Мой маленький монстр

– Па, это такая шутка, – пячусь я вдоль стены. Его взгляд мне ой, как не нравится.

– Это ещё что за безобразие?! – отметает мои оправдания отец. Особо не церемонясь, он хватает меня за волосы и чуть ли не волоком тащит в ванную.

– Чмо! Чмо! – победоносно скрипит нам вслед мерзкий Гера.

"Ненавижу", мысленно повторяю, пока отец яростно вспенивает мою склонённую над раковиной голову. Ядовито-синие струи воды стекают, смывая слёзы, но не мой позор. За 14 лет папа ни разу не повысил на меня голос, чего уж говорить о подобном, да ещё и прилюдном, унижении.

– Разве так я тебя воспитывал? – зло рычит он, швыряя мне полотенце. – Такая же эгоистка, как и твоя мать. Чтоб через 10 минут, была за столом!

Обида ядовитой горечью расползается на моём языке, разъедая уместные сейчас извинения. Я, молча, выскакиваю из ванной и, поравнявшись с растерянно мнущейся в прихожей парочкой, вызывающе фыркаю.

"Вы у меня ещё попляшете".

– Время пошло! – грозно прикрикивает некстати всё подметивший отец. – И чтоб я больше не видел на тебе этого бесстыдства. Здесь тебе не панель!

Ого, разорался то как. Трошины у нас всего 10 минут, а мне их стараниями влетело больше чем за всю жизнь. Следом проскакивает безумная мысль, что виной моим несчастьям отнюдь не они, но я её негодующе прогоняю. Раз есть проблема, значит, кто-то её создал, и в данном случае за этим "кто-то" стоят расчётливые оккупанты. И самое обидное в сложившейся ситуации, что мой наивный папочка ведётся на их уловки как дитя. А как же я?! Неужели ему плевать на мои чувства?

Едва уложившись в отведённые мне 10 минут, я спешу предстать перед отцом. От необходимости плясать под его дудку, как какой-то пудель в цирке, да ещё перед такой сомнительной публикой, сводит зубы: "Ну, ничего, голубчики, справедливость восторжествует, уж я об этом позабочусь".

Переодетая в скромное платье, я смиренно прохожу к своему месту за столом. В ранее оживлённой беседе мигом появляется некоторое напряжение. Едва сдерживая довольную улыбку, я склоняю голову, чтоб спрятать её за тёмной завесой мокрых, вьющихся волос. "Приятного аппетита, Кариночка", елейным голосом желает Илона. Выдавив из себя слова благодарности, я со спокойной совестью погружаюсь в думы. Мне безразлично, о чём идёт речь за столом. Всё то время, что я лениво гоняю по тарелке кусочки какого-то салата, я продумываю план мести и наблюдаю за присутствующими.

Илона, смущаясь, отводит от меня глаза, делая вид, что ничего такого не произошло. Лицемерка.

Ринат напротив, только и делает, что буравит меня непонятным взглядом, не забывая активно шутить и улыбаться моему отцу. Подхалим.

А папа, наконец, уверовав в моё раскаянье, окончательно расслабляется и погружается в обсуждение планов на выходные. Удручённая перспективой совместного досуга, я лишь утверждаюсь в своём решении незамедлительно начать выкуривать Трошиных из нашей с отцом жизни.

Придав лицу несчастное выражение, я ссылаюсь на головную боль и, извинившись, удаляюсь к себе. Затем, выждав за дверью пару минут, пробираюсь в отведённую Ринату комнату. Сердце противно ноет от ревности. Да уж, папа для своего пасынка расстарался на славу. Противоположная от двери стена полностью зеркальная, а боковую украшают фотообои с изображением ночного города. Строгая, тёмная мебель гармонирует с белыми стенами и нереально пушистым ковром. Мысль, что всё это великолепие предназначено Ринату, вызывает во мне зубной скрежет.

"Проклятый Тролль! Послал же тебя чёрт на мою голову".

