Мой муж - предатель
Шрифт:
— А ты знаешь Игоря? — спрашивает она.
— Конечно. Я уже давно с Марком, а они близко общаются.
— Ну, я тоже с адвокатом не первый день.
— Значит слышала, что случилось с Игорем?
— Да, девочки рассказывали. Жесть, конечно… Вот так на пустом месте и чуть не умер. А я, дура, летать боюсь! На дорогах, вот где страшно!
— Ему повезло, что живой остался.
— Твоему Марку повезло, на нем вообще как будто ни царапины.
Поразительная осведомленность. Она даже в курсе, что Марк был в машине с Игорем.
Нам приносят алкоголь. Я дожидаюсь, когда его разольют по
— Вообще его не нужно жалеть. Кирсанов больной ублюдок. Сексоголик, — она хитро улыбается, словно припоминает что-то из личного опыта. — Он же еще женат. И, как я поняла, любит свою жену.
Я пожимаю плечами. Мол, мне откуда знать.
— Извращенно, но любит. Я как-то отдыхала в его компании, он перебрал и всякое говорил о ней. Знаешь, весь этот бред, когда неважно что несет, но по голосу слышно, что она ему прямо в душу залезла. У мужиков это всегда слышно.
Меня спасает полумрак. Я не знаю, как реагировать, и не могу сохранить невозмутимость. Воздух вокруг становится ледяным, но превращается в пламя, стоит сделать хоть глоток.
— Я даже позавидовала немного. Вот бы по мне так мужик убивался. Тем более богатый, я бы из него все соки выжала.
— А он щедрый? — я с трудом выдавливаю из себя вопрос, чтобы выбраться из-под нахлынувших эмоций. — Много платит?
— А что, нужен новый клиент? — она смеется. — Кирсанов сюда с Владой таскается. Вот когда ругается с ней, других трахает.
Вдох.
Выдох.
— И с тобой было?
— Один раз, — девушка веселится и прикладывает палец к губам, стреляя глазами в сторону своего спутника. — Кирсанов, конечно, машина. Я завелась не на шутку и мне было так классно с ним, но потом я всё прокляла. На следующий день всё тело болело…
Она осекается, потому что к столику подходят мужчины. Я же никак не реагирую. Не могу вынырнуть наружу. Все произнесенные слова прибивают ко дну, и я оказываюсь в силах лишь повернуть голову к Марку. Он как раз садится рядом и заглядывает мне в глаза. А меня тошнит и разрывает на части, и эта удушающая волна становится только выше и выше…
До предела…
Марк ловит мою истерику.
Он вдруг надвигается и впивается в мои губы. Жадно, остро, без капли сомнения и нежности. Он давит на меня с такой силой, что я утопаю в мягких подушках и ощущаю, как его крепкое сильное тело накрывает мое. Марк раздвигает языком мои губы и заполняет без остатка. Ласкает, пьет, таранит. Его близость бьет животными толчками, и я проваливаюсь в нее с головой. Теряюсь в его лихорадочном желании, чувствуя, как его широкие ладони жарко сжимают мою талию.
Истерика отступает, и, может быть, я не выбираюсь на сушу, но больше не чувствую под ногами жуткую черную бездну.
Марк перехватывает мою ладонь. Я успеваю понять только это, когда оказываюсь в вертикальном положении. Он что-то бросает вполголоса адвокату и утягивает меня прочь. Наверняка, со стороны мы выглядим, как сумасшедшая парочка, на которую вдруг накатила страсть и которая спешит уединиться. Я прячу лицо в поло Марка и на автомате делаю шаги. Хотя он почти несет меня, мои шпильки
то и дело проскальзывают по полу.— Ничего не надо, — строго сообщает кому-то Марк.
Следом щелкает ручка и закрывается дверь. Я немного отклоняю корпус и понимаю, что мы пришли в небольшую комнату для личных встреч. Или как это называется? Кабинка? Номер? В глаза бросается угловой диван и странный торшер, который напоминает удочку, но рассмотреть хоть что-то детально сложно из-за темноты.
— Пришла в себя? — спрашивает Марк, опуская меня на пуф.
— Немного, — я киваю и пытаюсь сфокусировать взгляд на его лице. — Это оказалось сложнее, чем я думала.
— Попей воды.
Он срывает со столика стеклянную бутылку с дорогой водой и протягивает мне.
— Второй раз за день.
— Ты о чем? — Марк хмурится.
— Ты отпаиваешь меня водой второй раз за день. Кажется, я слишком впечатлительная.
— День просто дерьмовый.
Я пью воду и едва не роняю бутылку. Лучше бы был дешевый пластик, его легче удержать в дрожащих пальцах. Марк забирает бутылку и садится на столик напротив меня. Так наши лица остаются на одном уровне, и он по-прежнему очень близко. Он точно успеет поймать меня, если я покачнусь на пуфе.
— Ты поцеловал меня.
— Ты сама сказала, что я умею успокаивать женщин только одним способом.
— Я сказала утешать, а не успокаивать.
— Смысл один, — заключает он.
Я прикрываю глаза. Его способ сработал, вот с чем точно не поспоришь.
— Эльман сказал тебе что-нибудь важное?
— Нет, он не болтает лишнего. Он больше меня расспрашивал насчет аварии. Что там и как произошло.
— А вот его спутница болтлива.
Я тру переносицу и вскоре чувствую, как Марк перехватывает мою ладонь, останавливая. Приходится открыть глаза. Марк не отпускает мои пальцы, и в другой ситуации это показалось бы странным, но сейчас я как будто не против. Его прикосновение ощущается, как что-то правильное. Я даже невольно сжимаю его руку и этого импульса оказывается достаточно. Марк затаскивает меня к себе на бедра и прижимает к своему телу, касаясь крепкими пальцами чувствительного места — он подныривает под парик и прихватывает мою шею сзади.
Я выдыхаю ему прямо в лицо. В голову ударяет шальная мысль-сожаление. Стоило выпить лишнего за столиком, пока был шанс, сейчас бы потянулась к его красивым губам и будь что будет. Все равно брака у меня больше нет, а вот жажда мести скребется. Хочется что-нибудь разбить на мелкие кусочки, перевернуть всё в душе, чтобы не было так больно, сотворить отчаянную но банальную глупость или поехать в больницу прямо сейчас и придушить Кирсанова собственными руками.
— Уверена, ты легко клеишь девушек в барах, — произношу на выдохе.
Я пытаюсь отвлечься от своего сожаления, но мне не хочется рушить момент. Я не произнесу это вслух, но мне хорошо в руках Марка. Хотя на мне слишком мало одежды. Он едва нашел место для своей второй ладони, чтобы не трогать мои оголенные бедра.
— Подходящая внешка? — Марк усмехается с легкой издевкой.
— Ты чертовски хорош собой, — я киваю и даже позволяю себе скользнуть взглядом по чертам его лица. — Ты и сам знаешь.
— Да, клеить в барах легко, — он все-таки соглашается.