победа почти была моей!

Включаю в гостиной торшер — так романтичнее. В комнате мягкие оранжевые сумерки рифмуются с затухающими отблесками заката в окнах. Нахожу в гостиной музыкальный проигрыватель и целую стопку дисков! Обожаю! Опускаюсь на колени, перебираю их. Джаз, рок, блюз… Сколько тут всего! Включаю «Portishead».

Мэтт подходит ко мне с бокалами для шампанского в одной руке и бутылкой розового игристого вина «Cava» — в другой.

— Хороший выбор! — Это он о музыке. — Буду добавлять это вино в паэлью. Попробуем?

Я поднимаюсь с колен и беру оба бокала. Мэтт наполнят их вином.

— Зачем так много? Почти до краев…

— Сейчас узнаешь. — И так же, едва ли не с горочкой, наполняет второй бокал, терпеливо выжидая, пока опустится пена.

Вопросительно смотрю на него.

— Попалась! — ласково говорит Мэтт и касается кончика моего носа непонятно откуда взявшимся перышком.

Я не сразу понимаю, что он имеет в виду. А когда понимаю…

— О, ты догадалась, вижу по твоему взгляду, — плотоядно произносит Мэтт.

Я стою на пушистом, жутко дорогом ковре посередине огромного пространства и держу в руках наполненные до краев бокалы… Да я с места не могу сдвинуться!

— Попалась, крошка… — повторяет Мэтт, обходя меня со спины.

Все, чем я его соблазняла — открытая шея, обнаженное тело, — стало его преимуществом в этой игре. Теперь это одна эрогенная зона, чувствительная даже ко взгляду Мэтта, что уж говорить о перышке, которое совершает путешествие по ложбинке шеи…

Я пытаюсь сделать шаг к столу, чтобы поставить на него бокалы, но Мэтт тотчас же оказывается передо мной.

— Не получится, крошка.

Поставить бокалы на ковер не могу — опрокинутся, все выльется на это пушистое золото. Но я могу выпить! Делаю глоток побольше — пузырьки с фруктовым ароматом ударяют в нос и сразу в голову. Быстро не получится…

— Умница, девочка, ты все сильнее запутываешься в моей паутине… — зловещим шепотом говорит мне на ухо Мэтт и с хитрой улыбкой отпивает из второго бокала.

— Когда ты все это придумал?!

— Пока ты пряталась от меня в ванной.

— А перышко откуда?

— Из декоративной подушки. Продолжим?

Он развязывает тесемки фартука и медленно тянет его вверх, будто бы помогает снять. Но не тут-то было. Фартук скользит по моему телу вверх-вниз. Грубый прохладный лен — по чувствительной коже, по нежным соскам. Они тотчас же затвердевают, и от этого ощущения только усиливаются.

Какая сладкая пытка!..

— Все, Мэтт, все… — сквозь стоны произношу я, уже не понимая, что имею в виду.

— Нет, моя девочка… Все будет, когда ты захочешь меня поцеловать, когда сама остановишь эту игру. — И он снимает с меня фартук.

Мэтт водит перышком по моему телу, то касается живота и груди, то скользит выше, ласкает скулы, губы, мочку уха. Я невольно тянусь за перышком, за этой невесомой лаской. Но прикосновение обрывается…

Мэтт опускается на одно колено. Я знаю, что он задумал, и мой стон звучит еще до того, как перышко касается ложбинки между ног под завитками волос. Слышу в ответ сдавленный стон Мэтта.

Перышко танцует, гладит, щекочет, вызывая теплые волны в животе, с каждым разом все сильнее. Наигравшись вдоволь, Мэтт ведет перышком по бедру, оставляя на коже влажный след. Боже… невероятно… мучительно все это чувствовать.

— Мэтт… — то ли вслух, то ли про себя произношу я.

Он поднимается с колена. Смачивает в бокале кончик перышка и проводит по моим губам.

— Ну что, поцелуешь меня?..

Я уже сдалась, просто «да» выдохнуть тяжело.

— …Или мне снова опуститься на колено?

Я тянусь к губам Мэтта, и в тот же миг Мэтт тоже тянется ко мне. Наши стоны во время поцелуя звучат в унисон.

Мэтт обхватывает мою голову руками, углубляет поцелуй. Это чувственно так, что бокалы выскальзывают из рук. Подмечаю это краешком мысли и тотчас же забываю.

Мэтт подхватывает меня под бедра — я обвиваю его ногами — и несет в спальню. Опускает на кровать.

Подушечками пальцев рисует по коже узоры, ловит губами дорожки мурашек, которые разбегаются от его прикосновений.

Ощущения затапливают, скручивают во мне спирали удовольствия настолько сильные, что забываю дышать, и тогда Мэтт целует меня в губы, долгими, чувственными поцелуями — будто передышка перед новой волной острого, взрывающегося мозг удовольствия.

— Я больше не могу… — сквозь стон произношу я.

— Все ты можешь, — улыбается Мэтт, не прекращая эту сладкую пытку.

Он пристраивается между моих бедер и входит в меня сильно, резко, аж перехватывает дыхание. Не успеваю прийти в себя, как он продолжает двигаться, увеличивая и темп, и напор. Еще… еще… и я взрываюсь от наслаждения, кричу, выгибаюсь дугой, в глазах слезы. Мэтт собирает их губами.

— А вот это оргазм, моя девочка, — ласково говорит он и — о боже! — продолжает двигаться во мне.

Я больше не смогу, я просто умру от этого удовольствия… Но Мэтт вскоре сам со стоном замирает.

Я крепко его обнимаю. Кажется, мы сплавляемся воедино.

Лежу с закрытыми глазами, вслушиваюсь в сбитое дыхание Мэтта. Комната чуть покачивается. Как же хорошо… Может, люди и приходят на этот свет — чтобы испытать такое…

— Ты коснулся меня на долю секунды раньше, — нежно шепчу я.