"Чмо пришло!" – гнусаво звучит сбоку. Вот в этот момент, подстёгнутая издёвкой, моя решительность крепнет окончательно. Я хищно улыбаюсь неказистому Гере и распахиваю окно, впуская внутрь зимнюю стужу и метель.

–Ну, что, умник, готов полетать? – весело напеваю я, открывая стоящую на тумбочке клетку. – Дорогу на родную помойку сам найдёшь!

Гера либо слишком умный, либо откровенно тупой, потому как покидать родные стены отказывается наотрез.

–Кыш! Кыш, ядрёна вошь! – голосит Гера, прижимаясь к стальным прутьям. – Чмо!

Его наглость отражается во мне ослепляющей злобой.

–Всё равно будет по-моему! – шиплю я, просовывая руку в клетку, – Всё будет только так, как я захочу. А я хочу, чтоб вы все свалили из моей жизни!

Гера перебирает короткими лапками, цепляясь ими за решётку, в тщетной попытке избежать моих рук. Напрасно, настойчивости мне не занимать.

–Не уйдёшь! – ликую я, когда мне удаётся ухватиться за короткий, бурый хвост. Миг и мощный клюв до самой кости прокусывает основание моего мизинца. Злость, какой я ещё не испытывала, мутной пеленой застилает глаза. Боль отходит на второй план, остаётся только дикое желание добиться своей цели. Гера хрипло матерится и кусается, но мне уже безразлично. Его барахтающаяся тушка, в конце концов, оказывается в моих руках, вот, что действительно имеет значение.

– Карина, что ты делаешь?

Вопрос звучит недоверчиво и как-то зловеще. Я вздрагиваю и Гера, пользуясь случаем, вылетает из моих рук. В полнейшем ступоре я смотрю, как он грузно пикирует на плечо ненавистного Рината.

– За что ты так с нами? – с обидой спрашивает парень, закрывая окно.

– Не понимаешь? – мой голос звенит от возмущения.

– Нет.

– Придуриваешься? – уточняю я, медленно приближаясь к нему. Меня забавляет застывшее в его разноцветных глазах замешательство. – Вы запудрили голову моему отцу, но это ещё не значит, что я буду с этим мириться. Папа – только мой! Убирайтесь, или я превращу вашу здесь жизнь в ад.

– Хватит, – на скулах Рината проступают красные пятна.

– Плакать, что ли собрался, рохля? Или боишься, что…

Мою насмешливую речь прерывает звонкая затрещина.

– Немедленно извинись, – угрожающе требует отец, потирая руку, которой меня ударил.

– Не буду! – Его поступок отзывается во мне непониманием и глухой обидой. Щёку покалывает и жар, разливающийся от неё, только подпитывает моё негодование.

– Извинись, или, видит Бог, я возьмусь за твоё воспитание!

– Раньше надо было, – дерзко вскидываю я голову. Он столбенеет, я же презрительно кошусь на Рината. Пусть знает, с кем имеет дело, тюфяк бесхребетный.

– Вон отсюда! – командует отец, указывая пальцем на дверь.

Несмотря на клокочущую во мне ярость, мне удаётся сохранить независимый вид, когда я гордо прохожу мимо взволнованной Илоны. Сейчас я кажусь себе жутко взрослой и непобедимой.

Эту битву я проиграла, но не войну.

***

Я сижу на подоконнике, обняв руками колени. За окном мерцают и перемигиваются огни ночного города. Мне, наверное, никогда ими не налюбоваться. А сейчас они манят ещё сильнее, как-никак я уже вторую неделю сижу под домашним арестом, подумать только! Без прогулок, общения и интернета. А всё из-за своих "обожаемых" родственничков. Пока я тут страдаю, они, как ни в чём не бывало, ходят развлекаться. Сегодня, например, отправились в кино, на премьеру фильма ужасов, о которой я грезила месяца три точно. Этому предшествовала самая тоскливая в моей жизни новогодняя ночь, ибо я была вынуждена, стиснув зубы, наблюдать ужимки Илоны и Рината.